Михаил Королюк - Квинт Лициний 2 Страница 11

Да, на работников канцелярского фронта они походить перестали. Куда-то стекли с лиц придурошные улыбки, исчезли выдающие неуверенность движения, взгляды стали одинаковыми – холодными и властными.

– Хм… – выдавил из себя Фред, – знакомься еще раз, Синти, обещанное усиление прибыло. Джордж и Карл. Работают под корягой, как ты, надеюсь, уже поняла. Вчера мы ту ситуацию погоняли, всплыла одна, хм… ранее не в полной мере оцененная нами подробность. Давай, девочка, напрягись, и выдай еще раз в самых мелких деталях тот свой забег по парку. Все, что помнишь. Вообще все, вплоть до того, что и где у тебя чесалось.

Синти откинулась на спинку, дунула на челку, и, заведя взгляд на потолок, стала вслух вспоминать полупрозрачный весенний парк, еще не крашеные скамейки, тяжелые бетонные мусорницы, шахматистов на солнышке и натыкающиеся на нее взгляды прохожих.

– Глупо, – заметил Карл, – в таком приметном костюме идти на операцию.

– А что делать? – развел руками Фред, – она всегда в нем по парку бегала. Местная достопримечательность, можно сказать. Сменила бы костюм – насторожила бы наблюдателей.

 Опять поплыли аллеи, влажный гравий под ногами и черточка на дорожке в первой «мертвой зоне».

– Вспоминай штрих, – приказал, нависая над ней, Карл, – чем могло быть нарисовано? Пальцем? Палкой? На какую глубину? Равномерна ли ширина? Как вывернут гравий? Форма штриха в начале и конце?

Синти зажмурилась, пытаясь выдавить из памяти более четкую картинку, и не преуспела.

– Я ж бежала. Хорошо хоть черту заметила, – принялась оправдываться она.

Карл и Джордж многозначительно переглянулись.

– Хорошо, – неожиданно мягким голосом согласился Джордж, – отложим на потом.

Нераспустившаяся сирень, темная застоявшаяся вода, выгнутый дугой мостик, мужчина и женщина средних лет ошалело смотрят на бегущий американский флаг. Поворот, вторая «слепая зона» и иероглиф «эр». Восторг и уверенность. Обогнула подростка. Шок в третьей «мертвой зоне». Пустая четвертая зона, пятая. Еще круг. «Сань» в третьей зоне.

– Все, стоп, – скомандовал Карл. Главный он у них, что ли? – В первый раз этого знака точно в третьей зоне не было?

– В двух предыдущих зонах-то я увидела? А здесь уже ожидала. Нет, точно не было, – в этом Синти была уверена на сто процентов.

И ее начали потрошить. Покажи на карте трассу. Сколько метров круг? Сколько времени бежишь? У подростка была в руке ветка? Какой длины? Кончик мягкий или твёрдый? Хорошо, потом… Как одет? Особые приметы? Хорошо, потом…

– Ну что, – подвел черту Карл, – надо рыть глубже. Синти, тебя когда-нибудь гипнотизировали?

«Что»? – взгляд Синти испуганно заметался. – «Что он сказал?! На что намекает? Нет, не хочу! У меня есть кое-какие нехорошие мысли. И знать их никому не надо»!

– Нет, – выдавила она с трудом и сцепила под столом кисти.

– Не волнуйся так. Это обычная, абсолютно безвредная процедура.

«Да-да, ищи дуру».

– Она поможет тебе вспомнить важные подробности…

«Иди нахер»!

– …и с честью выполнить важное для нашей страны задание.

«Он меня что, за малолетнюю идиотку держит»?

– Мы будем задавать вопросы только относительно этой ситуации с инициативником.

«Вот их-то я и боюсь».

– Фред будет присутствовать и контролировать нас.

«Успокоил, мля…».

Синти еще раз дунула на челку и лучезарно улыбнулась:

– Конечно, я готова.

«Хрен вы меня в гипноз без моего согласия введете»!

– Вот и отлично. Сядь поудобнее. Расслабься. Вот так, молодец.

«Сам булки свои расслабь, козел старый», – мысленно огрызнулась она.

Карл стянул с безымянного пальца золотое кольцо и привязал его к нитке. Джордж тем временем по-хозяйски освободил половину стола Фреда, выложил пачку бумаги, коробку карандашей, ластик и, похоже, собрался что-то рисовать.

