Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом Страница 11

– Итак, панове, о распределении войск и командовании ими мы уже договорились. Ждать из-за сложившейся ситуации нам нельзя, чем раньше начнём, тем быстрее и с меньшими потерями победим. Да поможет нам в битве Дева Мария! С богом!

Пришлось и знаменитым обжорам, коих в польском войске было немало, в этот раз завтракать наспех, всухомятку. Проблемы мелкой шляхты или пехотинцев не волновали никого, кроме их самих. Смогли ли они напиться, ели что-нибудь – личное дело каждого. Бунтовать в таком положении никто из них не решился. Все готовились к битве.

В противном лагере бардака тоже хватало, война без него не бывает, но проблем было куда меньше. Всё же пока война шла по нотам, писанным в

Азове. У союзников общее руководство битвой осуществлял одержавший за последнее время несколько громких побед Татаринов. Как было принято в те времена, он взялся командовать центром, огромным по любым меркам, хорошо укреплённым табором, с сорока тысячами засевшими в нём казаков, треть из них, правда, показачилась только в этом году. В его распоряжении были шестьдесят пушек. Десяток мортирок и османских тонкостенок расставили вдоль стороны табора, обращённой к полякам, остальные же поделили пополам и поставили за пределами укрепления, с его краёв. Это сделали по совету попаданца, рассказавшего атаманам о многих военных изобретениях будущего. "Нельзя быть сильным везде", – любил он повторять чьи-то слова. А стоя по флангам, между укреплением и конницей, пушки могли обстреливать и атакующую вражескую конницу, и польский центр. Правый фланг казацкой армии возглавил калмыцкий тайша

Хо-Урлюк, имевший в своём распоряжении около сорока тысяч всадников.

Левым командовал стремительно набиравший авторитет кошевой атаман

Хмельницкий, в распоряжении которого было более двенадцати тысяч окольчуженных черкесов и пятнадцать тысяч конных запорожцев. Резервом в пять тысяч конных и столько же пеших казаков командовал немолодой уже

Федорович (Трясило), имевший опыт побед над разными врагами, бывший кошевой атаман.

Поляки построились традиционно. В центре табор, чисто тележный, перед которым выставлены все пятнадцать польских пушек, за которыми построились вышедшие из табора заранее, в нарядной, под венгров, форме стрелки из нарезных ружей. Потоцкий надеялся с их помощью затеять с казаками перестрелку после обстрела их из пушек. Причём "немецкая" пехота [Немецкой и венгерской она была только по названию и форме одежды. Служили в этих частях жители нынешних Украины и Белоруссии. Они считались лучшими и более неприхотливыми воинами, чем западноевропейцы.] предпочла спрятаться в немодном уже в Европе таборе. Конница распределилась традиционно для своего времени, в три линии. На правом фланге: впереди семь, во второй линии – пять, в третьей – три тысячи.

На левом соответственно: пять, четыре, три.

Передние ряды кавалерии и польского табора составляли прямую линию. Особенно эффектно смотрелись гусары в своих сверкающих на солнце латах и нарядных одеждах и плащах из звериных шкур, с устрашающих размеров копьями, украшенными длинными флажками. Впечатляли у них и крылья из настоящих перьев, прикреплённые к их сёдлам сзади, и великолепные кони в дорогой сбруе. Растягивать всадников на всю ширину поля не стали, так что от обрывов их отделяли сотни метров.

Располагалась эта линия метрах в шестистах от казацкого табора.

Казацкая конница выстроилась необычно, с некоторым отступлением от задней стены казацкого укрепления, которое, таким образом, находилось существенно ближе к врагу, чем передние всадники казацко-калмыкско-черкесской коалиции на флангах.

Потоцкий собирался как раз послать к врагам парламентёра с предложением о сдаче, когда казацкие пушки дали залп, а потом, к его великому удивлению, открыли огонь из ружей казаки из своего укрепления.

Даже для самых современных нарезных ружей это было слишком большое расстояние. Судя по количеству дымов, стреляло их не меньше двух-трёх тысяч. И они не просто палили в воздух – по польским рядам пошла гулять смерть. Всадников и коней сбивали на землю, калеча и убивая, ядра пушек. А артиллеристов и вышедших вперёд штуцерников – пули. Пушкари у поляков кончились уже во время второго казацкого залпа, и в дальнейшем сражении польская артиллерия не принимала участия совсем. Уцелевшие при этом штуцерники благоразумно кинулись прятаться внутри табора, некоторые даже бросили при этом на землю свои дорогие штуцера. Только сейчас Николай осознал важность донесения нескольких шпионов, что казакам раздают какие-то особые пули для нарезных и для гладкоствольных ружей.

