Андрей Колганов - Жернова истории Страница 11

Хорошо это или плохо? Я считал, что плохо, потому как то, что частник недополучал по линии Наркомвнешторга, он добирал контрабандой. Контрабандными товарами торговали везде и почти в открытую. Контрабанда была сущим бедствием, с которым упорно, но пока без решающих успехов боролись таможенные органы и пограничные войска ГПУ. Впрочем, мое мнение на этот счет особой поддержки не находило, хотя некоторое число сторонников подобной позиции все же имелось.

За всей этой текучкой день незаметно подошел к концу, и ко мне в кабинет заявилась троица мобилизованных мною студентов.

– Ну как, есть ли у нас первые успехи в деле научной организации труда? – поинтересовался я.

– А вы какую школу НОТ предпочитаете, Виктор Валентинович, – Керженцева или Гастева? – ответил вопросом на вопрос Адам Войцеховский, старательно пряча огонек лукавства в глазах, пока ребятки рассаживались у стола.

– Вообще-то я вас сюда не для научных дискуссий о преимуществах той или иной школы пригласил, – парирую немного суховатым тоном. – Но все же отвечу. У обеих школ есть свои сильные стороны. Но для данной, конкретной задачи, которую мы с вами должны решить сейчас, предпочтительнее все-таки школа Керженцева. И не потому, что я по своей работе соприкасаюсь с Платоном Михайловичем как с полпредом в Швеции. И не потому, что он по вашему ведомству также проходит как член Президиума Всесоюзного совета по НОТ при ЦКК-РКИ. Гастев ведь тоже там состоит. А потому, что нам сейчас не разработки гастевского Центрального института труда нужны, сколь бы они ни были полезны на производстве: не думаю, что внедрение рациональных с психофизиологической точки зрения приемов перекладывания бумажек работниками наркомата сильно улучшит нашу работу и поможет укоротить бюрократизм. Нам надо прежде всего организовать продуманное и четкое взаимодействие членов нашего коллектива для бесперебойного решения возложенных на нас задач – а тут надо обращаться именно к концепциям Керженцева.

Ребятки переглянулись с многозначительными минами на лицах и, как мне показалось, не без некоторого удовлетворения.

– Так я жду результатов, – произношу с некоторым нажимом.

Инициативу на себя взял, к некоторому моему удивлению, Паша Семенов:

– По картотеке. Сортировку по датам, входящим и исходящим номерам мы отвергли сразу, потому что это будет простое повторение данных регистрационных журналов. По типу документов – тоже. Слишком много этих типов, и не всегда точно можно сказать, какой документ как назвать…

– Не получится классификации по ясному и однозначному критерию, – слегка покачав головой, вклинилась в разговор Лида, при этом, казалось, целиком погруженная в какие-то свои мысли.

Паша бросил на нее косой взгляд и продолжил:

– Поэтому мы предлагаем оставить две картотеки: первая – по содержанию рассматриваемых вопросов и вторая – по наименованию учреждения, откуда прибыл или куда убыл документ. Однако мы решили также, что все перечисленные вами признаки документа на карточку тоже надо заносить – пригодится в случае каких-либо неясностей. Но картотеки держать все-таки только две.

– С картотекой по содержанию документов будет больше всего проблем, – заметно волнуясь, вновь вступила в разговор Лида. – Мы еще не знакомы со спецификой работы вашего отдела, да и наркомата в целом. Потребуется время, чтобы понять круг функций вашего отдела и соответственно содержание вопросов, отражаемых в документации. Только после этого можно будет составить правильный классификатор документов.

– Разумеется, – подтвердил я. – Поэтому пока такой классификатор вы делать не будете, а будете как раз изучать содержание решаемых вопросов, кто из сотрудников какие вопросы готовит, кто принимает окончательные решения, будете отслеживать, так сказать, маршруты движения документов в отделе, между нашим отделом и другими отделами и управлениями нашего же наркомата, взаимодействие с другими ведомствами. Вот когда вы все это усвоите, тогда и с классификатором будет больше ясности. А к этому моменту вы уже сможете и должностные инструкции подготовить с конкретным распределением функций, сроков исполнения, порядка получения и передачи документов и т. д.

Я замолчал, и тогда Адам Войцеховский протянул мне листок бумаги:

– Вот тут мы набросали проект регистрационной карточки…

Быстро пробежав глазами аккуратно разграфленный листок с надписями, также довольно аккуратно выполненными чертежным шрифтом, пожимаю плечом:

– На первый взгляд все нормально. Должен вообще сказать, что по первому дню впечатление вы оставляете неплохое. Но пока возьмите эту заготовку себе, а окончательно будем решать этот вопрос, когда вы лучше познакомитесь с нашей работой.

