Олег Северюхин - Кольцо приключений Страница 12

Снится мне, что плыву я по морю. Корабль наш качает на крутых волнах. Капитан приказал всем привязаться к койкам, чтобы не свалило на пол, неудобно, но как будто и качка прекратилась. А я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. Кричу беззвучно:

– Шторм кончился, отвяжите меня, – а вокруг голоса, – а это мы тебя поймали, лежи и не дергайся.

Я дернулся и действительно не могу пошевелиться.

Открыв глаза, я увидел усатую физиономию, которая дыхнула на меня чем-то неприятным и сказала:

– Что, кумэ, прийихали?

Глава 18

Около меня стояли пять человек. В причудливых одеждах и с кривыми саблями на боку. Шестой с лошадьми стоял поодаль. Неужто все еще поляцкие банды под Москвой бродят? Вот и я одной в руки попался. Вероятно, варево их привлекло. По одежде-то не разберешь, кто они, может и украинцы, а, может, запорожцы. Вообще-то, похожи на казаков, как их на старинных гравюрах малюют. А, может, и те, и другие. Один из них проворно рылся в моем мешке.

Чуть привстав, я крикнул:

– Эй, ты, козолуп херов, не замай чужие шмотки.

Казаки загоготали:

– Тю, та це ж москаль. Слухай, Козолуп, а тебя и на москальщине многие знают.

Козолуп с красной рожей подошел ко мне и замахнулся ногой, но старшой остановил его:

– Козолуп ты и есть козолуп, ничего в тебе лыцарского нет. Не замай. До батьки свезем. Ему сейчас москали до зарезу треба. А у этого и говор-то господский. Как бы еще хуже не было, если мы ему чего-то сделаем.

Я лежал и матерился про себя, на чем свет стоит. Как я попал сюда? Как матрос Железняк, что шел на Одессу, а вышел к Херсону. Действительно, у кольца есть аномалия. Второе. Как я не успел переодеться? Югославский костюмчик, чешские полуботинки, рубашка «Goleaf», в кармане пачка «Marlboro» и газовая зажигалка. А на руке электронные часы «Nokia». Все это я должен был снять, закопать и переодеться в купленную рясу. Весь план насмарку. Хотя, кто его знает?

– Гляньте, панове, як странно одет цей субъект. Похоже, что из франков или из инглизов. Они там по-всякому одеваются, даже чулки бабские носят с такими же башмаками. Кисель, клади его к себе вьюком и повезем.

Ехали часа два шагом.

Въехали в какое-то село. Хаты-мазанки белые. Кое-где на стенах цветы или петухи нарисованы. Дома огорожены плетнями. Ни дать, ни взять деревенька из какой-нибудь повести Гоголя. Сейчас появится кузнец Вакула с мешками, а из трубы на метле вылетит Одарка, сверкая белозубой улыбкой.

Подъехали к большой хате. У коновязи с десяток коней. Рядом казак прогуливается. Втащили в горницу. Темно. Поставили перед большим столом, за которым сидело с десяток каких-то людей. Только меня отпустили, я как куль упал. Меня поставят, а я падаю. Руки-ноги затекли. Развязали меня. Стал растирать затекшие руки, аж всего по телу как иголками тыкать начали. Боль несусветная. Потом проходить стало. Кое-как встал на ноги.

– Кто таков? – чернявый мужик азиатской наружности с длинными черными усами и с большой металлической рюмкой в руке грозно смотрел меня.

– Никто, – отвечаю я, – иду сам по себе, никого не трогаю, на дороге не мешаюсь, а меня схватали и сюда притащили.

– Не глумись, отвечай пану гетману, как на духу, – приведший казак стукнул меня кулаком по шее.

Ну, не люблю я, когда меня бьют. Как я стукнул его левым локтем в грудь, а потом, равернувшись, кулаком по физиономии куда-то в район носа. Охнув, казак упал. Ко мне бросились несколько человек, но тот, кого называли гетманом, рукой остановил их.

– Хочешь показать, что благородных кровей? – спросил он. – А сам-то ты откуда? И чего здесь делаешь в такой одежде.

– Иду я из московских земель, при монастыре читать-писать научился, потом в земли заморские попал обманом, сейчас вот домой иду обратно. А одежда на мне такая, какую простые франки в дорогу или для работы надевают.

– Да, простых франков мне видеть не приходилось, а во Франции побывать довелось – сказал гетман. – А вот мы тебя сейчас проверим, насколько ты в грамоте понимаешь. А ну, садись сюда, – показал на край лавки. – Эй, принесите сюда мой ларец.

Принесли деревянную шкатулку.

– Ну-ка, почитай вот это, – и гетман передал мне свернутую в трубочку бумагу.

Это было письмо на французском языке, но на старом французском языке, хотя французский язык он и в Африке французский язык. В письме было написано, что граф де Брежи свидетельствует свое почтение генеральному писарю реестрового казачества Зиновию-Богдану Хмельницкому, с которым вместе принимал участие в переговорах по поводу служения казаков во французском войске. Граф извещает господина генерального писаря о своем назначении посланником Франции при польском дворе и имеет надежду на продолжение знакомства с ясновельможным паном Хмельницким. Подписано в феврале года 1646 от Рождества Христова в Париже.

