Внук Петра Великого - Олеся Шеллина Страница 11

– Конечно, юный герцог Гольштейн-Готторпский. Полагаю, его тетка Елизавета сделала свою ставку на племянника и хочет с его помощью укрепиться на троне.

– И вы допустите это, ваше величество?

– Конечно, – Фридрих хрипло рассмеялся. – Однажды я получил от герцога очень трогательное письмо, в котором он выказывает мне свое обожание и чуть ли не преклонение передо мной. Очень важно иметь подобного союзника в то время, как Бестужев будет настраивать императрицу против меня. Он обожает Версаль, а меня считает тупым грубым солдафоном.

– А, так значит вы для этого пригласили сегодня герцога на концерт, чтобы он хоть издали побыл в вашем обществе, укрепляясь в нежных чувствах, – раздался смешок, а я сжал кулаки. Ну что за суки. Использовать никому не нужного пацана, внушая ему невесть что. Как же это по «эвропэйски».

– Боже, да вы просто не видели того письма. Я – его Дульцинея, он влюблен в меня заочно, как Дон Кихот… – я не могу больше это слушать, не могу. Отступив еще больше в тень, я развернулся и понесся по коридору в обратном направлении. Что я только что услышал? Это вообще нормально? Или я неправильно перевел? Или слухи о старине Фридрихе правдивы. Так, не думать об этом, не думать, мать твою! Хотя сейчас вопросы про скрипочку исчезли. И пускай егерь учит на ней играть, ничего, главное, что мальчишка на своего кумира хоть чуть-чуть походить будет. Наверное, не смог найти никого, кто на флейте играл и мог хоть чисто теоретически научить.

Прямым ходом я выскочил в какой-то очередной коридор и резко затормозил. Посредине коридора стоял Брюммер и озирался по сторонам. Увидев меня, он резко развернулся, направляясь в мою сторону.

– Вот вы где, и где вас черти носили? – процедил он, грубо хватая меня за руку, так, что, похоже, синяк останется. – Почему вы не поставили меня в известность о том, куда направились?

– Отпусти, – спокойно проговорил я. Не собираюсь я терпеть его пьяные выходки. Я не Карл Петер, и не влюблен заочно в старого пи… короля Фридриха. А своим слугам, коим Брюммер и является, если разобраться, я тем более не позволю обращаться с собой, как им вздумается. – Немедленно убрал руки. И, если еще раз позволишь прикоснуться ко мне без моего на то ведома, очень сильно пожалеешь. Уж поверь, герцог Гольштейн-Готторпский вполне сумеет превратить твою ничтожную жизнь в ад. Это, если не брать во внимание то, что я в перспективе все же надену на голову одну из корон. А теперь, карету мне, сударь, карету! Мы уезжаем. Где здесь чертов выход?

Похоже, герцог действительно никогда не давал этим сволочам даже устный отпор, потому что Брюммер на мгновение впал в ступор. Нет, никаких иллюзий насчет того, что он не попытается применить силу снова у меня не было. К тому же во все времена взрослому и якобы воспитателю всегда верили лучше и охотнее, чем подростку, и мне предстояло сделать прежде всего так, чтобы меня услышали и приняли всерьез. Насчет Елизаветы я иллюзий не питал. Нужно будет долго присматриваться, прежде, чем начинать собирать команду. А вот немцы мне заплатят за сегодняшнее унижение, потому что я этого никогда не забуду, Дульсинея моя ненаглядная.

Карету доставили быстро, но, прежде, чем уехать, Брюммера отозвал в сторону какой-то лощеный офицер, который бросил быстрый взгляд в мою сторону, а затем полностью переключился на слегка подвисшего обер-гофмаршала. Как я понял, Брюммер только что получил ту самую подписанную подорожную, которую не мог вымутить уже несколько дней.

По дороге мы не разговаривали. Он все это время сидел напротив меня в карете и сверлил не самым доброжелательным взглядом. Только вот мне было наплевать. Я хотел уже поскорее оказаться в России, чтобы начать что-то планировать. Сейчас, без знания реалий это было невозможно. Да и Брюммер с Бернгхольцем сбивали настрой.

На постоялом дворе Брюммер объявил, что завтра с утра мы, наконец-то выезжаем, и пошел в комнату, которую делил с Бернгхольцем и Корфом, чтобы успокоить нервы и отдохнуть. По дороге он прихватил с собой трактирную девку. Чтоб тебе сифилис подхватить, урод. Я прожег его спину ненавидящим взглядом. Это как же нужно умудриться, так заставить себя ненавидеть всего за пару дней? Ведь я понятия не имею, что именно между ним и герцогом происходило на протяжении нескольких лет, если судить по некоторым оговоркам.

– Ваша светлость, я вам сегодня понадоблюсь? – я резко обернулся и долго непонимающе смотрел на Крамера.

– Да. Только книгу смени, – и я побрел наверх, не глядя, идет он за мной или нет. А вообще, до меня только что дошло. Что эта троица заняла единственную комнату, а мне на морозе пришлось стоять и ждать, когда та девчушка, которой я солдатиков подарил, уедет. Вот здорово. Просто неописуемо. И если дворянство здесь ничем не отличается от дворянства в России, то хрен они у меня получат, а не дворянскую вольницу. Сдохнут на службе.

Вот так накручивая себя, я с остервенением содрал с себя мундир и растянулся на кровати.

– Я не понял, если не эту книгу, то какую, ваша светлость? – я закрыл глаза, чтобы не видеть Крамера.

– Да любую. «Императора» Макиавелли, – ровно произнес я, стараясь успокоиться. – А «Дон Кихота» сожги. Если я ее еще раз увижу, то заставлю тебя ее сожрать. – Успокоиться не получалось, и хотелось банально реветь. Да что же такое-то. Когда уже это тело меня перестанет своими реакциями мучить? Одинокая слезинка все же сползла из уголка глаза по лицу. Я зло смахнул ее. Скорее бы уже хоть куда-нибудь приехать.

Глава 4

Крамер вошел в комнату, после моего разрешения и замялся на пороге, словно не зная, как начать разговор.

– Что еще у нас случилось плохого? – не глядя на него, протянул я, старательно выводя на бумаге свое имя. Даже кончик языка высунул от усердия.

– Нет такой книги, ваше высочество. Я ее где уже только не искал. Может быть, вы имели в виду не «Император», а «Государь» Макиавелли? – он тяжело вздохнул, поглядывая на меня, продолжая мять свою треуголку, которую снял,