Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне Страница 11

Помедлив, Гусев протянул офицеру свой автомат.

Лейтенант передал его одному из бойцов и сказал, обращаясь к Павлу:

— За мной.

Они пошли. Причем офицер шагал рядом, будто и не конвоировал штрафника.

— Как зовут? — с чем-то похожим на участие спросил лейтенант.

— Павел.

— А меня Валерий. Куришь?

Гусев кивнул.

Офицер угостил сигаретой, прикурил сам и поинтересовался:

— Что за войска?

— Пехота.

— Мы, как видишь, желдорбат. Откуда вас доставили?

— Из Екатеринбурга. Я, вообще-то, местный, родился в Красноярске и восемь классов окончил.

— С возвращеньицем на родину, — невесело усмехнулся офицер. — Не повезло тебе, честно скажу. Видишь, какая тут жопа. А штрафников так и вообще косят пачками. Сам свидетель. Наш батальон в городе по соседству со штрафбатом стоял. Мы-то там еще до начала боев встали, типа для поддержания порядка, то, се. Вот и поддерживали. А потом такое началось! Штрафбат пригнали — и сразу в мясорубку! Кто бы мог подумать, что так серьезно все обернется.

Лейтенант вздохнул и добавил:

— Нас только пять суток, как перебросили сюда, поближе к родным и привычным шпалам да рельсам. Честно говоря, думал, потише будет, не как в городе. Там вообще полный пипец. А оно и здесь полыхнуло! Так что не повезло тебе, брат. Ну, даст бог — уцелеешь.

Впереди показалось приземистое двухэтажное здание в облупившейся белой штукатурке, с грязно-желтыми разводами старой, давно подсохшей сырости от дождя.

— Комендатура у нас там, — пояснил лейтенант. — Ты давай, иди вперед, а я сзади пристроюсь. Чтобы все по уму было.

Павел беспрекословно шагнул вперед.

Все правильно. Он — штрафник. Его шесть месяцев начались…

Возле комендатуры стоял потрепанный, но еще вполне себе «живой» «ГАЗ-66» без тента. Он притулился около огневой точки из шпал и мешков с грозно торчащими двумя пулеметами Калашникова.

Лейтенант и Гусев беспрепятственно, под пристальными взглядами укрывшихся за мешками и шпалами солдат, подошли вплотную.

— Где дежурный? — спросил «железнодорожник», удивленный столь вопиющим нарушением караульной службы.

— А нема никаво, тарищ литинант, — развязно ответил один из солдат, намеренно коверкая слова, тем самым давая оценку произошедшему. — Убегли усе.

— Что значит «убегли»?!

— То и значит. Как началось вчерась, так и убегли, бросили нас на произвол судьбы, так сказать.

— Всем построиться у огневой точки, — сухо приказал офицер.

Суровый тон возымел свое действие.

Семеро бойцов — все рядовые — выстроились в одну шеренгу, торопливо поправляя обмундирование.

Пока лейтенант выяснял все обстоятельства, Гусев думал, что бардак, давно укоренившийся в армии и цветущий пышным цветом, незамедлительно дал свои всходы, стоило только запахнуть жареным.

Неожиданно, примерно в километре, грохнул взрыв. И тут же один за другим последовали еще и еще…

Утреннюю тишину разорвал сплошной грохот рвущихся снарядов.

«Полковая артиллерия! Боги войны, мать их!» — мелькнуло у Павла.

— В укрытие! — крикнул лейтенант и метнулся за мешки.

Остальные ринулись за ним.

Павел в амбразуру наблюдал за разверзшимся хаосом. Земля качалась под ногами, от грохота закладывало уши. А потом все пропало в клубах взметнувшейся до самого неба пыли.

И было не видно, как в щепки разбиваются вагоны, с лязгом отлетают колесные пары, кувыркаются, будто спички, шпалы…

Обстрел сместился ближе к комендатуре.

Уши уже не просто закладывало — появилось такое чувство, что рвутся барабанные перепонки. Почва ходила ходуном, дышать стало нечем.

Павел сжался в комок, притиснулся к мешкам так, что, казалось, вот-вот залезет под них, превратится в маленькую песчинку и спрячется, спасая свое тело — такое слабое и незащищенное.

Какой-то солдат с дурным от страха лицом истошно орал:

— Не надо!!! Не надо!!! Не надо…

Но никто не обращал на него внимания.

«Господи… Господи… — шептал исступленно Гусев. — Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое. Да приидет царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…»

Дальше слов молитвы Павел не знал. Он и эти-то короткие, но наполненные поразительной глубиной и силой фразы запомнил случайно.

