Андрей Посняков - Удар судьбы Страница 13

— Не спрашивай пока ничего, — покачал головой Федор. — Лучше кушай — скоро в дорогу.

Один из сидевших рядом с небольшим костерком мужичков жестом подозвал Лешку и, когда парень подошел, протянул ему миску какого-то варева, похожего на жидкую овсяную кашу с мясом и пахучим маслом. Впрочем, варево оказалось вкусным. Лешка съел аж две миски — настолько оголодал, — после чего заулыбавшийся мужичок откуда-то притащил большую деревянную кружку:

— Пей, друже!

Друже! Ну, точно — казаки!

Поблагодарив, Лешка принялся с наслаждением пить. Чуть не захлебнулся — уж больно вкусное оказалось питье, чем-то походило на вино, но слабенькое. А может, это и было вино, просто сильно разбавленное холодной водою?

Пока Лешка ел, казаки споро свернули свои шатры и уселись на лошадей или в телеги. Ничего себе казаки! Какой-то цыганский табор. А может, это и вправду — цыгане. Да нет, не похожи вроде бы. Юноша покрутил головой — в основном все тут были белобрысыми, светлобородыми, чернявых попадалось мало.

— Пора, — сзади неслышно подошел Федор. — Вон телега, — он махнул рукой. — Поедешь с Саидой. Там и переоденешься.

— Спасибо, но…

Лешка хотел бы сказать, что он вовсе не нуждается ни в каком переодевании — и так хорошо, даже более чем, по этакой-то жаре. Ну, шорты, конечно, рваные. Так и что с того? Наоборот, еще и лучше — прохладнее. Да и модно.

Федор его не слушал, ушел, громко распоряжаясь отъездом — видать, он был тут за главного. Пожав плечами, юноша отдал кружку подбежавшему мужичку — жаль, не познакомились, не поговорили — и быстро вскочил в отъезжающую телегу — крытый фургон, груженный какими-то тюками и бочками, запряженный рогатыми медлительными волами.

Волами правила темноволосая девушка лет двадцати-двадцати пяти, тоненькая, смуглая, с приятным лицом и темными несколько раскосыми глазами.

— Вы — Саида? — Лешка растянул губы в улыбке.

— Саида, — девушка тоже улыбнулась и кивнула куда-то назад. — Там, на тюках, порты и рубаха. Одень.

Лешка пожал плечами:

— Да мне и так хорошо. Впрочем, если настаиваете…

Одежонка оказалась такой же чудной, как и у всех прочих — широкие сверху и сужающиеся книзу штаны и просторная рубаха из грубой, похожей на стираную джинсовку ткани. А в общем, ничего, довольно удобно.

Переодевшись, Лешка уселся впереди, рядом с девушкой. Уж что-что, а с девчонками-то он болтать умел, к тому же, кажется, Саида была здесь единственной, кто одевался обычно — короткие светло-зеленые брюки и расшитый блестящими чешуйками топик, между прочим, недешевый, Лешка как-то видал подобный на одной девчонке в дискотеке. Юноша скосил глаза, присмотрелся. Вообще, неплохо прикинута эта Саида — золотые серьги, кольца, цепочка, на ногах — какие-то кожаные плетеные башмачки, судя по всему — очень дорогие, — Лешка даже знал, как они называются — эксклюзивные! Интересно, кто она Федору? Жена? Любовница?

— А почему вы на машинах не ездите? Выпендриваетесь? Или — просто так путешествуете, на лошадях? Вообще-то, да — прикольно.

— Прикольно, — повернув голову, Саида заулыбалась и несколько раз повторила: — Прикольно. Прикольно. Прикольно!

— А мы куда едем?

— Увидишь, — Саида говорила безо всякого акцента.

— Вы — русская?

— Мы? Хм… Я — татарка.

Лешка сконфузился:

— Нет, вы не подумайте, я не с той мыслью спросил, что, мол, русские — самые-самые, татары тоже хорошие, вот у меня друг татарин, Рашид, фельдшер… А вы какую музыку слушаете? Наверное, попсу? А я вот рок люблю. Ну, там, «Ария», «Король и Шут», «Наив». Вам «Ария» нравится?

— Музыку я люблю, — засмеялась Саида. — А говоришь ты смешно: все «вы» да «вы». Я ведь тут одна.

— Ну, неудобно сразу на «ты». Я думаю, сперва получше познакомиться надо. Вы где живете?

— На Москве. Вместе с Федором.

— А Федор кто? Ну, вообще-то, я вижу, что человек не бедный.

— Конечно, не бедный. Купец!

Лешка усмехнулся:

— Да я так и понял. А вы… ой, ты… ему жена? Тьфу-ты, опять ерунду сморозил… Какая, в принципе, разница?

— Нет, не жена, — Саида ничуть не обиделась. — Можно сказать, служанка.

— Ага, — понятливо кивнул Лешка. — Значит, Федор — новый русский. А вы… то есть ты — его менеджер, так?

— Не очень понятно ты говоришь, — заметила девушка. — Сам-то откуда?

— Из-под Мценска.

