Хиллари Клинтон - Тяжелые времена Страница 13

Конди организовала для меня очередной ужин совместно с ее старшим руководящим персоналом на восьмом этаже Госдепартамента в одном из официальных обеденных залов, которые там расположены. Ее советы насчет того, что мне следует ожидать в новой должности, оказались весьма полезными.

Я встречалась и беседовала и с другими здравствующими бывшими госсекретарями. Это крайне интересный клуб, который не ограничивается индивидуальными различиями. Каждый из его участников, подхватывая свою эстафету, проявлял готовность помочь мне поскорее войти в курс дела и как можно быстрее приступить к работе. Мадлен Олбрайт была моим давним другом и партнером в обеспечении прав и возможностей для женщин, она согласилась возглавить новое государственно-частное партнерство для стимулирования предпринимательства и инноваций на Ближнем Востоке. Уоррен Кристофер дал мне, пожалуй, наиболее практичный совет, который я когда-либо получала: не планировать отпуск в августе, потому что в этом месяце, похоже, всегда что-то происходит; например, в 2008 году — вторжение России в Грузию. Регулярно отмечался Генри Киссинджер, который делился со мной тонкими наблюдениями об иностранных руководителях и присылал мне письменные отчеты о своих путешествиях. Джеймс Бейкер поддерживал усилия Госдепартамента по сохранению церемониальных комнат для дипломатических приемов и давнюю идею создать в Вашингтоне музей американской дипломатии. Колин Пауэлл делал для нас с президентом беспристрастные оценки различных людей и идей. Лоуренс Иглбергер, первый и единственный кадровый дипломат, работавший в качестве государственного секретаря, присоединился ко мне во время празднования пятидесятой годовщины оперативного центра Госдепартамента («Упс», как все в «Башне» называют этот орган). Однако самый замечательный подарок мне достался от Джорджа Шульца, вручившего мне мишку, который пел: «Не парься, будь счастлив!» — стоило только стиснуть ему лапу. Я держала его у себя в кабинете сначала просто в качестве шутки, но затем я обнаружила, что мне действительно становилось легче от этой песенки.

Я много размышляла об опыте моих предшественников. Я возвращалась мыслями к первому госсекретарю Томасу Джефферсону. Выстраивание внешней политики США всегда было сродни балансированию на высоко натянутой проволоке между преемственностью и переменами. Я пыталась представить себе, что думали Дин Ачесон, которого я встречала все прежние годы в Уэллсли, и его знаменитый предшественник Джордж К. Маршалл о неспокойной международной обстановке своего времени.

В конце 1940-х годов задача администрации Трумэна заключалась в том, чтобы создать новый мир, свободный мир, избавленный от разрушительных последствий Второй мировой войны и вынужденный находиться в тени холодной войны. Ачесон охарактеризовал эту задачу как «чуть менее грандиозную, чем та, которая описана в первой главе Книги Бытия». Рушились старые империи, появлялись новые державы. Бóльшая часть Европы лежала в руинах и находилась под угрозой со стороны коммунизма. В странах так называемого третьего мира народы, которые длительное время угнетались, возвышали свой голос и требовали право на самоопределение.

Генерал Маршалл, герой Второй мировой войны, который служил при Трумэне государственным секретарем и министром обороны, понимал, что безопасность и процветание Америки зависят от надежных союзников, которые разделяют наши интересы и приобретают наши товары. Еще более важным было то, что он знал: Америка может и должна играть лидирующую роль в мире, и новые вызовы означают, что делать это надо по-новому.

Маршалл и Трумэн выработали амбициозный план по восстановлению разрушенных стран Европы и предотвращению распространения коммунизма, в котором были задействованы все аспекты американского могущества: военный, экономический, дипломатический, культурный и духовный. Они навели мосты между противоборствующими сторонами и обеспечили двухпартийную поддержку своим усилиям, они привлекли на свою сторону ведущие деловые круги, профсоюзы, научные кадры, чтобы объяснить американскому народу свои цели.

Шестьдесят лет спустя, в конце первого десятилетия XXI века, наша страна вновь оказалась посреди быстро меняющегося мира. Новые технологии и глобализация сделали мир более взаимосвязанным и взаимозависимым, чем когда-либо, и мы стали вести борьбу с беспилотными летательными аппаратами, хакерскими атаками и социальными сетями. Новые страны, в том числе Китай, Индия, Бразилия, Турция, ЮАР, приобрели на международной арене существенный вес, а негосударственные структуры (гражданские активисты, транснациональные корпорации, террористические сети) стали играть в международных делах гораздо более значимую роль, хорошо это или плохо.

