Марик Лернер - Другая страна Страница 11

А евреям доставалось от всех. «Красные придут — грабят, белые придут — грабят», — передразнил он. У нас как Гитлер на СССР напал, сразу советские книги и фильмы появились, — пояснил он. — Раньше даже продавать отказывались, да и англичане не очень-то позволяли. пропаганда. Хороший фильм, но глупый.

— Это еще почему? — обиделся я.

— А ты посмотри внимательно. Золотопогонники в красивой форме, прямо наглаженные, в атаку идут. Это они последние несколько месяцев из окопов не вылезали. Потом во главе конников мчится сам комдив, махая шашкой, и они тут же побежали. Как же, — плюнул он, — если уж офицерская часть, то воевать умели, тыловики в 1918 г. к белым не записывались, по домам сидели, так что не только в психическую ходить умели. И если уж Чапаев лично в атаку идет, то он либо идиот не воевавший, а он воевал, либо совсем уже жопа настала, всех, кого мог, собрал и вперед — последний шанс. Для того вся сцена и выдумана, чтобы показать, какие умные комиссары были, и без них просто не обойтись на фронте... Э, да какой смысл об этом говорить, фильм красивый, что еще нормальному человеку надо...

Сам Махно никогда не грабил и погромов не устраивал, — вернулся он к своим воспоминаниям. Даже боролся с погромщиками, приказы выпускал, пару раз кого-то расстреляли. Нас, евреев, много в армии было и в штабе, и войсках. Но у него была масса самого разного народа. Григорьевцы, разные Маруси, так что было и такое. Можно подумать, что буденовцы ангелами были. Там вообще пришлось дивизии расформировывать.

И вечно они все, воюя друг с другом, через махновский район ходили, так что погуляли мы по тылам и у белых и у красных. Грабить мы как раз не грабили, стали бы нас селяне поддерживать, если бы такими вещами занимались. Вот налог брали, не голодными же ходить, но по-божески и под расписку. Ну, если какой обоз разобьем, крестьянам раздавали, но и себя при этом тоже не забывали. А как иначе? Трофей, своей кровью добытый.

Да на него сильно много всякого навалили. Был Махно не хуже всяких Котовских и Щорсов, одно время с коммунистами дружил, орден за это имел. Но имел свое понятие, что крестьянину надо, а большевики все норовили забрать до последнего куска. Вот и не сговорились, а мог бы стать не хуже Буденного, если бы покладистее был. Хотя, все равно бы не дожил, — неожиданно закончил Ицхак. — Расстреляли бы в 1937г, если не раньше, в 20-х, когда в колхозы загоняли, уж очень о крестьянах заботился, и был на Украине популярным.

Что меня всегда удивляет, да и раздражает тоже — это страстное желание порассуждать о зверствах, соглашаясь, что они были или, подвергая их сомнению, согласно политическим взглядам собеседников. Все готовы поверить в зверства, творимые врагом, и никто — в творимые собственными товарищами по партии. Ты им приводи примеры, хоть до посинения, все равно не только не поверят, и слушать не будут. На войне все одинаковые. Если, тебя обстреляли, ты не будешь выяснять, кто там сидит. Накроешь их артиллерией, а гражданские... Что гражданские? Не повезло... Что, я не прав?...

Когда в очередной раз батька с красными договорился, наши пошли Крым освобождать. А дней через десять дней, после полного разгрома белых М.В.Фрунзе начал уничтожать своих союзников, некоторых прямо из больничных коек вытаскивали. Тот еще союзничек, бен зона... Мне повезло, когда в Крым отправлялись, я как раз в тифу валялся. Так что никогда не знаешь, где потеряешь, а где найдешь. Иногда от плохой вещи получается большой выигрыш. Побегали маленько еще по степям, но тут уж нас ловить начали настолько серьезно, что брали заложников по селам. Не выйдешь — всех родных расстреляют. И в 1921 г. оказался я в Румынии, свободный как ветер, с пустыми карманами, хорошо еще долго в тюрьме держать не стали.

Знаешь, что делает в таких случаях еврей? Останавливает первого попавшегося прохожего, желательно с пейсами и спрашивает, где ближайшая синагога. Я в ней последний раз был на бар-мицве, в 13 лет. Ну не на церковную же паперть идти, милостыню просить. А там быстро поняли, какой из меня верующий и мягко избавились от моего присутствия, сведя с сионистами. Надо сказать, что у местных евреев положение было, очень странное. Большинство даже не считалось подданными Румынии, а по документам числились иностранными гражданами. Правда, какого иностранного государства, никто не знал, потому что и они, и их прадеды родились и выросли на этой земле. А в остальном, жили как у нас до революции. Процентная норма при поступлении в университет, отказ в получении гражданства, иногда погром. Присоединили русскую Бессарабию и австрийскую Буковину, и местным евреям тоже гражданство не дали. Вроде они нелегально границу перешли. Так что представлял я из себя для местной законопослушной публики что-то вроде печеной картошки, прямо из-под углей. Выбросить жалко, а руки жжет. Неизвестно, как на меня власти посмотрят.

