Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров Страница 11

Татьяна засмеялась: — Ну, понятно, Николай вас всех сагитировал. Я уже слышала, как он Алексею маршальский жезл пообещал. А тебя чем купил?

Александр хмыкнул: — А меня он пообещал сделать Главным адмиралом планеты. Ага, и даже показал эту планету. Надо всё-таки поподробней почитать про то время, а то я со школы помню только Кровавое воскресенье и попа Гапона. Завтра пойду, ноутбук себе куплю. Самый большой — метр на метр.

— И мне тоже, — сказала Татьяна, а то за этим — она кивнула на их уже немолодой лэптоп, — постоянно Андрюша сидит.

— Не купим второй, а скопируем второй. Купим один, а потом его скопируем. Теперь всё будем копировать.

— И что, постоянно будешь ездить к Николаю?

— А я у него попрошу персональный агрегат.

Утром в понедельник Петров смотался в "брендовый" супермаркет электроники и притащил домой коробку с большим ноутбуком.

До обеда он обкатывал новинку, потом позвонил Иванову, и поехал к нему.

Николай встретил его у ворот, и прижал палец к губам: — Тс-с, не шуми. На цыпочках, на цыпочках…

— А что случилось-то?

— Ничего не случилось. Просто по царской резиденции не грохочут ботфортами и не гогочут во всю глотку.

— Я понял. В царских резиденциях только стреляют из револьверов, причём только в царей.

— И почему ты так не любишь монархов, Саня?

— Я не люблю только слабых монархов. Могущественные мне очень даже симпатичны. Ну, что, абракадабр дашь?

— Дам. Сейчас Лёша подъедет, и буду вас учить им пользоваться. Только вот в чём загвоздка — сопрут ведь машинку из твоей хрущёбы.

За воротами мявкнули тормоза, и Николай пошёл открывать Алексею.

— Так вот, господа, в чём дело, — начал Иванов, когда они втроём тихонько прошли по дому, и закрылись у него в кабинете, — на повестке дня стоит один вопрос, — он сделал многозначительную паузу и Сидоров не преминул ею воспользоваться: — Простите, что стоит?

— Стоит вопрос, а под ним лежат ваши абрудары.

Петров страдальчески поднял глаза к потолку, а Иванов продолжал: — Где вы собираетесь хранить аппаратуру?

Петров промолчал, потому, что уже слышал мнение друга о сейфовых возможностях панельных пятиэтажек, а Сидоров растерялся. Они с Ириной ещё не решили, снимать квартиру или всё же купить однушку в пригороде.

— И что ты предлагаешь? — нарушил молчание Александр.

— У нас тут за углом, на соседней улице, участок продаётся, с домом, я сходил, посмотрел.

— И что?

— Участок так себе, всего пять соток, вместе с тем, что под домом, но вам же, всё равно, картошку не сажать?

— Какой участок, Николай, у вас тут цены, как на Лонг-Айленде!

— А домик ничего, так, большой, я восемь комнат насчитал. Одноэтажный, но со всеми удобствами, и даже два выхода, центральный и с другой стороны, через веранду. Правда кухня и санузел в одном экземпляре, но это поправимо, если организовать дополнительную кухню и ванную, получается, по три комнаты на семью.

— Ты посмотри на него, — обратился Петров к Сидорову, — он как глухарь токует и не слышит, что ему говорят.

— Всё я слышу. Вот я и говорю, давайте купим этот дом и будем жить рядом. Удобно ведь, — Иванов посмотрел на друзей и пожал плечами, — ну, если вы не хотите…

Сидоров превратился в соляной столб, а Петров нежно похлопал Иванова по плечу, и мягко так, и проникновенно, как разговаривают с маленькими детьми или душевнобольными, сказал: — Коленька, а денюшки мы, где возьмём? Моей квартиры хватит, чтобы купить аккурат четыре квадратных метра земли на вашем Манхеттене. И памятники поставить. Зачем же ты над нами издеваешься? Вон, Лёше и памятника уже не надо покупать, он сам уже как памятник.

— Да что ты пристал со своими деньгами, — вскипел Иванов. Он встал из кресла, и вытащил с нижней полки стеллажа холщёвый мешок. Большой такой мешок, в таких картошку хранят. Перевернул его, взял за нижние уши, и вытряхнул на лежащий посреди комнаты ковёр пачки купюр. Пачки не в банковской упаковке, а такие, разноцветными резиночками перетянутые. Вот так взял и насыпал кучу денег.

Потом пошел и сел за компьютер, демонстративно спиной к присутствующим. Мол, приходите в себя, а мне некогда.

Через пару минут Петров, со страдальческим лицом, сказал Сидорову: — Лёша, пошли отсюда, пока нас не загребли вместе с этим медвежатником.

Иванов, как будто ждал этого, резво развернулся к ним на вертящемся кресле, и воскликнул: — Что, испугались!? — и зажал ладонью рот, потому что в тишине это прозвучало чересчур громко.