Я перевел.

– Все точно. Мне писано, – сказал гетман, – а ну-ка, налейте пану чару медовухи, пусть посидит с нами, зальет тоску нашу.

Я выпил, поел курятины. Спросил сидевшего рядом казака:

– Пан, а где это я? И какое ныне число?

Казак посмотрел на меня осоловелыми глазами, но довольно твердо ответил:

– Мы сейчас в местечке Паволочь и сегодня с утра было число 17 седьмого месяца года 1651 от Христова Рождества. А это пан гетман Хмельницкий празднует свое вызволение из татарского полона. Выкупили мы пана гетмана. Ох, и отольются татарам эти денежки, пан.

Да, стрельнуло меня в сторону. Из Москвы в Москву должен был попасть, а попал на Украину за тысячи верст. Что-то с кольцом происходит. Как будто мне приходится огибать какую-то преграду или препятствие и меня отбрасывает в сторону. Интересно, знал ли мой дядя историю происхождения кольца. Может, это истинный владелец кольца пытается связаться со мной, и мы одновременно перемещаемся, отталкиваясь друг от друга в полете по времени?

А в это время раздался раздраженный голос Хмельницкого:

– Да что мне Москва? Я к Москве со всем сердцем, а что я от нее получил? Одни обещания, которые как насмешку и расценивать нельзя. Берете меня под свою руку или нет? Да? Да. Нет? Нет. Если они будут так ко мне относиться, то соберу войско и пойду разорю эту Московию, как я это делал с Польшей. А, ну, отойди все от меня – порублю!

Совершенно не странно было слышать это от гетмана, находившегося на польской службе. Ладно, завтра постараюсь узнать, что все-таки происходит. Не вдавался я в историю украинско-русских отношений, да придется вдаваться.

Я волей случая оказался за столом украинской старшины. Попросил сидевшего рядом старшину, чтоб приказал принести мой мешок с вещами и определить меня куда-то на постой.

Казак крикнул:

– Пан сотник!

Явился старший группы, схватившей меня.

– Пан сотник, определи-ка пана с собой рядом на постой, да посмотри, чтобы хлопцы его вещи не попотрошили.

– Слухаю, пане полковнику. Пойдемте со мной, пан.

Глава 19

По дороге сотник сказал:

– Я прошу вас обращаться ко мне просто пан сотенный, чтобы не порушить авторитета моего перед казаками. Так-то меня Ондрием кличут по прозвищу Кулик, но мы на службе находимся, да и после службы я над своими людьми начальник. А я вас буду кликать пан писарь, поскольку вы человек грамотный и в заморских языках разумеете. Боюсь я, как бы пан генеральный писарь ревностью к вам не взыграл, так перед очами пана гетмана не мельтешите, пока он вас к себе не призовет, а у меня вы будете под защитой. Хоть и удивляюсь я, как вы Василька с ног сбили, как будто нехотя, а верзила кулем на пол упал.

– А что бы вы сделали, пан сотник, если бы вас ударили как меня по шее? – спросил я.

– Ух, я бы так дал сдачи, – и сотник засмеялся и сказал, – вот мы и пришли. Я здесь появляюсь не часто, это дом моих родичей, но они все на войне сгинули, а хозяйкой здесь вдова моего брата, Дарья. Не забижай ее. Да, вот еще, табакокуров не любит пуще крымчаков. Так что в доме не кури. Скажи на милость, что это за странное оружие нашли в твоем мешке?

– Да это и не оружие вовсе, хотя может стать и оружием. В немецкой земле сделано, там знатные мастера по железу. Вот смотри. Прикручиваю эту пластинку и получилась лопата. Как говорят немцы – шанцевый инструмент. Сносу нет. Хоть огород копай, хоть яму какую. Вот это топорик, тоже прикручивается. А это пила. Хочу сделать вам подарок в знак нашей дружбы. Пусть это будет у вас, в ратном деле пригодится.

– Дякую, пане, знатный подарок. Вы мешок свой посмотрите, не пропало ли чего, – предложил сотник.

Посмотрел я в мешок, крупа пропала, соль, котелок и ложка, да и Бог с ними, зато остальное все на месте, особенно чернила и ручка.

– Все цело, пан сотник, казаки люди честные, – сообщил я своему провожатому.

Я достал из пачки сигарету, прикурил от зажигалки и предложил сигарету сотнику.

– Та, ни, спасибо, я люльку покурю, – сказал он, но сигарету взял, прикурил от зажигалки и, глядя на меня, глубоко затянулся. – Знатное кресало иноземцы делают, у нас пока искру вышибешь на трут, да пока раздуешь его, и курить расхочется. А тютюн слабоват по сравнению с турецким, но горло не дерет и курится приятно. У нас такой тютюн не курят, а люльку я вам спроворю вишневую, всем люлькам люлька будет. Ну что, пойдемте до хаты.