А сионистам я пришелся по душе. Рабочий парень, повоевал, для новой жизни вполне подходящий. Представления об этой самой жизни у них были вполне идиотские. Я это и тогда догадывался, а сейчас точно знаю. Нельзя всех на землю сажать. Сельхозинструмент, не говоря уже про трактора, на грядках не растет. Но спорить я с ними не спорил, ничего криминального от меня не требовалось, а работать был готов. Разве что показывал, как с оружием обращаться, но в этом для меня ничего плохого не было. Нет, я не совсем дремучий был, про разные течения в сионисткой среде слышал, но в тот момент меня это не особо занимало. Думал, приеду — осмотрюсь, если что не понравится, там видно будет. Минимальный иврит имелся, еще с тех пор, как я в детстве в еврейскую школу ходил, да и молиться не молился, но слова-то знакомые. Визу мне легко дали. Англичане только коммунистов не пускали, а я был как раз борец с коммунизмом, бегущий от советской власти. Что левее меня была только стенка, меня заранее предупредили не распространяться.

Не успел приехать, подвалил ко мне Табенкин. И тоже Ицхак...

— Какое то знакомое имя, — говорю, — вертится что-то, а вспомнить не могу.

— Вообще-то, это министр строительства в нашем правительстве и что тебе должно быть особо интересно, полюбовник нашей любимой Хавы.

— Вспомнил! Меер об этом говорил.

— Об этом все знают, не великий секрет, вот только навещает он ее в последнее время не часто. То ли отношения разладились, то ли переработался и на нее уже здоровья не хватает, не мальчик уже... Так что зашел он как-то в ночлежку, где нас, приезжих, поселили и завел разговор. О жизни, о моих взглядах и о моем будущем. Короче, набирали добровольцев в еврейскую полицию, а он мне дает рекомендацию. Спрашиваю, с чего это вдруг, если я его первый раз в жизни вижу и выслушиваю в ответ целую лекцию об правильных политических взглядах, и героическом прошлом и исключительно правильном направлении партии Ахдут А-авода которая хочет обеспечить трудящихся работой и защищать их интересы и что она взяла на себя задачу реорганизации обороны ишува.

Полицию-то не даром организовывать начали, как раз 1 мая 1921г, еще до моего приезда, арабы напали на евреев, проживавших в городе Яффо. Пострадали евреи, проживавшие в арабских кварталах, а «Дом для приезжих», вроде такого, в каком находился я, был осажден толпой. Когда подошел отряд арабской полиции, осажденные были уверены, что это подмога, но полиция присоединилась к толпе и у них были винтовки и гранаты. Были убиты 13 евреев в том числе 1 женщина и десять ранены. На следующий день погромы перекинулись на ближайшие населенные пункты, охватив в течение нескольких дней Петах-Тикву, Хадеру и Реховот. Два небольших поселка — Кфар-Саба и Эйн-Хай — были оставлены местными жителями и разрушены до основания. В ходе беспорядков погибли 47 евреев (практически все — в Яффо и его окрестностях) и 48 арабов, 146 евреев и 73 араба были ранены. Не удивляйся, нам эти цифры столько раз повторяли, что я до сих пор помню. Именно с этого началось образование государства.

Только вмешательство армии позволило остановить кровопролитие. После этих событий и губернатор и решил создавать еврейскую полицию. Вот Табенкину и нужны были люди с опытом. Похоже, меня румыны сильно перехвалили. Но с чего мне было сопротивляться? Никаких странных предложений он мне не делает, наоборот помочь хочет. А то, что думает, что я ему в будущем пригожусь, так это совершенно нормально. Может и пригожусь, а может и он мне понадобится, кто ж его знает. Так что согласился я на заманчивое предложение и через пару дней уже зубрил устав патрульной службы.

— Так с чего все-таки приезжий? Ведь у него своя партия была.

— Какая там партия, я ж тебе рассказывал про население Палестины. В 1921 г. евреев вообще тысяч под семьдесят было. А в партии у него было пару тысяч членов. По местным масштабам ого-го! А на самом деле — каждый человек на счету.

А жизнь в Палестине была в те времена изрядно бурная. Кроме постоянных проблем с арабами, были еще свои собственные, внутренние проблемы. Ты ж слышал про двух евреев у которых три мнения? Все слышали... Лейбористы организовали свой собственный профсоюз — Гистадрут и не членам партии работу не давали. Если кто-то шел в обход биржи труда, напрямую к хозяину, его называли штрейкбрехером и били. Всерьез били, до больницы. А в стране не только гистадрутовцы проживали, но и другие были. Бейтаровцы, религиозные, общие сионисты, просто не желающие политикой заниматься. Так доходило до того, что бейтаровцы здание построят, а потом приходят гистадрутовцы и все в пыль ломают. Причем, приходят толпой, если кто сопротивляется, голову влегкую проломят. Так со временем бейтаровцы стали второй толпой собираться и вперед, большая драка с членовредительством. А мы, полиция, их разводить в разные стороны должны. Вот так я и с Меером познакомился. В запале людям не сильно интересно, кто там разнимать пытается, от обеих сторон прилетает. Так что и мы не стеснялись и дубинкой по ребрам и водометом с пожарной машины. Кому не повезло, что под руку попался и сразу ручки не поднял, могли навалять по самое немогу...