Божья коровка - Анатолий Федорович Дроздов Страница 11

– И что? – нисколько не смутилась Клава. – Женилка выросла, наверное. Я бы посмотрела.

За столом захохотали, директор покачала головой. Смеясь, все встали с лавок и стали расходиться. Две женщины собрали грязную посуду, сложив алюминиевые миски и приборы в такую же кастрюлю с ручками. На ней имелась надпись краской – «столовая». «Еду сюда привозят, – понял Николай. – Директор вправду молодец, организовала для людей».

– Покурим? – предложил ему напарник, достав из кармана пачку «Примы».

– Я не курю, – ответил Николай. – Но с вами посижу, если не против.

– Сиди, – согласился дядя Миша.

Они вышли во двор, где примостились на ступеньках, ведущих к входу в магазин – служебному, конечно. Для покупателей он с улицы. Напарник чиркнул спичкой, прикурил и, затянувшись, выпустил клуб дыма.

– Пристали к тебе бабы? – хмыкнул, сплюнув. – Ты не тушуйся, Боря. Это магазин. Тут есть такие… – дядя Миша засмеялся. – Вот Клавку взять. Баба – разведенка. У ней же там так чешется – на стенку лезет. А где найдешь? В магазине пара мужиков была: я да Нехайчик. Так я семейный, а Нехайчик – алкоголик. Такому баба не нужна, ему бы лишь бы выпить.

– Мужчин вокруг хватает, – удивился Лосев.

– А где найти? – не согласился дядя Миша. – На танцы не пойдешь – там девки молодые, а Клавке скоро тридцать[20].

– Среди покупателей есть мужчины.

– Клавка на мясе стоит, – покачал головой напарник. – Там в основном женщины берут. Мужик если подойдет, так женатый. Холостые колбасу берут или пельмени. Им готовить лень. Еще толкутся в винно-водочном, да те большей частью – пьянь. Толк от них… – он махнул рукой. – Клавка не одна такая, есть другие разведенки. Ты держись от них подальше.

– Почему?

– Глазом не моргнешь, как охомутают. Бабы тертые. У тебя ж квартира есть?

– В этом доме, – подтвердил Николай. – Во втором подъезде. Одна комната, но она большая. Спальня за перегородкой.

– А-а, полуторка[21], – кивнул напарник. – Ты жених с квартирой, потому завидный. Они все по общагам обретаются, редко у кого комната при общей кухне. Ты пацан не знаешь баб. Даст раз тебе, и ты довольный. Хочешь продолжения – женись. Вот так, Боря.

Дядя Миша выбросил окурок. «Это мы посмотрим, – мысленно хмыкнул Николай. – Как меня окрутят. Я пацан лишь только с виду». Вслух спросил другое:

– Почему вы тут работаете, дядя Миша? Ведь зарплата небольшая.

– Так живу тут, – напарник показал рукой. – За этой улицей – пустырь, дальше – частный сектор. Есть дом свой и хозяйство. Встал, пять минут пешком – и на работе. К тому же я не продавец, и весь день торчать в магазине мне не надо. Машины разгрузил – свободен, пошел домой хозяйством заниматься. Есть и другая выгода, но знать тебе о ней пока что рано. Пойдем! – он глянул на часы. – Машины счас приедут…

После обеда разгружали молоко. Его доставили в ящиках из толстой проволоки. Внутри – гнезда для бутылок. Таскали их крюками из стального прутка с ручкой в форме буквы «О». Им цепляли нижний ящик и волокли по цементному полу стопку, придерживая верхний ящик левой рукой. Не дай бог стопка рухнет и бутылки разобьются! Было тяжело, но Лосев справился. Но не успел передохнуть, как привезли вино в таких же ящиках – и вновь тащи. Он чуть не сдох. Если молока было считанные стопки, то вина доставили фургон, и оно все не кончалось.

– Зачем же столько? – спросил Лосев у напарника, когда всю машину разгрузили. Он был весь мокрый и хватал воздух ртом.

– Разберут за два часа, – хмыкнул дядя Миша. Он достал из ящика полулитровую пивную бутылку, запечатанную белой жестяной пробкой. – Видишь? – ткнул пальцем в этикетку.

– Биле мицне, – прочел Лосев.

– Биомицин, – ухмыльнулся напарник. – Семнадцать оборотов[22], 98 копеек за бутылку. На вкус приятное и мягкое[23], можно пить из горла и не закусывать. А водка дорогая – два восемьдесят семь за пол-литра.

Напарник как в воду глядел. Не успели они затащить в винно-водочный отдел ящики с «биомицином», как к прилавку выстроилась очередь, и она все росла. Складывалось впечатление, что у местных пьяниц работает своя система оповещения[24]. Грузчики упарились таскать сюда ящики с вином, а обратно – опустевшие. Наконец, «биомицин» закончился, о чем продавец объявила покупателям.

– Не бреши! – заорал стоявший у прилавка мужичонка с багровым носом и подбитым глазом. Выглядел он уже поддатым. – Есть еще! Сховали для своих. Покажи подсобку.

Он попытался обойти прилавок, но дорогу ему преградил дядя Миша.

– Посторонним нельзя, – заявил сурово. – Сказано: кончилось, значит, кончилось.

– Да я тебя!..

Мужичонка схватил грузчика за грудки и воткнул спиной в прилавок. Дядя Миша вскрикнул. Николай, метнувшись к ним, без размаха засадил буяну в печень. Тот охнул и выпустил напарника. Николай завернул ему правую за спину, а другой рукой сдавил горло воротом.

– Пусти! – просипел мужичонка.

– Как напарник скажет, – хмыкнул Лосев. – Ты его о прилавок спиной ударил. Его, может быть, в больницу повезут. А тебя – в тюрьму. Срок ты заработал.

– Я не буду больше! – взмолился мужичонка. – Зуб даю!

– Отпусти, – сказал напарник. – Ничего он мне не отбил.

– Ладно.

Николай разжал ладони. Мужичонка отскочил и потер рукою горло.

– Здоров же ты, пацан! – произнес, качая головой. – Вмиг меня скрутил.

– У меня разряд по самбо, – ухмыльнулся Николай. – А еще по боксу. Хочешь испытать еще, милости прошу.

– Нет уж, на хрен, – отказался мужичок. – Лучше подтверди: вино и вправду все? Ты здесь новый человек, до сих пор тебя не видел, гнать пургу не будешь. Мишка-то соврет и не поморщится.

– Кончилось, – ответил Лосев. – И слава богу. Заманались ящики таскать.

– Понял.

Мужичонка повернулся и ушел. Следом рассосалась очередь.

– Ты и вправду самбо знаешь? – спросил напарник, когда они унесли в подсобку опустевшие ящики.

– Нет, конечно! – засмеялся Лосев. – Но его нужно было напугать.

– Это Васька-охламон, – вздохнул напарник. – Его все тут знают. Мы с ним на одной улице живем. Месяц, как из колонии вернулся, пропивает все, что заработал за решеткой. Деньги кончатся, чего-то украдет, и снова сядет.

– Украл, выпил – и в тюрьму[25]? – улыбнулся Николай. – Романтик.

– Дурак он, – покачал головою дядя Миша. – И не лечится…

Ближе к двадцати часам Лосева позвала к себе директор.

– Это за работу, – она выложила на стол трешку. – Это чтоб поесть, – на столешницу лег круг полукопченной колбасы, завернутый в бумагу. – Ну, а это премия, – рядом с ней встала уже знакомая бутылка с «биомицином».

– Я не пью! – замотал головою Николай.

– Бери! – приказала Алексеевна. –