Заморозки - Василий Павлович Щепетнёв Страница 13

— Это хорошо, — согласился Рашидов. — Мы не сидим сложа руки. Тоже наращиваем мускулы.

Конечно, он знал и о ливийском проекте, и о проекте «Азия» гораздо больше меня. Но ему, видно, хотелось послушать мнение комсомола.

— А в мае в Триполи открывается больница, для строителей канала и вообще, для населения, — сказала Надежда. — И мы поедем туда, и на открытие, и поработаем. Я, Ольга и Чижик.

— А как же институт? — спросила Светлана.

— Мы досрочно сдаём госы, получаем дипломы — и едем, — разъяснила Ольга. — Порядок есть порядок.

— Надолго едете? — спросил Шараф-ака.

— Нет, на два месяца, но будем наезжать постоянно. Работа в больнице пойдёт в зачет интернатуры. Или ординатуры, как решится вопрос.

— А что бы вы предпочли? — продолжил спрашивать Шараф-ака.

— Ординатура — это для тех, кто хочет делать карьеру, — ответила Ольга.

— А вы не хотите?

— Вопрос приоритетов. У нас журнал, у нас планы, у Чижика шахматы и музыка, а бежать за тремя зайцами утомительно.

— С другой стороны, — вмешался я, — эффективное мышление позволяет делать гораздо больше, чем принято считать.

— Правда?

— Работая в клиниках, мы видим ординаторов. Время у них расходуется нерационально. То подменяют собой писарей, то участковых врачей, то вовсе баклуши бьют. Не все и не всегда, но нередко. Мы за месяц в госпитале получили навыков больше, чем условный средний ординатор за год. Сейчас ещё поработаем — и ещё получим. А теория… Ординаторы, они ведь в большинстве иностранных языков не знают, отсюда проблемы с чтением литературы по специальности.

— А наши учебники? — спросила Светлана.

— Наши учебники обновляются медленно. Нередко они отражают вчерашний день. А нужно, чтобы завтрашний. Сегодня нельзя быть первым во всём. В организации медицинской помощи населению зарубежные учебники малопригодны — там другая система. А компьютерная томография, или иммунология на Западе более развиты, чем у нас.

— Почему?

— Как учит марксизм-ленинизм, базис надстройку определяет. В медицинскую науку совокупный Запад вкладывает огромные средства. Аппаратура, реактивы, то, другое, третье — всё это дорого, а на коленке открытие сделать сложно. Но мы стараемся.

— И каковы успехи?

— Думаю, успехи будут. Уже есть. Взять хоть эффективное мышление. Ученики нашей шахматной школы достоверно чаще сверстников поступают в ВУЗы. Не за счёт шахмат, конечно, а за счёт навыков эффективного мышления.

— Может, стоит шахматы сделать обязательной дисциплиной? — спросил учитель.

— Достаточно и школьного кружка. Тут важна увлеченность. А если кому-то интереснее авиамоделирование, рисование или футбол — то и на здоровье. Принципы обучения схожи: сосредоточенность на объекте изучения, устранение помех, режим труда и отдыха, физкультура, питание…

— Питание — это очень важно, — подтвердил Рашидов, и мы продолжили питаться.

За неспешною беседой, в любовании природой и поглощении даров моря и реки, и прошёл день.

Пора в Ташкент.

Ехали мы с ещё большей помпой: впереди две милицейские «Волги», затем две «Чайки», в одной я с Рашидовым, в другой — девочки со Светланой, за ними Нодирбек на спортивной машине из Швеции, а замыкали наш караван опять же милицейские, но уже на «Жигулях».

Увы, никто не стоял по обеим сторонам дороги, не размахивал флажками: пустынно было на трассе.

Нас завезли в гостевой домик, где мы смогли переодеться в вечернее. Шараф Рашидович демократично осматривал состояние строения: всё ли в порядке, нет ли каких упущений и небрежностей. Глазок-смотрок, он и в солнечном Узбекистане нужен! В лунном Узбекистане: луна сменила солнце, и сейчас висела аккуратной половинкой: а вот кому луну с неба, кому луну!

Я никаких фраков и смокингов с собой не брал, достаточно будет и консервативного тёмно-синего костюма. А вот девочки расстарались.

— Это вы за границей купили? — не без зависти спросила Светлана.

— Это мы сами пошили, — не без гордости ответили девочки.

— А выкройки?

— Всё сами. Чижик нарисует, а мы кроим, методом проб и ошибок. Сначала из марли шьем, исправляя огрехи, потом из чего-нибудь попроще, ситчика, и только потом переходим на серьезные ткани. Вот их да, иногда из заграницы возим. Ткани и у нас хорошие бывают, а с фурнитурой заминка.

И девушки продолжили интересную беседу в одной «Чайке», а мы с соавтором — глубокомысленное молчание в другой. Шараф-ака о чем-то думал, верно, о государственном, и я не решался нарушить ход его мыслей. Да и зачем нарушать?

