Крест на Крест (СИ) - Янов Алексей Леонидович Страница 13

Но ни мужество, ни упорство, никакие другие трюки не могли помочь новгородцам проломить строй, потому как всё у них пошло наперекосяк с самого начала боя. А самое главное, финишный удар у них вышел, во — первых, слабый, потому как у коней не было достаточной силы разгона, а во — вторых, он был осуществлён сильно разреженным и не правильным по построению конным строем. Всё вместе, как результат, это сделало его крайне не эффективным. Прорвать таким, даже не ударом, а вялым конным натиском, порядки обученной панцирной пехоты было попросту невозможно. Вклинившиеся в шеренги конники под градом копий, мечей и бердышей стали быстро умирать, а задние «жидкие» ряды их товарищей, не чувствующие за своей спиной поддержки и узрев столь плачевные результаты атаки первой волны, стали поворачивать коней вспять.

По всему фронту атаки, сквозь грохот, лязг и рёв то тут, то там слышались безнадёжное:

— Назад, братцы! Назад! Отскакиваем!

Но было поздно. Во фланг новгородской коннице, с оглушительным боевым кличем «Слава!», врубились смоленская конная дружина — ратьеры. Тактика и вооружение ратьеров напоминали ещё не существующих западноевропейских рейтар. В бою они должны были сблизиться с врагом и разрядить в противника свои пистолеты — два с пулями и две раструбы с картечью, затем, по — ситуации — либо отступить для перезарядки оружия, либо продолжить нанесение удара, плавно переходящего в ближней рукопашный бой с применением сабель и булав. Причём на ходу разряжалась только первая пара пистолетов, вторая пара приберегалась про запас для рукопашной схватки.

А на наши пехотные позиции стало выносить заметавшихся в ловушке новгородцев, чем пользовались пехотинцы, насаживая их на острые пики. Тем временем, в эту сгрудившуюся толпу, луки и арбалеты продолжали стрелять не переставая — всё это способствовало образованию перед линией строя мешанины из шевелящейся массы коней и людей. От этих полуживых завалов исходили крики боли и ужаса.

На левом фланге пешее новгородское войско под серией непрерывных артиллерийских ударов начало разваливаться, быстро и полностью исчерпав весь свой наступательный потенциал. В их рядах творился настоящий ад. Больше никто не кричал «Новгород!», «София!», не до того людям стало. Земля то и дело содрогалась от фонтанирующих разрывов. Растерявшихся от всего происходящего новгородцев так и подмывало упасть и всем своим существом вжаться в эту судорожную земную плоть, ища там спасения. И они валились сотнями, из которых большинство были телесно невредимы, у них просто сдавали нервы. В головах новгородцев все звуки боя слились в одну непередаваемую адскую какофонию, из которой лишь с трудом вычленялись отдельные взрывы, и «нечеловеческие» крики и стоны, то ли боли, то ли страха. А плотный пороховой дым окутывал место этой бойни, скрывал от новгородцев всю панораму разверзшегося вокруг них ада. Ещё более усиливали эффект слезящиеся от пороховых газов глаза, а также открытые рты — так было легче дышать, к тому же и обоняние уже не выдерживало дыхание войны. Те из новгородцев, кто рисковал подняться, не могли долго продержаться на ногах, спотыкаясь об многочисленных раненных, контуженных или ещё не успевшие окоченеть трупы, густым слоем покрывавшими кроваво — чёрный снег.

Но всего вышеописанного я пока не видел, так как это место побоища было от меня скрыто густыми пороховыми облаками. Можно было полагаться только на слух. С правого фланга до моих ушей донёсся звук сигнальных труб, они играли сигнал «в атаку!». Тут я понял, что пешее новгородское ополчение, похоже, своё уже отвоевало! А тем временем союзная конница, пойманная в ловушку, принялась кидать наземь оружие, сдаваясь. Пп — ррр — елестно! Вырваться из кольца смогло не больше сотни всадников.

Неуклюже лавируя между усеянными повсюду трупами, я в сопровождении пересевших на коней телохранителей подъехал к месту нахождения, судя по прапору, новгородского князя. Александр Ярославич, легко раненный картечью в руку, был окружён своими верными, но сильно израненными дружинниками.