— Ого! — Саида вскинула глаза. — Говорят, Сигизмунд Кейстутович, князь ваш, лют зело?

Не выдержав, Лешка покрутил пальцем у виска:

— Во! Надоели уже со своим князем! Ты еще литовцем меня обзови.

— Не нравится?

— Кому же понравится?

— Тогда проситесь под руку Василия Васильевича, московского князя!

— Кого?!

— А, — Саида кивнула. — Так ты, наверное, Шемяке больше веришь?

— Слушай, — взмолился Лешка. — Может, хватит, а? Давай лучше о музыке поговорим, а? Тебе кто больше нравится, Кипелов или Беркут? Ну, в смысле, не как мужчина… Что смотришь? Не знаешь, кто такой? Эх ты, темнота! А еще в Москве живешь. От «Фабрики» что ли фанатеешь? Ужас!

— Я скоморохов люблю.

— «Скоморохи»? Что-то не припомню такую группу. Из новых, наверное, или, наоборот, из старых. Саида, а мы сейчас куда едем?

— Куда надо. Ты уже спрашивал.

— К морю, значит?

— Ну да, к морю.

— Слушай, а ты бы не могла с Федором перетереть насчет меня? Ну, типа деньжат занять на билет? Ну, хоть до Воронежа, а уж там доберусь. Сама же говоришь, он богат, это твой Федор.

— Да уж, не беден, — Саида внезапно нахмурилась. — Федор — не мой, у него есть жена.

Ах, вот оно, значит, как!

— Что ж, бывает.

Лешка замолк, ничего не говорила и Саида, так они и ехали — молча. По обеим сторонам дороги тянулась все та же степь, изредка перемежаемая небольшими рощицами, которых постепенно становилось все больше — видать, и впрямь, подъезжали к морю или к какой-нибудь большой реке.

Значит, Федор из Москвы. Экстравагантный новорусский чудак, а Саида — его подружка, но есть и жена. Интересно… Интересно, чем они все тут заняты?

— Слышь, Саида. Федор, говоришь, торгует?

Девушка молча кивнула.

— А чем торгует? — не отставал Лешка.

— Да всем, — Саида засмеялась. — Сукном, шелком, перцем — он же сурожанин, а они на Москве многими правами пользуются, еще старым князем жалованными.

Во! Умереть — не встать! Опять князь какой-то. Может, они так Лужкова меж собой называют?

— А ты сама в Москве родилась?

— Нет, — Саида зло сплюнула на пыльную дорогу. — Не люблю Москву, ненавижу! Правители ее — сребролюбивые, жадные; сами меж собой сладить не могут — порядка нет — а все глазами хищными поглядывают на чужие земли, похотят под свои руце забрати, окаянное племя, хищники!

— Вот и мне Москва не нравится, правильно ты говоришь — больно уж хищная. Сама-то давно в Москве?

— Третье лето. — Девушка закашлялась — да и было с чего, серая дорожная пыль, поднимаясь из-под воловьих копыт, назойливо лезла в нос и глаза, забивалась в рот, противно скрипя на зубах. И это еще здесь, в первой телеге, что уж говорить о тех, кто ехал сзади.

Несколько раз подъезжал Федор, накинувший поверх рубахи какой-то невероятно гламурный пиджак — длинный, блестящий с пуговицами из драгоценных камней — интересно, на сколько такой пиджачок потянет? Тыщ на десять баксов, уж никак не менее. Круто.

Федор с Лешкой не заговаривал, лишь о чем-то спросил Саиду. Причем — не по-русски, а на каком-то непонятном языке, наверное на татарском. Ну, ясно, на татарском, на каком же еще-то?

Вот, снова подъехал, заговорил. Саида отвечала, а Лешка вслушивался в непонятные слова, для себя отметив что-то не совсем обычное в этой недолгой беседе: вроде бы как Федор что-то приказывал, а Саида оправдывалась.

— Шайтан, — когда купец отъехал, выругалась девушка и, тут же повернувшись к Лешке, поинтересовалась его родителями.

— Да умерли они давно уже, — негромко отозвался тот. — Говорил же — детдомовский я, сирота.

— Якши! — улыбнулась вдруг Саида. И Лешке почему-то очень не понравилась ее улыбка, уж больно хищной она была.

— Ты из-под Мценска, сирота… А чем занимался?

Ого! Девчонку явно потянуло на беседу. Ну и славно, все лучше, чем молча сидеть, кто знает, сколько там еще ехать?

— В университете учился, — усмехнулся Лешка. — Социальные науки изучал. А летом трактористом подрабатывал

Саида скривилась:

— Ты литовскими словами не говори, Алексий, все одно я их не понимаю: Говори по-русски.

— А я по-каковски?! По-английски, что ли?

— Так чем ты занимался?

— Сельским хозяйством! — не выдержав, Лешка повысил голос, заколебала уже эта Саида своей тупостью. — Это, надеюсь, понятно? Озимые, яровые, посевная…

— Озимые? Посевная? Понятно, — несколько разочарованно, как показалось юноше, произнесла собеседница. — Так ты крестьянин.