Хотя некоторые, возможно, и мечтали о «Доктрине Обамы», теории великого объединения, которая обеспечила бы на новый президентский период простую и элегантную «дорожную карту» для внешней политики, наподобие «политики сдерживания» во времена холодной войны, в реальности для проблем, с которыми мы столкнулись, было не так-то легко подобрать простые и элегантные решения. В отличие от времен холодной войны, когда мы имели единственного противника в лице Советского Союза, теперь мы были вынуждены бороться со многими оппозиционными нам силами. Таким образом, как и наши предшественники после Второй мировой войны, мы должны были скорректировать наше мышление, чтобы оно соответствовало изменениям, происходившим вокруг нас.

Эксперты по внешней политике часто упоминают систему организаций, коалиций и критериев, выстроенную после Второй мировой войны в качестве своего рода «архитектуры». Нам по-прежнему необходим основанный на принятых нормах мировой порядок, который способен обеспечивать взаимодействие между государствами, защищать фундаментальные свободы и инициировать совместные действия. Однако теперь это должна быть более гибкая и масштабная система, чем прежде. Я склонна сравнивать прежнюю «архитектуру» с древнегреческим храмом Парфеноном, который отличается чистыми линиями и четкими архитектурными правилами. Колонны, которые поддерживают его (комплекс крупных организаций, коалиций и договоров), ранее были удивительно прочными. Но время берет свое, этот принцип распространяется даже на величайшее из сооружений, и теперь нам требуется новая «архитектура» для нового мира, больше в духе Фрэнка Гери[18], чем в рамках официального греческого классицизма. Там, где раньше вес мира могли удерживать несколько прочных колонн, теперь было необходимо принципиально новое сочетание материалов, форм и конструкций.

На протяжении десятилетий инструменты внешней политики классифицировались как относящиеся либо к «жесткой силе» (военная сила), либо к «мягкой силе» (дипломатическое, экономическое, гуманитарное и культурное влияние). Я хотела покончить с этой устаревшей парадигмой и мыслить более широко: где и как мы могли бы комплексно использовать все компоненты американской внешней политики.

Помимо обычной работы по проведению переговоров, подготовке договоров и участию в дипломатических форумах, нам следовало также (наряду с другими задачами) вовлекать активистов в социальные сети, оказывать содействие в определении магистральных маршрутов транспортировки энергоносителей, заниматься проблемой ограничения выбросов углерода, поощрять маргинальные группы к участию в политической деятельности, выступать в защиту всеобщих прав человека, отстаивать общепринятые экономические правила игры. Наша способность действовать на всех этих направлениях должна будет иметь решающее значение для обеспечения могущества нашей страны.

Размышления на эту тему привели меня к концепции так называемой «умной силы», которая обсуждалась в Вашингтоне в течение нескольких лет. Джозеф Най из Гарвардского университета, Сюзанна Носсел из международной неправительственной организации «Хьюман райтс уотч» и некоторые другие исследователи уже использовали этот термин, хотя каждый из нас имел в виду свое. Для меня «умная сила» означала выбор правильного сочетания методов (дипломатических, экономических, военных, политических, правовых и культурных) для каждой отдельно взятой ситуации.

Цель «умной силы» и активного использования нами технологии, государственно-частного партнерства, энергетики, экономики и других инструментов помимо тех, которые относятся к стандартному набору методов Госдепартамента, — дополнить традиционные дипломатические средства, а не заменять их. Мы стремились использовать все ресурсы, чтобы решить масштабную и крайне сложную задачу обеспечения национальной безопасности. В этой книге вы встретите примеры того, как это работало. Возьмем, к примеру, наши усилия в отношении Ирана. В интересах введения жестких санкций и обеспечения международной экономической изоляции Ирана мы использовали новые финансовые инструменты и партнеров из частного сектора. Наша дипломатия в области энергетики способствовала сокращению продажи иранской нефти и обеспечила новые поставки энергоносителей для стабилизации рынка. Мы обратились к социальным сетям, чтобы напрямую общаться с иранским народом, и инвестировали новые высокотехнологичные информационные ресурсы, чтобы помочь иранским диссидентам избежать правительственных репрессий. Все это усилило наши прежние, привычные дипломатические методы, и в конечном итоге мы смогли достичь важных результатов в области национальной безопасности.