13-й отдел НКВД - Павел Барчук Страница 13

Честно говоря, я ещё не определился, как относиться к той версии, в которой она хотела меня убедить.

Говорить можно, что угодно. Я себя вполне могу папой Римским назвать, но от этого меня в Ватикан не позовут. Возможно, как нормальному современному человеку, мне хотелось увидеть глазами, а лучше потрогать руками. Пока что только сомнительная информация.

— Отправимся в "Коммунарку". Ты как? Нормально?

Не знаю, о чем он говорил, и к чему именно относился этот вопрос: к той реакции, которую у меня должно было вызвать незнакомое слово или к моему состоянию вообще. На всякий случай кивнул в ответ молча. Если так продолжится, голова скоро, как у болванчика, будет автоматом вверх-вниз ходить.

Тихонов пропустил меня вперёд, сам шел следом. Перед тем, как зайти за стеллажи, я оглянулся.

Наталья Никаноровна тоже, в свою очередь, следила, как мы с майором уходим. При этом, она была слишком серьезной, совершенно не похожей на ту странноватую особу, с которой я спорил буквально недавно. Меня словно зацепило чем-то холодным и неприятно-вязким. По спине прокатилась раздражающая волна мурашек.

— Под ноги смотри. — Резонно заметил майор за моей спиной.

Я послушался совета, но даже отвернувшись от бабули, испытывал дикое желание посмотреть на нее ещё раз, убедиться, не показалось ли мне это. Лёгкая, простоватая, иногда придурковатая манера вести себя, словно мы с ней на брудершафт пили раз сто, уже не соответствовала тому взгляду, который успел сейчас поймать. Даже лицо Натальи Никаноровны в момент будто изменилось. На долю секунды оно стало чуть шире в щеках, твёрже подбородком, более громоздким. Возникало ощущение, из-за облика женщины преклонных лет выглянуло нечто другое, гораздо более опасное, чем меня упорно пытались все это время убедить. Причем, убедить очень настойчиво.

Невольно подумалось, вполне же разумно. Не хочешь, чтоб окружающие знали твою истинную цену, заставь их себя недооценивать. Такие они оба веселые, и Белиал, и Никаноровна, не вызывают опасений, благодаря этому. Дураки дураками. Но забывать очень умную мысль, которую, кстати, когда — то сказал мне дед, наверное, не сто́ит: зачастую все не так, как кажется. Уж тем более, если кому-то это выгодно.

Я запомнил его слова потому, что услышал их в определенных обстоятельствах. Дед, не смотря на то, что мы жили в одной квартире, практически не говорил со мной. А я и не стремился. Очень наше обоюдное молчание устраивало. Утром встречались в ванной, изредка могли пересечься в кухне. Да и как жили, очень относительно это можно назвать подобным словом. Почти сразу я ушел в армию. Вернулся, двинул в ППС, сам не знаю, почему. Наверное, это все ещё был своеобразный бунт, назло почившим родителям. Для отца все, связанное с органами, представлялось чем-то отвратительным.

Договорился в местном институте об учебе, чтоб являться только на экзамены, и то с открытой предварительно зачеткой. Выдержал полгода и уехал на Север к сослуживцу, который звал с большим энтузиазмом, расписывая все красоты службы именно там. Попал в ОМОН, благодаря все тому же сослуживцу.

Петька вообще не способен был оставаться на месте, довольствоваться тихой, спокойной жизнью. Ему постоянно нужно было двигаться. Заодно и меня теребил.

— Ванька, молодые мы! Все для нас! Бери не хочу! Чего ждать? — Доказывал мне друг в один из вечеров, когда за кухонным столом съемной квартиры разливали по стаканам водку.

С Петькой оба, спустя несколько лет, почти одновременно перешли в СОБР. Тогда уже я утащил его к себе, в родной город. Рекомендацию, без которой нас и на порог бы не пустили, дал товарищ, устроившийся раньше нашего. Тоже немаловажный факт, сыгравший роль в очередной смене места жительства.

В общем, Петька — это был тот самый настоящий друг. Плечо, тыл, надежда и опора. Единственный человек, которому я верил больше, чем себе. Не в силу его человеческих качеств, а потому что пройдено было вместо столько, слов не подберешь для описания. Я был рад, когда он двинулся на повышение. Лично меня все эти чины и звания интересовали не особо сильно. Я, конечно, не отказывался, но и по головам ради сытого будущего никогда не пошел бы. Привлекало в службе совсем другое.

Естественно, ещё только вернувшись домой, сообщил деду о своей работе, как есть. Всю правду. Пока был на Севере, звонил редко, писем не писал. Их никто сейчас не пишет. Иваныч все это время оставался в уверенности, я несу службу в отделе полиции.

За СОБР мы не поладили сразу.

— Ты дебил или как?

Впервые слышал, чтоб дед с кем-то говорил в таком тоне. Уж тем более со мной.

— В чем дело, не пойму? Что не так? — Ожидая от него другой реакции, начал в свою очередь заводиться. Мне не требуется его одобрение, не ребенок уже, но и такого отношения тоже не надо.

— Все не так! Ладно, тебя в ОМОН понесло. Мозги на севере застудил. Ну и сиди. Куда теперь прешься? — Иваныч был зол. Реально зол.

— Слушай, я не пойму вообще. Ты — чекист! Ты первый должен меня по плечу похлопать и руку пожать. Ты же служил Родине. Нет? Вот давай считать, что я хочу того же.

— Родине? Родине?! — дед в два шага оказался рядом и ухватил меня за грудки. — Да что вы вообще сейчас знаете о Родине? Идёте на службу ради денег. Как же, там ведь выгодно теперь. Гоняете бандитов с места на место. Крутые! Придет реальный враг, где вы будете со своей крутостью? У вас ни флага, ни Родины. Рассказываешь ты мне тут.

Я, честно говоря, оторопел от злости Иваныча и тех слов, которые он говорил. Молча разжал его пальцы, смявшие ткань моей футболки, а потом ушел в спальню. Его поведение было вообще непонятным. Даже обидным. Я, может, на танки с голой грудью не бегу, но и не могу сказать, что двигался в выбранном направлении только ради выгоды. Честно говоря, сам толком не знал, ради чего. Просто чувствовал, мне так надо.

Дед не извинился. Хотя, я ощущал напряжение, отдающее небольшим чувством вины. С моей стороны тоже в ответ было равнодушное "привет", "пока". Ждал, когда с родительской квартиры съедет семья, которая арендовала