Лейтенант, тоже судорожно сжавшись, с белым лицом и пропавшими губами что-то шептал, а может, кричал — Гусев за грохотом разобрать не мог. Видел лишь круглые, наполненные животным страхом глаза.

Сверху сыпались комья земли и щебень, причиняя боль и добавляя паники, готовой захлестнуть разум, когда уже невозможно совладать с собою, когда надо бежать.

Бежать!!!

Как можно дальше и никогда не возвращаться, потому что человек создан, чтобы жить. Жить, а не умирать так глупо, непонятно за что и почему.

Обстрел прекратился как-то сразу. Мгновение назад еще все грохотало, и вдруг — тишина…

Лежащие вповалку люди зашевелились, неуверенно приподнимались, ожидая нового удара. Потом вяло отряхивались от пыли.

Оглушенные и почти раздавленные чудовищным ураганом солдаты потерянно глядели по сторонам и друг на друга. Каждый понимал — просто чудо, что им удалось выжить. Вместе с тем напуганные души сковал еще больший страх от осознания собственной уязвимости, неизбежного повторения подобных обстрелов, и нет никакой уверенности, что в следующий раз повезет.

— Я обделался… — обреченно вымолвил один из солдат.

В другое время его обязательно подняли бы на смех, но сейчас на такое откровение не обратили внимания: каждый был занят собой.

Солдат неловко скособочился и поковылял к выходу из огневой точки.

Гусев никак не мог избавиться от звона в голове. То и дело зажимал нос, чтобы выдавить воздушные пробки из ушей. Потом прекратил, надеясь, что со временем слух восстановится.

Минут через двадцать опять полезли опозеры. Их встретили выстрелами. Знать, не всех перемололо в этом огненном урагане. Вот только плотность огня была так себе, не то, что вчера или ночью, когда грохотало со всех сторон и приходилось сходиться в рукопашную, иной раз по ошибке да в темноте — со своими.

Из еще не осевшей пыли и чадящих клубов от пылающих вагонов появлялись стреляющие фигурки солдат. Они перемещались короткими перебежками, используя любые подходящие укрытия.

— К бою, — скомандовал лейтенант.

Солдаты заняли позиции.

— Огонь! — приказал офицер и первым нажал на спусковой крючок автомата.

Безоружному Гусеву ничего не оставалось, как наблюдать. Он пытался хоть что-то разглядеть в амбразуры, высовываясь из-за напряженных спин бойцов. Удалось увидеть, как фигурки, в который уже раз, залегли. А потом по шпалам и мешкам огневой точки крепко застучали ответные пули.

Порой мешки шевелились, будто живые, а иногда из них с пылью и осколками щебня вырывались смертоносные «фонтанчики», словно срабатывали маленькие взрывные устройства.

Один из «фонтанчиков» угодил в лицо солдату, стрелявшему из пулемета. Боец громко вскрикнул, отшатнулся и схватился руками за лицо. Между пальцами обильно потекла кровь, а несчастный упал, утробно воя.

Павел склонился над ним, пытаясь оторвать руки от окровавленного лица, чтобы понять, чем можно помочь. На секунду это удалось, но лучше бы он не делал этого: на него смотрели залитые кровью пустые глазницы.

Павел отшатнулся. А боец снова схватился за лицо, не прекращая выть — страшно и надрывно.

Замолчал второй пулемет: кончились патроны. Пулеметчик принялся менять коробку с лентой. Движения его были суматошными, неотработанными.

Опозеры снова активизировались, засновали чаще. То тут, то там отдельные группки солдат поднимались, бросались на несколько метров вперед, падали и открывали огонь. Расстояние между цепью атакующих и огневой точкой стремительно сокращалось.

— К пулемету! — крикнул лейтенант Гусеву.

Тот приник к оружию, прижал приклад к правому плечу.

Мысли хаотично заметались, он не мог выбрать цель. Но как только атакующие поднялись, открыл огонь.

Приклад равномерно задолбил в плечо, затвор бешено задвигался, выбрасывая гильзы. Шквальный огонь заставил бойцов противника залечь. Они открыли ответную стрельбу.

Непрекращающийся град пуль шевелил мешки и выбивал щепу из шпал.

Стиснув челюсти, подавляя страх, Гусев бил очередями, не давая противнику подняться.

Подключился второй пулеметчик. Он давил на спусковой крючок и со злым отчаянием кричал на одной протяжной ноте:

— А-а-а!!!

…Выстрел из гранатомета, выпущенный опозером, угодил прямо в мешки.

В глазах Павла взорвались красные шары, по голове будто ударили кувалдой. Его швырнуло в черноту…