— Конечно, испугались, — серьёзно сказал Петров, — те миллионы, что ты нам дал, не такие уж большие деньги, ты их мог обменять на те же накопированные царские червонцы. Они сейчас стоят о-го-го. Или побегать по обменникам, меняя доллары, нахапанные в девяносто восьмом, когда они стоили шесть рублей. А здесь… Сколько здесь?

— Здесь это где? — невинно спросил Иванов, — вот только здесь на ковре, или вон те четыре мешка тоже считать? — и он пальцем показал куда-то в глубину стеллажа.

— Где взял день-ги! — Петров произнёс тихо и по слогам.

Иванов вздохнул и поднял руки ладонями вверх: — Сдаюсь, сдаюсь. Давайте рассуждать логически. Можно ли заработать сто миллионов собственным трудом? Правильно, нельзя. Это даже объяснять не нужно. Можно ли сто миллионов украсть в банке? Можно, но бессмысленно. Номера купюр и всё такое. Где же крутятся такие деньги? Незасвеченные? Может и во многих местах, только я нашёл одно. Наркоторговля.

Петров скривился, Сидоров сжал кулаки.

— Ну-ну! Расслабьтесь. Не продаю я наркотики. У оптовиков выручку забираю. Их потом за это немножко режут, но мне их не жалко. А вам?

— Фи! — сказал Петров, — это грязные деньги!

— Ну, может и грязные, только они из наркооборота выведены. Это же плюс. И нам пригодятся.

— А зачем тебе сто миллионов?

— Не придирайся к словам, это я так, для обозначения крупной суммы сказал. Вот и дом вам купим. Да и мало, какие расходы сейчас пойдут.

— Погоди, а как это — "забираю у оптовиков?" — недоумённо спросил Алексей.

— Как, как? Копирую уже упакованные деньги себе, и проявляю здесь, а там развеиваю. Вот и всё. А сейчас, может, пойдём, дом посмотрим?

Петров глянул на Сидорова и кивнул: — Ну, раз уж пошла такая пьянка… но, если мы все уйдем, кто с императором останется?

— Я, — ответил Иванов и улыбнулся.

— А с нами кто пойдёт? Где мы этот дом сами искать будем?

— Я, — Иванов улыбнулся ещё шире.

— Опять ты со своими фокусами?

— Конечно! — Иванов пробежался всеми десятью пальцами по кнопочкам, поставил таймер на десять секунд и встал в фокус копировщика. По истечении этого времени копировщик создал вокруг его тела световое кольцо и, оно медленно пошло сканировать его тело, начиная от пола.

Поднявшись над его головой сантиметров на двадцать, световое кольцо пропало, а программа мелодично дилинькнула, оповещая, что процесс окончен.

Иванов снова сел за монитор и открыл другое окошко. На том же самом месте, где он только что стоял, воздух сгустился, и палево замерцал цилиндр, в котором начал проявляться второй Иванов.

Петров и Сидоров с интересом наблюдали за процессом, а второй Иванов, проявившись окончательно, вздохнул полной грудью и сказал: — Ну, что, пошли?

— И сколько уже твоих двойников по свету ходят? — улыбаясь, спросил Петров, обращаясь к Иванову — первому.

— Что ты имеешь ввиду? Да нет, это только для разовых миссий. Когда вернётесь, я его развею. Вы же сами знаете, это не больно.

Двойник ничем не отличался от оригинала, копия и есть копия.

Иванов — первый посмотрел на друзей, которые косились на Иванова — второго и пощёлкал пальцами, привлекая их внимание: — Алё, контора, это не клон, это — Я. Давайте, отправляйтесь, сейчас темнеет рано, шевелите поршнями, что бы там, в темноте, не лазить…

— Хватит ко мне принюхиваться, — поддержал его Иванов — второй, — пошли.

Дом был деревянный. И большой. Из толстых брёвен, почерневших от времени. Крыша покрыта старым, позеленевшим ото мха шифером. Окошки с резными наличниками, покрашенные белой облупившейся краской и не менее резное, широкое крыльцо, с покосившимися перилами, говорили о том, что этот дом знавал и более лучшие времена. Старые яблони с толстыми узловатыми стволами, и с уже облетевшей листвой являли собой остатки прежнего, роскошного, некогда, сада. Участок со стороны соседей ограждала сетка рабица, видно, ими же и поставленная, а со стороны улицы на покосившихся деревянных столбах сохранился штакетник. С тех ещё времен, когда от соседей не прятались за пятиметровыми кирпичными заборами, и полутораметровые реечки, прибитые так, что между ними пролазил кулак, считались достаточной защитой от чужих собак и лихих людей. И калитка на верёвочке.

Справа от дома виднелся колодец, такой же старый и ветхий, сложенный, как и дом, из кругляка, только меньшего диаметра и, наверное, в то же время. В молодости колодец был "с претензией", с двускатной крышей над колодезным срубом, с толстым воротом, в который была вбита тяжелая, кованая ручка. Ныне же, крыша прохудилась, дощечки, из которых она была набрана, прогнили, гвозди, которыми они были прибиты, изржавели. По толстому слою мха на вороте было видно, что колодцем уже давно не пользовались.