Вячеслав Коротин - Так громче музыка играй победу! Страница 13

— Вы пришли, чтобы похвастаться? — Сушон ещё до конца не переварил всю ту информацию, что вывалил на него командующий Черноморским флотом, но ему очень хотелось прекратить общение с Эбергардом и обдумать всё то, что он услышал.

— Господин Эбергард, ещё один вопрос: Турция вступила в войну?

— Пока неизвестно. Официальных решений ещё не опубликовано. Но, думаю, что могу вас утешить — вступит. После всего того, что вы натворили у наших берегов, турки смогут компенсировать моей Родине результаты вашего нахальства только ценой таких унижений в политическом плане, на которые вряд ли пойдёт столь гордый народ…

— Значит, всё было не зря, — Сушон прикрыл глаза и почувствовал лёгкую эйфорию. — Даже «Гебен» погиб не зря…

— Если под «не зря», ваше превосходительство, вы подразумеваете лишние миллионы убитых людей и проклятье народов, что падёт на головы немцев в результате той авантюры, что вы устроили, то не ошиблись.

Андрею вдруг представилось, что если бы состоялся аналог «Нюрнбергского трибунала» после Первой Мировой, то Сушону петли было бы не избежать.

— И ещё, я пришёл вам сообщить, что семнадцать ваших людей к моему глубочайшему сожалению всё-таки умерли от ран, завтра состоится погребение. Думал, что вы захотите присутствовать…

— Я непременно буду, — немец приподнялся с койки.

— Вряд ли доктора позволят.

— Да плевать на докторов! — лицо Сушона и так было красным, а теперь почти мгновенно налилось угрожающим малиновым цветом. — Я обязан там присутствовать!

— Осмелюсь напомнить, что ваше превосходительство всё же в плену. И вы не имеете возможности руководствоваться своими желаниями. Смею уверить, что погребены ваши моряки будут со всеми воинскими почестями. Желаю скорейшего выздоровления. Честь имею!

— Постойте! Офицеры среди умерших есть?

— Только матросы. И один кондуктор. Всего доброго!

Эбергард вышел из палаты немецкого адмирала и направился в кабинет Кибера — благо, что было совсем недалеко.

— С «Беспокойного» передают: «Три дыма с норд — веста»!

— Разворот отряду все вдруг шестнадцать румбов! Головным — «Беспокойный». Атакуем!

Опасаться дивизиону из трёх «новиков» в этих водах было совершенно некого: даже «Бреслау», если бы он набрался наглости и вылез из Босфора, уступал в весе бортового залпа тройке «Беспокойный», «Гневный» и «Быстрый».

Но командир «Беспокойного», кавторанг Зарудный, прекрасно видел, что ведёт за собой отряд в атаку на беззащитные транспорты. Из Зонгудлака в Трапезунд турки пытались поставить как топливо, так и вооружение…

Не удалось.

Вот спрашивается: на что надеялись капитаны пароходов «Безми Ален», «Мехти — паша» и «Бахри Ахмед», когда увидели, что их собираются атаковать три русских эсминца?

Турецкие суда попытались прижаться к берегу, но они были безжалостно расстелянны торпедами русских эсминцев:

Вот спрашивается: на что надеялись капитаны пароходов «Безми Ален», «Мехти — паша» и «Бахри Ахмед», когда увидели, что их собираются атаковать три русских эсминца?

Турецкие суда попытались прижаться к берегу, и хотя бы затопиться там, где их позже можно будет поднять и, возможно, сохранить свои грузы для Турции. Хотя бы частично…

Номер не прошёл: русский дивизион, обладая серьёзным превосходством в скорости, вклинился между берегом и транспортами, недвусмысленно дав понять, что разорится и на снаряды, и даже на торпеды, но не допустит того нехитрого трюка, что собирались осуществить вражеские суда.

— Дайте головному турку под нос из баковой, Николай Степанович, попросил командир «Дерзкого», ставшего после очередного разворота головным, кавторанг Молос своего старшего артиллериста.

Орудие послушно рявкнуло в сторону парохода через десять секунд. Фонтан всплеска от падения снаряда вырос метрах в пятидесяти по курсу «Безми Алена».

Оказывать сопротивление трём лучшим эсминцам Черноморского флота да и вообще одним из лучших представителей этого класса боевых кораблей во всём мире из своих малокалиберных пукалок турки, разумеется, не стали. Но и белого флага не выкинули. Ход-то они застопорили, но в трюмах пароходов стали открывать кингстоны.

Номер не прошёл: русский дивизион, обладая подавляющим превосходством в скорости, сократил дистанцию до жалкого десятка кабельтовых и демонстративно нацелил на турок все стволы, недвусмысленно дав понять, что разорится и на снаряды, и даже на торпеды, но не допустит того нехитрого трюка, что собирались осуществить вражеские суда.

