Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе Страница 11

Нам не обойтись без небольшого отступления. В советской России, особенно в первые годы, перед иностранцами советское чиновничество просто млело от избытка чувств. Если кто-либо из заморских специалистов приезжал к нам, то это тут же преподносилось как несомненное преимущество советского строя, куда «лучшие люди» бегут из загнившего Запада. А чтобы заезжему гостю жилось комфортно, комфорт этот без промедления создавали за счет своих безответных граждан. Иностранцы – и Дункан не исключение – делали вид, что ничего такого не ведают.

По распоряжению Н.И. Подвойского Дункан предоставили «пустовавшую» дачку на Воробьёвых горах, «где, – как писал ее импрессарио И. Шнейдер, – жила лишь какая-то (? – С.Р.) старуха». Еще любопытный штрих. На Пречистинке был особняк балерины Балашовой. Она эмигрировала. Ее комнаты опечатала ВЧК, в остальных разместились «какие-то учреждения». Дункан этот особняк понравился. Она попросила его для своей школы и для себя. Всех в 24 часа выгнали, и она въехала со своей свитой: импрессарио, еще несколько человек, а через какое-то время к ним присоединился и Есенин.

Послушаем далее Влад. Ходасевича: «Из кремлевских складов везли ей награбленные в магазинах меха, шелка, духи, вина, всякую всячину. Оторопелые большевики искренне думали, что Дункан заложит какие-то основы какого-то необыкновенного, красивого “нового быта”: тут же, среди сугробов, разобранных домов, коптилок, печурок, портянок, валенок, голодных животов, солдатских шинелей, пишущих машинок и конских трупов начнется “освобожденное тело”, забьют фонтаны небывалого, ослепительного искусства. Но фонтаны не забили. Роскошь Дункан, ее попойки, ее романы, ее дом, с утра до вечера и с вечера до утра набитый комиссарами, имажинистами, кокаинистами, пьяными актерами и пьяными чекистами, – все это мозолило глаза обнищалой и обозленной Москве.

Ее звали “Дунька Советская”».

2 мая 1922 г. Есенин оформил брак с Дункан по советскому обряду: «расписался». 10 мая они вылетели в свадебное путешествие в Германию, более четырех месяцев путешествовали по Европе, затем отплыли в США. Вернулись в августе 1923 г., а уже осенью разбежались в разные стороны.

Женитьба на Дункан, несмотря ни на что, оказалась для Есенина очень, если можно так сказать, полезной. Прежде всего, только благодаря своей третьей жене он получил загранпаспорт, смог посмотреть мир и издалека прочувствовать свою нынешнюю родину, советскую Россию. Да и себя смог показать во всей красе и русской удали, когда столкнулся лицом к лицу с тем, что русский человек назвал бы американским миросозерцанием. А сводилось оно к тому, что издревле было противно русской душе, – к культу денег, к выстраиванию своей жизни так, чтобы обязательно «иметь свое дело» и больше «денег делать». Америку по этой причине Есенин сразу и безоговорочно не принял, она стала противна ему с первых шагов по заморской земле. 12 ноября 1922 г. он написал А. Мариенгофу в Москву: «Я понимаю теперь, очень понимаю кричащих о производственном искусстве». Явный намек на В. Маяковского. Как не кричать, если только за такое искусство платят, если только оно нужно.

И в знак протеста Есенин развернулся в Америке во всю российскую ширь: пил, скандалил, дрался, говорил обидное для американцев. Итог суров: Дункан лишили американского гражданства и заставили их обоих срочно покинуть Америку. Свое скандальное путешествие по Америке Есенин описал в очерке «Железный Миргород».

В Америке, однако, он не только пил и дебоширил. Он много работал: продолжил так его возбуждавшую «Страну негодяев». А начал сочинять эту поэму Есенин, скорее всего, в свой медовый месяц с Дункан, ибо отрывки из нее он читал еще 1 июня 1922 г. в Берлине в Блютнерзале. Там же он, по версии некоторых исследователей, писал и «Чёрного человека». А по пути в Россию Есенин на полгода задержится в Париже и напишет там в преддверии свидания со своим любимым городом «Москву кабацкую». И лишь 3 августа 1923 г., использовав все мыслимые способы оттяжки, он возвращается в СССР. Уезжал из России (пусть и советской), а вернулся в принципиально новую страну – СССР!

В СССР его сразу стало раздражать всё – и Дункан, прежде всего. Долго любить он вообще не умел, а тем более иностранку, с которой русскому поэту и поговорить было не о чем, да и «не на чем»: русский язык она толком не освоила, он же к английскому и не прикасался. Летом 1923 г. они с Дункан расстались – он просто ушел от нее, не подавая на развод.