— Ты князь уже своё отвоевал, сдавайся в плен! — крикнул молодому парню в алом корзне, по возрасту моему ровеснику.

— Кто таков? — раздражённо ответил он. — Я только смоленскому князю в руки сдамся, позови его!

— Я с ним хорошо знаком, потому как я — он и есть! — со смехом ответил князю, окружающие меня ратники громко заржали. Тут, я успел неоднократно заметить, любые мои шутки вызывают у местных дикий ржач, прямо девственный край не пуганых пингвинов, вот, где бы юмористы смогли развернуться! — Без корзня, видать, меня не признал?!

Новгородский князь всмотрелся в глаза подъехавших со мной людей, ища в них подтверждения моих слов. Наконец, что — то для себя решив, он спросил.

— На каких условиях, княже, полонить меня с дружиной будешь?

— На обычных! За выкуп!

Александр слегка задумался, на автомате снимая с себя шлем. Несмотря на мороз, его чёрные волосы были мокрыми от пота. Не похож он на свой киношный образ, подумалось мне. А потом я вспомнил, что его бабушка осетинка, да и мать наполовину половчанка, откуда же ему блондином быть?!

— Сколько будешь просить? — крикнул исходящий паром князь.

— Некогда мне с тобой разводить разговоры, Новгород надо брать! Кидай оружие, иначе всех перебьём! — действительно, нужно попытаться, увязавшись за новгородскими ополченцами, проникнуть в город. Время не ждёт!

Александр, сдаваясь, со злобой метнул свой меч оземь, затем, кряхтя, слез с коня. Его примеру, с явной неохотой, последовали ближники.

Прежде чем ускакать на правый фланг, я подозвал к себе заведующего обозом.

— Обыщите убитых, — я обвёл рукой недавние места сражений. — Всю добычу, как обычно складывайте в мешки. Дележом займёмся позднее.

— Государь, а с ранеными, что прикажешь делать?

Ещё раз, всмотревшись в места баталий, я заметил множество шевелящихся тел.

— Тяжёлых добивайте. Легкораненых просто разоблачайте из доспехов и оставляйте в поле. Я распоряжусь, чтобы к тебе пригнали пленных, они будут тела сносить и другую помощь тебе окажут.

— Будет исполнено!

— Клоч! — подозвал я к себе воеводу, — займись пленными, сгоняй их в лагерь. Остальные за мной!

Трубачи громко задули очередной мотив, быстро разнося приказ по конной рати. Ратьеры быстро стеклись под знамёна своих эскадронов, на мародёрку никто не отвлекался. Молодцы, не зря им вдалбливали в своё время, без приказа из боя не выходить.

— Каковы потери? — быстро прокричал в ухо Злыдарю.

— Десятка два — три погибло или вскоре отойдёт. — Равнодушно ответил командир ратьеров, горячка боя с него уже схлынула.

— Многовато! — с сомнением покачал я головой, — доспехи у дружины хорошие …

— Так новгородские бояре топорами, да булавами орудовали, от ТАКИХ ударов — любой доспех за раз сминается!

— Потом поговорим! — я махнул рукой, приказывая ему отстраниться, а сразу замахал вестовому, подзывая к себе.

А на правом фланге новгородское ополчение дрогнуло и качнулось назад. Сначала первые робкие ручейки удирающих очень скоро сменились бурлящем речным потоком. Оставляя за собой скрюченные, окровавленные тела своих земляков.

Вцепившись в спину удирающим новгородцам, 12–й Витебский полк сумел вломиться в распахнутые ворота Людина конца. Этим успехом грех было не воспользоваться. Всё в большем количестве пребывающие в захваченную башню войска второго корпуса Мечеслава, без труда сломали все попытки новгородцев оказать сопротивление. Из башни поток ратников стал быстро разливаться по городским стенам, подавляя редкие очаги обороны гулкими выстрелами из арбалетов и ружей.

— Государь, — обратился ко мне Мечеслав. — Загородскую воротную башню только что захватили. Направить туда резерв?

Я посмотрел в указанную сторону. Башня была окутана лёгкой пороховой дымкой, а из одной из многочисленных бойниц свисало развёрнутое полковое знамя 13–й Минского. Подрагивая на ветру, оно призывно звало к себе, словно говоря «иди и бери меня, теперь я твоя!».