Распутин-1917 - Сергей Александрович Васильев Страница 100

То есть считать Николая II «святым» Русская Православная церковь в 1917 г. категорически отказывалась.

Глава 40. Последние слова.

Последние слова царя потонули в радостном гудеже и яростном пыхтении. Видавший виды коломенский паровозик-четырёхпарка втаскивал на соседний путь коротенький состав в три вагона. Быстро проскользнувшие окна первого класса не позволили рассмотреть лица пассажиров, внимательно разглядывающих поезд Российской империи № 1. Лязгнув сцепками и натужно пропищав тормозами, состав застыл в полусотне шагов от царского вагона. Появившийся на подножке плотный мужчина с короткой аккуратной бородой и зачёсанными назад жёсткими седыми волосами жадно вдохнул мартовский воздух, небрежно нахлобучил каракулевую шапку и бросил властным голосом через плечо кому-то, скрытому в глубине тамбура: “Сидеть тихо, не высовываться! Ждать!” Он медленно спустился на перрон и, прихрамывая, направился к ожидавшему его офицеру.

Следом за первым пассажиром в дверном проёме появился ещё один персонаж, карикатурно напоминавший первого — сухощавый, лопоухий, с глазами навыкате и нелепыми топорщащимися усами, будто сделанными из пакли и торопливо приклеенными к лицу. Он бодро спрыгнул на перрон, поскользнулся, схватился за поручни, засучил ногами по снегу, через несколько секунд борьбы с земным притяжением восстановил равновесие и

вприпрыжку пустился вслед за своим попутчиком.

— Господин Гучков? Господин Шульгин? — вежливо осведомился флигель-адъютант, — следуйте за мной, государь примет вас немедленно.

Переглянувшись, думские активисты послушно потопали вслед за величаво плывущим офицером, поражаясь отсутствию на перроне привычной в таких случаях суеты. Одинокие часовые у вагонов, пара фигур в голове состава, и всё.

— Запустение и тлен, — пробормотал Гучков, оглядывая тёмные, безжизненные окна царского поезда. Ему, личному врагу императора и императрицы, принадлежала инициатива этой неожиданной поездки. Ненавистник всех Романовых, Александр Иванович точно так же не любил массовые сборища и народные волнения. Его богатый опыт участия в политике, берущий начало с англо-бурской войны, настаивал на интригах и комбинациях в тиши кабинетов, а не на площадях. Увиденное на улицах Петрограда и в залах Таврического дворца наполнило Гучкова мрачными предчувствиями. Придя на совещание Временного Комитета Думы, он застал растерянную толпу депутатов, таких смелых на трибуне, любящих порассуждать о чаяниях простого народа и похвалиться близостью к нему. После встречи и общения с реальными рабочими и солдатами все эти высоколобые умники превратились в скопище мышей, ищущих, под каким бы веником затихариться. Александр Иванович народа не боялся. Ночью, пока Родзянко коротал время в подвале среди старой мебели, Гучков вёл переговоры между думским и Исполнительным Комитетом Петроградского Совета относительно формирования правительства и опубликования совместного призыва к «революционным массам». Детально разглядел кукиш, продемонстрированный грубияном Сталиным в ответ на все предложения о сотрудничестве, твердо решил ехать в Псков — вынудить царя передать власть его партии и решить вопрос с командующим Северным фронтом о формировании правительства. Полдня заняли консультации с британцами. В 1900 году, воюя за буров, Гучков был ранен и загремел в плен, попав в объятия высокопрофессиональной английской разведки Альфреда Милнера. С тех пор он настойчиво продвигал интересы Туманного Альбиона в стенах Государственной Думы и в околополитических столичных салонах.

Британцы предложение Гучкова приняли, но только в общих чертах. Неожиданно настояли на назначении премьер-министром князя Львова — лидера конкурирующего земгора. Вручили проект манифеста об отречении и второй экземпляр с готовой, поддельной, но качественно выполненной царской подписью. Придали два десятка хмурых, по-волчьи глядящих прибалтов, из которых по-русски говорили только командир и его ординарец. Предложили с самодержцем не церемониться, вплоть до ликвидации на месте. Время начало обратный отсчёт, действовать приходилось быстро и жёстко. Из множества нестандартных оставили два варианта действий. В случае согласия императора на отречение от престола, он после подписания манифеста должен быть доставлен в Царское Село и там официально подтвердить своё решение. Если же император отказывается, то отречение должно всё равно состояться путём объявления заранее подготовленного фальшивого манифеста. Таким образом, Россия будет поставлена перед свершившимся фактом.(*) Во втором случае жизнью Николая II предполагалось пренебречь, как несущественной. Навязали в попутчики Шульгина, в котором Гучков сразу же заподозрил соглядатая. На Варшавском вокзале в Петрограде в готовности стоял поезд на тот случай, если Родзянко решит поехать к императору, но воспользовались им и пустились в путь два думских делегата. На Гучкова в эти часы молились многие. Его передвижения отслеживали по минутам, передавая информацию из рук в руки, как горячую картофелину. Все надеялись, что решительный Александр Иванович победно завершит затянувшийся водевиль с отречением, сформирует правительство, способное успокоить массы, и выполнит, наконец, взятые на себя обязательства прикрыть тлеющие хвосты коррумпированных чиновников и генералов, не забыв про интересы “наших западных партнеров”.

В 16 ч 30 мин 2 марта генерал Ю.Н.Данилов телеграммой сообщил генералу М.В.Алексееву:

«Около 19 часов сегодня Его Величество примет члена Государственного Совета Гучкова и члена Государственной Думы Шульгина, выехавших экстренным поездом из Петрограда».

В 17 ч 43 мин генерал В.Н.Клембовский направил генералу М.И.Эбелову телеграмму, в которой сообщал:

«Государь Император находится в Пскове, куда выехали к нему экстренным поездом из Петрограда уполномоченные Государственной Думы Гучков и Шульгин. Это всё можно объявить в печати».

В 18 ч 18 мин генерал Янушкевич оттарабанил в Петроград, что для встречи дорогих гостей всё готово!

Поезд был задержан в Луге, где пришлось вести переговоры c местным революционным комитетом. Замучились, перенервничали и опоздали почти на два часа. Им не дали оправиться от нелегкого пути, повели прямо к царю. Однако уже в приёмной Гучков понял, что планы меняются. Растерянный Рузский ожидал их у стола флигель-адъютанта и без всяких политесов быстро сунул Гучкову телеграфный бланк, будто тот жёг генералу пальцы.

— Вот! Только что подписал в трёх экземплярах. Просил до ужина не беспокоить.

Гучков перевел дух — всё же вести переговоры с самодержцем пусть и при поддержке заговорщиков, уговаривать его совершить политическое самоубийство — удовольствие сомнительное. Он поклонился, спрятал в карман драгоценную бумагу и вернулся в свой вагон, забыв про хромоту и шагая так быстро, что ведомому Шульгину пришлось бежать трусцой.

Предупредительный железнодорожник с офицерской выправкой уведомил думцев, что колею надо освободить для воинского эшелона, и их состав будет перемещён на полчаса в тупичок. Рассеянно кивнув, Гучков залез в вагон, посмотрел на проползающий мимо перрон, присел к дорожному столику, не снимая верхней одежды, и погрузился в чтение.

— Что за…? — вскричал он почти одновременно с Шульгиным, прочитав условия отречения.

Гучков вскочил и начал нервно вышагивать по тесному купе. Шульгин ещё и ещё раз перечитывал манифест, силясь понять, каким образом можно нивелировать