Брак с Дункан привел поэтическую натуру Есенина в состояние крайнего исступления. Она не была его женщиной. Они были разными во всем. И он готов был бежать от нее куда угодно. И побежал к женщине, которую никогда не любил: к Галине Бениславской.

Я усталым таким еще не был.В эту серую морозь и слизьМне приснилось рязанское небоИ моя непутевая жизнь.

Как видим, в никуда Есенин не ушел. Бениславская же дождалась своего часа. Летом 1923 г. Дункан от американских скандалов Есенина отдыхала в Ялте, там она и получила категорическую телеграмму: «Писем, телеграмм Есенину больше не шлите. Он со мной. К вам не вернется никогда. Галина Бениславская».

С Бениславской Есенин познакомился еще до А. Дункан, в конце 1920 г. на одном из вечеров имажинистов в кафе «Стойло Пегаса». Была она журналисткой, а работала в секретариате ВЧК. Влюбилась в Есенина сразу и жизнь для нее началась мучительная вдвойне: мало того, что Есенин не ответил ей взаимностью, она еще должна была выполнять задание своих шефов и следить за человеком, которого любила. Правда, иногда она получала и своеобразное удовлетворение от этой двойственности, когда на ее глазах поэт флиртовал с другой, а она все это была вынуждена наблюдать, запоминать, а потом обо всем этом докладывать, «где надо».

Ей, конечно, тяжело было переживать его роман с Дункан, но она как будто чувствовала, что продлится эта связь недолго, и все ему простила, как прощала Есенину его многочисленные связи с другими женщинами, все его пьяные выходки и бессмысленные скандалы. Не простила лишь однажды, когда он женился на Софье Толстой, внучке великого писателя. Есенин, конечно, не жил с Бениславской, как живут в семье. Ее дом не стал для него своим. Он лишь «бывал и живал» у нее, когда было настроение или просто деться было больше некуда. Уже с конца 1923 г. Есенин имел еще и тесную связь с переводчицей Надеждой Вольпин. 12 мая 1924 г. она родила ему сына.

А когда все же жил с Бениславской, не любя ее (она-то в чем виновата?), черствел душой и становился безжалостным. В марте 1925 г. он пишет ей: «Милая Галя! Вы мне близки как друг, но я нисколько не люблю вас как женщину». Почему столь прямолинейно и грубо? Не знал он, видимо, о ее работе в ВЧК. Друзья же нашептали. Поверил. И таким манером решил отомстить за свое унизительное положение «подследственного любовника». От Бениславской ушел к будущему мужу своей сестры В. Наседкину, тоже поэту. А уж от него – к С.А. Толстой.

Женщина, которая любит, в гневе беспощадна и, поверяя свои думы дневнику, она пытается убедить себя, что ненавидит того, кого все еще любит: «Я думала, – пишет Г. Бениславская, – ему правда нужен настоящий друг, человек, а не собутыльник. Думала, что Сергей умеет ценить и дорожить этим… Думала, для него есть вещи ценнее ночлежек, вина и гонорара. А теперь усомнилась. Трезвый он не заходит, забывает. Напьется – сейчас же. С ночевкой. В чем дело? Или у пьяного прорывается?… Или оттого, что Толстая противна, у пьяного нет сил ехать к ней, а ночевать где-нибудь надо?… Была бы комната, поехал бы туда». И далее: «Наконец, погнался за именем Толстой – все его жалеют и презирают: не любит, а женился… Он сам себя обрекает на несчастья и неудачу… Ведь он такая же блядь, как французенки, отдающиеся молочнику, дворнику и прочим. Спать с женщиной, противной ему физически, из-за фамилии и квартиры – это не фунт изюму… Я не знаю, быть может, это вино вытравило в нем всякий намек на чувство порядочнос- ти».

Что тут скажешь? Лучше помолчать и подумать.

Итак, в последний год своей жизни, а точнее, 16 сентября 1925 г. Есенин женился на Софье Толстой и переехал к ней, где на него со всех стен, во всех комнатах смотрела (как ему казалось, с презрением) бородатая голова классика. О любви, тут Бениславская права, речи не было, хотя Толстая, как и все его предыдущие жены, любила его вполне искренно. И все же эта его семья распалась почти мгновенно. Незадолго до своего рокового отъезда в Ленинград Есенин написал Софье Андреевне из больницы довольно резкое письмо. Оскорбил женщину явно незаслуженно. Взбешенная, она пришла в больницу и дрожащей рукой навела на него пистолет. Выстрелила. Но, слава Богу, промахнулась. «Дело» даже не возбудили. Есенин в тот же день сбежал из больницы и, зайдя домой за вещами, ушел в никуда, послав свою последнюю жену по ему одному известному адресу.