Пока коронный гетман оценивал обстановку, враги смогли удивить его ещё раз. Второй залп из пушек и штуцеров последовал с невероятно, сказочно маленьким перерывом после первого.

"Ведь штуцеры нужно заряжать не меньше пяти минут! Пушки же требуют ещё большего времени на перезарядку! Езусе Христе, каким образом они это делают?!!"

Ларчик этой тайны раскрывался просто. Пули Минье, изобретение девятнадцатого века, не только летели дальше, чем обычные свинцовые болванки, они ещё и заряжались быстрее. Два выстрела в минуту для стрельбы ими было вполне нормальным результатом. А удивительная скорострельность казацких пушек объяснялась способом зарядки. Порох был упакован заранее в картонный футляр, благодаря чему можно было менее тщательно чистить банником ствол при скоростной стрельбе, опасность преждевременного выстрела снижалась на порядок. На ускоренное забивание пыжа пушкари тренировались не одну неделю, пролив не одно ведро пота.

После такой скоростной зарядки оставалось пробить через запальное отверстие в картоне дырку, и орудие было готово к огню. Правда, при стрельбе не заполошной, как в этот момент, банить стволы надо было даже более тщательно, чем обычно. Стволы изнутри были тогда полны раковин, останься там хоть один уголёк – преждевременный выстрел гарантирован. И хорошо, если в небо, а не в своего же пушкаря.

Ядра стали разрушать, прежде всего, строй кавалерии, убивая и калеча передних, лучше всего вооружённых и защищённых всадников.

Опытнейший Конецпольский отреагировал на это немедленно, послав их в атаку. Не дожидаясь команды от коронного гетмана, кавалерия правого фланга сдвинулась с места и, постепенно набирая ход, пошла в атаку на конницу черкесов и казаков. Земля задрожала от топота тысяч копыт. На врага двинулась необоримая, как считали сами поляки, сила. Развивались флажки на опущенных копьях, колыхались за спинами гусар плащи из львиных, тигриных, леопардовых, медвежьих (у самых бедных) шкур.

Опомнившись, Потоцкий отдал приказ атаковать и коннице

Калиновского. Та, уже несколько смешавшись под обрушившимся на неё градом ядер, рванула вперёд с особенным энтузиазмом. Здесь тоже хватало богато одетых и хорошо защищённых латами всадников. Лучшая в мире – так они считали сами – кавалерия готовилась разметать, стоптать своих врагов. Им уже неоднократно это удавалось сделать, никто из них не сомневался, что получится и в этот раз.

Саженях в ста от артиллерийских позиций сначала конницу

Конецпольского, потом несколько отстававшую кавалерию Калиновского встретили залпы картечи. Они заметно проредили первые ряды наступавших, но, естественно, не остановили порыв тысяч всадников. Да, заржали, завизжали от боли раненные кони, закричали поражённые картечью люди, однако продвижения конных масс на врага вражеская стрельба не остановила ни в малейшей степени. Но несколько мгновений спустя из невидимых щелей, расположенных параллельно передней линии казацких укреплений, вылезли вдруг по паре десятков или дюжин казаков с шестами.

Они не очень дружно выпустили в накатывавшую на них конницу по ракете каждый. И польская атака бесславно завершилась. Визжащие, воющие, гудящие, испускающие вонючий дым, будто черти, выпущенные из ада, ракеты полетели на атакующих.

Сначала с ними встретились гусары. Сами-то храбрецы если и испугались неведомого оружия, то страх смогли преодолеть. Однако для лошадей это было слишком страшно и неожиданно. Конница встала, всадники вынуждены были уделить своё старание не атаке, а попытке усидеть в седле, и не всем это удалось. Строй рассыпался, в сотне метров перед углом казацких позиций забурлила толпа лошадей и людей, где каждый был сам по себе. С небольшим опозданием то же самое произошло и на другом фланге. Казацкие позиции скрылись за клубами бело-серого порохового дыма, даже тянувший с северо-запада ветерок не успевал их разогнать.

Потеряв врагов из виду, казаки стрелять не перестали и хоть попадать стали реже, многие картечины и пули продолжали находить свою добычу в толпе.

Далее в ход битвы вступил особенно зримо человеческий фактор.

События на флангах перестали походить на зеркальное отображение одного действа.