— Дайте головному турку под нос из баковой, Николай Степанович, попросил командир «Дерзкого», подошедшего к транспортам ближе всех, кавторанг Молос своего старшего артиллериста.

Орудие послушно рявкнуло в сторону парохода и фонтан всплеска от падения снаряда вырос в четверти кабельтова по курсу «Безми Алена».

Оказывать сопротивление трём новейшим эсминцам Черноморского флота, да и вообще одним из лучших представителей этого класса боевых кораблей во всём мире из своих малокалиберных пукалок турки, разумеется, не стали и мгновенно застопорили ход. Но и белого флага не выкинули. Впрочем, с мостиков неспешно приближающихся российских кораблей и так было хорошо видно, что команды транспортов спешно покидают свои суда, спуская шлюпки ещё до полной остановки и, словно на гонках, гребут к недалёкому уже берегу. И лишь когда призовые команды были на полпути к опустевшим траспортам, стала понятна причина торопливости турок. Ход-то они застопорили, но на всех трёх судах сначала обозначился лёгкий дымок, потом серьёзный дым, а чуть позже выбросило и языки пламени. Турки подожгли свои корабли, благо запас керосина имелся на каждом, и теперь, справедливо опасаясь гнева победителей, старались убраться подальше до того, как станет понятна их хитрость. А борта оставленных ими судов постепенно садились всё ниже и вместе с ними уходили в море надежды командиров эсминцев на трофеи в первом же рейде к вражеским берегам.

Вместе с пароходами ко дну шли не только тысячи тонн угля, но и сотня тысяч комплектов зимнего обмундирования для Кавказской армии, четыре разобранных аэроплана, снаряды и патроны для неё же. И продовольствие. Солдаты Энвер — паши этого уже не получат, что здорово скажется на боеспособности турецких войск, выставивших штыки против дивизий Юденича.

Но желательно было бы устроить так, чтобы не только грузы, но и сами суда стали неподъёмными. Молос вспомнил рекомендации командующего флотом перед операцией:

— Вы, в случае чего, торпед не жалейте. Рекомендую попробовать пострелять ими по площадям. Со всего дивизиона…

— Второй и третий аппараты «Товьсь!», — загремело на всех трёх «новиках».

Двухтрубные торпедные аппараты развернулись в сторону практически беззащитных турецких пароходов. Каждая из десяти торпед (на самом «Дерзком» задействовали только один аппарат), что приготовились прыгнуть в волны, стоила около четырёх тысяч рублей (для сравнения — корова стоила червонец), но на войне не экономят…

— Пли!

Торпеды одна за другой плюхнулись в воду, забурлило море от лопастей их винтов, и десятки килограммов взрывчатки понеслись к бортам и так обречённых пароходов.

Десять торпед, сотни килограммов тринитротолуола, более тридцати тысяч рублей понеслись на встречу с бортами турецких судов…

Три прошли мимо, одна вообще развернулась и чуть не угодила в борт «Гневного», одна, ткнувшись в борт «Мехти — паши» не соизволила взорваться, но остальные четыре сработали исправно: рвануло на всех трёх судах, а на «Бехри- Ахмеде» даже дважды.

А ведь русские только начали «творить безобразия» возле Анатолийского побережья…

Поскольку опасаться 'Гебена' в данной реальности не приходилось, то крейсера под Андреевским флагом чувствовали себя у турецкого побережья вполне спокойно и комфортно. И максимально 'шестидюймово' обозначили, что ходить привычными маршрутами вражесим судам очень даже опасно.

Транспорт 'Ак — Денис' с двумя батальонами пехоты на борту нарвался на борту, и под конвоем 'Бреслау' нарвался на весь русский крейсерский отряд: 'Память Меркурия', 'Кагул' и 'Алмаз'.

'Кагул' немедленно погнал немецкий крейсер к Босфору, а двое остальных стали методично разносить в щепки войсковой транспорт. Тот попытался опять же выбросится на берег, но снаряды с 'Памяти Меркурия' в считанные минуты лишили его хода и привели в состояние 'не совместимое с жизнью'.

'Ак — Денис' горел и тонул. Причём тонул с таким креном, что спустить шлюпки было невозможно.

Транспорт «Ак — Денис» с двумя батальонами пехоты на борту, и под конвоем «Бреслау» нарвался на весь русский крейсерский отряд: «Память Меркурия», «Кагул» и «Алмаз».

Оба шеститысячника немедленно погнали немецкий крейсер к Босфору, а «Алмаз» стал методично разносить в щепки войсковой транспорт — благо, что стодвадцатимиллиметровых орудий атакующего корабля для этого было достаточно с избытком. Турок попытался опять же выброситься на берег, но снаряды с русского крейсера в считанные минуты лишили его хода и привели в состояние «не совместимое с жизнью».