Лишь при въезде в город Шараф Рашидович спросил:

— Леонид Ильич… Он серьезно болел?

— Я же не лечил его, Шараф-ака. По виду — жить бы, да жить, но, знаете, всякое с людьми бывает.

Рашидов кивнул, но мне показалось, что мой ответ его не убедил.

Он и меня не убедил, мой ответ.

Ташкентский Большой Театр поменьше московского, но тоже впечатляет. Щусев есть Щусев, и потому, где ни увидишь его работу, кажется, что она знакома, что ты дома.

Нас, конечно, встречали — дирекция, не занятые в спектакле артисты, просто театралы в штатском. Через служебный вход, но по ковровой дорожке проводили сначала в кабинет директора, где опять напоили чаем, а потом, после третьего звонка, отвели в ложу.

Я ждал, что сейчас объявят «в зале присутствует председатель президиума Верховного Совета Узбекской Советской Социалистической Республики, первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Узбекистана товарищ Рашидов Шараф Рашидович», но нет, не объявили. Видно, решили не волновать артистов. И зрителей.

Я от постановки самоустранился. Принципиально. Режиссер, Хамид Коканбай Каххар, несколько раз звонил мне, звал, спрашивал, нет ли у меня каких-либо пожеланий, то ж и дирижер Саид Ахмад Абдуллаев. Нет, твердо отвечал я им. Мне очень важно, чтобы опера обрела узбекскую душу, и потому я полностью доверяю её выразителям великой узбекской культуры, насчитывающей не века — тысячелетия. И вообще, хочешь помочь мастеру — отойди и не мешай.

Обоим мой ответ, вероятно, понравился. Правда, они ещё и ещё звонили, но, думаю, из вежливости. Или хотели перестраховаться.

Но я и в самом деле не хотел вмешиваться. Мое дело — принести баранину, Шараф Рашидович принёс рис и пряности, а уж готовить плов — увольте. Тут мне с вами не сравниться никак.

Зал на полторы тысячи зрителей был полон. Все принарядились, как это ещё принято в культурных городах, все ждали.

Поднялся занавес.

Я сидел, смотрел и слушал — и мне нравилось. Пели хорошо, пели отлично. На узбекском языке, конечно, но суть-то я знал. Вариант «АББЫ», студийная запись — это для широких слоев западного мира. А тут — тонкое искусство для ценителей. И костюмы, и декорации — всё по высшему разряду. Постарались. Ну, и Шараф Рашидович, очевидно, в расходах не стеснял, дал карт-бланш.

Опера шла в трёх действиях, неспешно, как и подобает театру высокой культуры. Никто не торопился домой, все сидели и слушали, а в перерывах фланировали по фойе. Мы тоже гуляли и смотрели, правда, без Рашидова, он в перерыв уходил в директорский кабинет. Нам всё показывала Светлана. Её тоже, конечно, узнавали, но узнавали почтительно, никто откровенно на неё не пялился, пальцем не показывал, не приседал и не кланялся.

Было приятно.

По окончании устроили овацию. И потребовали авторов на сцену.

Пришлось, да.

Но и тут обошлось без титулов. Сказали просто: поэт Шараф Рашидович Рашидов, композитор Михаил Владленович Чижик.

Потом, уже во время застолья, я спросил, отчего так скромно.

— Все и без того знают, кто я такой, — ответил Шараф-ака.

Это верно. Знают.

Пир длился долго, заполночь, но Рашидов, извинившись, покинул нас много раньше. Государственные дела, конечно.

А мы не спешили. Ели, пили, танцевали, веселились. Лучший способ борьбы с астенией — участвовать в узбекском застолье. Так и запомню, так и буду всем прописывать, когда начну врачебную практику.

Не когда, а если.

Глава 8

5 мая 1978 года, пятница

Кормление слонов

— Вид удваивает градус! — сказал известный московский писатель, и немедленно выпил.

Вся честная компания выпила вместе с ним.

И мы выпили. Девочки — по бокалу шампанского, я — нарзана.

Вид с балкона был прекрасен.

Мы проводили выездную встречу редакции журнала «Поиск» с творческой общественностью столицы и окрестностей. Банкет подытоживал два дня активного общения. Плюс на одного писателя в Советском Союзе стало больше. То есть больше стало на шесть человек, но нас интересовала только Надежда Бочарова, которую приняли в Союз Писателей. Ура!

Одна из рекомендаций Надежде была дана ныне покойным Леонидом Ильичом. В рекомендации ясно было сказано, что без её, Надежды, помощи, не было бы и его, Леонида Ильича, книг. Леонид Ильич оставался в чести, его именем назвали город, атомный ледокол, танковую дивизию и много другое, и потому его рекомендацию — а Леонид Ильич получил членский билет СП номер один! — сочли действительной, несмотря на смерть