 – Кстати, о наблюдательности, – мягко зажурчал Карл, – ты же знаешь, что Земля вращается вокруг Солнца? Приметы этого разбросаны вокруг нас в повседневной действительности, нужно только их заметить. Это привычные нам движения теней, восходы и закаты. Прекрасные закаты и прекрасные восходы, особенно в южных широтах, не правда ли, джентльмены? Когда расслаблено полулежишь в шезлонге и тянешь через трубочку какую-нибудь пиноколаду. Ты пила пиноколаду, Синти? Прелесть, правда? Помнишь тот особый вкус во рту и умиротворение вокруг? Есть менее заметные приметы, которые доступны лишь особо внимательным людям. Ты, Синти, должна нарабатывать наблюдательность и дальше, если хочешь стать отличным специалистом. Вот, видишь это колечко? Оно слегка раскачивается взад-вперед. Вроде бы ничего необычного? Но приглядись, плоскость колебания чуть-чуть смещается, правда? Обрати внимание, я ничего для этого не делаю, моя рука неподвижна и расслаблена… А кольцо качается… Взад-вперед… И смещается, незаметно, но смещается… А рука расслаблена… Взад-вперед… Взад-вперед… Расслаблена… Рука расслаблена… Взад-вперед… Взад-вперед… Восемь, девять, десять. Просыпайся, Синти.

– А? – она ошалело моргнула и пошевелилась, разминая затекшее тело, – какого черта?

– Все хорошо, – отмахнулся Карл, – отдыхай.

«Ка-а-азел!» – догадалась она, – «нет, ну какой козел!»

Тут она вспомнила, чего именно боялась, и сердце ухнуло куда вниз. Медленно-медленно, осторожно-осторожно обвела взглядом присутствующих. Слава богу, на нее никто не смотрит. Стоят у стола и разглядывают какой-то рисунок.

«Уф-ф-ф… Кажись, пронесло. Но как развел, скотина…» – она с уважением посмотрела на Карла и сладко потянулась, вставая. – «Ох, и нихера себе! Четыре с половиной часа прошло!»

– Ну, что удалось из меня выжать? – она попыталась просунуться между мужчинами.

– Вот, полюбуйся, – Фред протянул плотный шероховатый лист, – фоторобот получился.

Сначала ей показалось, что это фотография, лишь потом дошло, что в руках у нее карандашный рисунок.

– Ух… Обалдеть! Здорово как! А кто рисовал?

– Я, – устало улыбнулся Джордж.

– Фантастика! А меня нарисуешь?

– Синти, – одернул ее Фред, – смотри на портрет. Вспоминаешь?

– Неа… Говорю ж, мельком взглянула, – она еще раз прошлась взглядом по рисунку и протянула разочарованно, – да… Мало. Фиг по такому найдешь.

– Уходящий профиль называется, – пояснил Джордж, – да, лицо видно сбоку и чуть сзади. Щека, глаза, брови, а основание носа прикрыто скулой… А вот ухо было открыто, и ты запомнила его качественно. А, между прочим, форма ушной раковины индивидуальна и с течением жизни не меняется. В отличие от черт лица подростка.

– Кстати, – вмешался Фред, туша в воздухе спичку, – для советских старшеклассников необычно короткая прическа. Обычно они носят волосы заметно длинней. Обратите внимание на улицах.

– Не факт, что он как-то с этим связан, – попыталась придавить нездоровый оптимизм Синти, – ребенок как связной…

– А что, неплохой вариант, между прочим, – отозвался Фред, выпуская дым в потолок, – на школьников КГБ внимание не должно обращать. Если пофантазировать… Ну, предположим, отец и сын хотят свинтить с Советов… Отец имеет информацию, сын-единомышленник работает как малозаметный связной… Как вариант, а, Карл?

– Всяко лучше, чем было сутки назад, – без энтузиазма отозвался тот, – как искать по ушной раковине подростка в Ленинграде я пока не представляю. Даже если убрать наблюдение КГБ за нами. Но эта ситуация с отсутствовавшим, а потом появившимся сигналом… Это пока единственная наша зацепка. Будем разматывать.

Понедельник, 05 сентября 1977, день

Ленинград, ул. Москвиной

Пора. В два торопливых глотка, не чувствуя от волнения вкуса, влил в себя остаток кваса, сунул пузатую кружку краснолицей продавщице и шагнул вперед, выходя из-за белой бочки на середину тротуара. Беззаботно спешащая домой Тома налетела на мой взгляд, как на стену и, что-то сдавленно пискнув, попыталась сдать назад.

– Ну, – пристально вглядываясь в девушку, я сделал еще пару шагов навстречу, – так и будешь всю остатнюю жизнь от меня бегать?

Она промолчала, несчастно глядя куда-то вниз и вбок, лишь на скулах ее все ярче разгорались пятна нервного румянца, да на тонкой загорелой шее над кружевом белоснежного воротничка загуляла жилка.

Мое горло перехватило горькой нежностью. Хотелось схватить девушку в охапку и, забившись в какой-нибудь темный и безлюдный закуток, до самого вечера жалеть эту ненароком контуженную случайным и, наверняка, мимолетным чувством. Я с большим трудом подавил этот безумный порыв, и протянул руку:

– Давай уж портфель, горе… Пошли домой.

Она мотнула головой и спрятала портфель за спину. Вышло так несвоевременно комично, что я против воли улыбнулся. Теплый ветерок, что хулиганил в переулке, тут же подхватил и уволок вдаль мою горькую печаль, оставив взамен спокойную уверенность.