По окончании рабочего дня, проделав уже знакомый маршрут – Охотный ряд – магазины и лавочки – Малый Левшинский переулок, – оказываюсь у себя в коммуналке. Поскольку первый решительный шаг был уже обдуман, оставалось лишь достать из портфеля, которого я раньше на работу не носил, а использовал для хранения канцелярских принадлежностей, несколько листков бумаги и вечное перо (которое теперь чаще именовали просторечным словом «самописка»), пристроиться у стола и приступить к сочинению некоего документа.

На это ушло всего около сорока минут, заставивших меня изрядно поволноваться. Дело было не в содержании документа, которое уже оформилось у меня в уме. Хотя я имел возможность убедиться в том, что вполне справляюсь с задачей выводить подпись Осецкого, практически неотличимую от прежних образцов, у меня отнюдь не было уверенности, что с воспроизведением почерка в целом письме все пройдет настолько же гладко. Однако получилось. Притерлись наши личности, притерлись – его знаний и навыков я не потерял, а вот явно господствующее положение в этом тандеме моей собственной личности меня вполне устраивало.

Надо бы поторопиться, чтобы не прийти слишком поздно. Поэтому быстренько переодеваюсь – на этот раз надеваю приличный костюм, чистую выглаженную сорочку, повязываю галстук, достаю из шкафа не ботинки, а туфли, и, выйдя в коридор, навожу на них глянец сапожной щеткой.

На улице было еще довольно светло и многолюдно. Правда, трамваи уже не были так набиты, как сразу после рабочего дня, и до «Метрополя» удалось доехать с относительным комфортом. В подъезде меня встретил консьерж, которому я предъявил служебное удостоверение.

– Я к своему наркому, к товарищу Красину.

– Леонид Борисович и так занятой человек, а вы его еще и дома беспокоите! – Консьерж глядел на меня с явным неодобрением, оставаясь стоять у меня на пути.

– Ничего, на меня товарищ Винтер в обиде не будет, – отвечаю с твердой уверенностью, с нажимом произнеся одну из подпольных кличек Красина.

Не знаю, понял ли консьерж, почему я вдруг назвал наркома Красина «товарищ Винтер», но, когда я решительно двинулся вперед, отступил немного в сторону, хотя взгляд его так и оставался неодобрительным.

Поднимаясь по лестнице гостиницы, я вспоминал, как сам (ага, как же, сам!) жил в «Метрополе» с 1918 по 1920 год, когда был заместителем наркома торговли и промышленности (а наркомом у нас был все тот же Красин). Вернувшись в июле 1923 года в Москву, я уже не смог попасть сюда, потому что все номера были заняты важными партийными и государственными чиновниками. Мне предлагали номер в одном из Домов Советов в Москве (ранее известном как дом Нирензее в Большом Гнездниковском переулке), но этот дом помимо партийных и советских работников облюбовало ВЧК, а затем ГПУ, привлеченное полной телефонизацией номеров. Меня такое соседство, собственно, не пугало, но уже тогда, вероятно, сработал (еще подсознательно) мотив «попаданца» – не торчать на виду у работников данного ведомства. Поэтому я предпочел снять комнату для себя сам.

К счастью для задуманного мною дела, Красин был в эти дни еще в Москве. Постучав в дверь номера Леонида Борисовича и будучи допущен в апартаменты, я сразу взял быка за рога:

– Добрый вечер, Леонид Борисович! Готов принести всяческие извинения за неурочный визит, но у меня к вам дело, которое, к моему глубокому сожалению, не терпит отлагательств. Вот вам и вашему семейству в порядке компенсации. – И с этими словами я протянул коробку с набором шоколадных конфет фабрики товарищества «Эйнемъ», которое уже перекрестили в «Красный Октябрь».

– Ах, голубчик, – страдальчески произнес Красин, после того как вежливо поздоровался в ответ, – вы же знаете, что мне доктора сладкого не рекомендуют. – Однако коробка конфет была принята и тут же оприходована домочадцами.

– Прошу вас в мой кабинет, – сделал широкий жест хозяин квартиры, и мы направились в одну из комнат довольно роскошного гостиничного номера, которую Красин приспособил под свой домашний кабинет. – Вечно вы, Виктор Валентинович, со всякими инициативами. И не надоело вам за это сверху шишки получать?