Игорь Пресняков - Банда Гимназиста Страница 14

– Так-то так, – снисходительно улыбнулся Меллер. – Но посмотри вокруг! Мелкобуржуазная стихия с ее религиозной идеологией грозит захлестнуть нас. Все больше плодится нэпманов и кустарей-одиночек, крестьяне – вообще вековые церковники. Что делать? Борьба на идеологическом фронте предстоит не менее жестокая, чем на полях гражданской! Нэпмачи и крестьяне-богатеи запускают невидимые щупальца в сердца и умы молодежи, разлагают ее революционный дух. Ты видел, как стали краситься и одеваться наши девушки? А как они меняют имена на западный манер? Полгода назад был вселенский скандал, когда комсомолец-пролетарий женился на лавочнице, а теперь – это уже повальное явление. Все говорят о деньгах, о наживе, о барахле и мебелях! Всем…

– …Всем жить хочется, – жестко перебил Наума Рябинин. – Как насчет твоего приятеля Глеба, а?

– А что Глеб? Он хороший парень, веселый, – пробормотал Меллер.

– Так ведь он – сын нэпмана!

– Ну конечно… определенно… Однако…

– Что «однако»?

– …У него неплохие друзья… Идейные! Мы не дадим Сиротину окончательно скатиться в капитализм.

– За его «пежо» вы пешком вряд ли угонитесь, – хмыкнул Андрей. – Пойми ты, нэп – демократия во всем, как и должно быть в нормальной стране. Партия разрешила свободу торговли и предпринимательства, значит, – должна существовать и свобода идеологии.

– Ну, тогда – смерть! – Меллер стукнул кружкой о столешницу.

– Вряд ли. «Командные высоты» экономики – в руках партии.

– Выходит, ты против борьбы с религией? – вызывающе спросил Меллер.

– Ежели и необходимо с ней бороться, то не путем разрушения монастырей, а вдумчивой агитацией.

– И то, и другое неплохо, – примирительно подытожил Наум.

– Расскажи лучше, какие в городе новости, – сменил тему Андрей.

– О-о! Новостей масса, – оживился Меллер. – Прошлым воскресеньем провели грандиозный митинг в поддержку заключения «Соглашения о сотрудничестве» с Китаем. Потом вечером было факельное шествие, пели песни. Во вторник всей литературной братией встречали Осипа Штамма, знаменитого поэта. Он был в городе проездом, интересовался искусством примитивизма. Товарищ Штамм составляет альбом наиболее интересных вывесок.

– Это каких же?

– Всяческих: магазинных, трактирных, ресторанных. Вывеска только на первый взгляд вещь пустая и банальная. На самом деле вывеска, как и фасады домов, составляет неповторимый интерьер любой улицы. Ни один, пусть даже самый тупой кабатчик не повесит на свое заведение вывески, схожей с соседской. Я знаю, что ты хочешь сказать об аляповатости и крайней простоте вывесок, но это не совсем так. Представь себе, если бы вывеска была сложной и высокохудожественной. Совершенный абсурд! Для чего на чайной изображать Мону Лизу? На заведении должна висеть розовощекая русская баба. В этом и есть определенная эстетика. Мы уговорили Васильчикова соорудить новую вывеску для «Муз» – теперь на трактире красуется кофейная чашка и перо.

– Грандиозно! – рассмеялся Андрей. – А что, этому Штамму больше и заняться нечем, как собирать образчики удачных вывесок?

– Ну… творческая блажь. Гений может себе позволить пошалить, – мечтательно улыбнулся Наум. – А вот вчера мы провели поэтический вечер в честь сто двадцать пятой годовщины со дня рождения Пушкина. Я декламировал «Во глубине сибирских руд…».

– А что, интересно, читал Лютый?

– «Анчар».

– М-м, я так и думал.

– Ладно об этом. Расскажи-ка мне еще о Ленинграде!

Глава VI

Для поездки на пикник было решено взять пролетку и «пежо» Сиротина. Собравшиеся немного раньше мужчины погрузили корзинки с провизией в автомобиль и стали ждать девушек. Первой подошла подруга Глеба, Лена Журавская – невысокого роста, похожая на грациозную статуэтку студентка университета. Затем явились Левенгауп с Решетиловой. Посадив в машину Вихрова, Резникова и Меллера, Глеб двинулся вперед, обещая к приезду Андрея и девушек развести костер и приготовить жареных цыплят.

Через час, следуя указаним Светланы, лихач домчал пролетку до означенного места на берегу реки. Высоченные сосны окружали уютный пляж, на котором уже полыхал веселый костер.

– Быстренько вы добрались, – помогая девушкам выбраться из экипажа, заметил Резников.

– Конь у меня добрый, – улыбнулся извозчик.

– Орловский? – подходя к пролетке, с видом знатока справился Меллер.

– А кто его разберет? – пожал плечами возница. – Коняка армейский, списанный. Однако же бегает резво.

– Определенно, орловский, – заверил Наум.

– Когда за вами возвернуться? – спросил извозчик.

– В шесть, – ответил Резников.

Лихач кивнул и поехал в обратный путь.

– Покуда прогорят дрова, давайте-ка купаться, – предложила Левенгауп.

Она сбросила туфли и прошлась по песку.

– А горячо-то как – ноги жжет! – рассмеялась она и крикнула Рябинину: – Андрей, вы будете купаться?

– Разве что в сторонке, – отозвался он. – У меня купального костюма нет.

– Не беда, – махнул рукой Вихров. – У меня его тоже нет, а Меллер – тот вообще не носит принципиально.

– Что вы там обо мне? – насторожился Наум, он немного в стороне собирал валежник.

– Саша говорит, будто ты плаваешь голым, – бросил ему вооруженный топором Резников.

– Совершенная правда. В водной стихии, как и в любой другой, человек обязан быть абсолютно свободным. Ничто не должно мешать общению с природой.

– Определенно!!! – хором гаркнули Вихров, Резников и Сиротин и расхохотались.

– Смейтесь, смейтесь. Вы, друзья мои, зажаты в тиски буржуазных догм.

– Меллер отчасти прав, – прикуривая от головешки, проговорила Решетилова. – Однако купание в костюмах не столько догма, сколько стремление не вызывать дурных эмоций, в особенности у личностей, излишне возбудимых.

– Я, например, холоден как лед. Опре… Да! – гордо заявил Наум.

– И все же те, кто без костюмов, будут купаться за кустами, – звонко рассмеялась Журавская.

– А подплывать можно? – томно прикрывая глаза и картинно заламывая руки, спросил Резников.

– В исключительных случаях, – парировала Лена.

– Девочки! – позвала подруг Светлана. – Вы идете или нет?

Она сбросила сарафанчик и уже стояла по щиколотку в воде. Рябинин разглядывал ее ладное тело, плотно затянутое в ярко-красный купальный костюм. Левенгауп прищурилась, поймала взгляд Андрея и улыбнулась. Он опустил глаза и подумал, что при вечернем освещении Светлана намного привлекательней.

– Как водичка, Светик? – поинтересовался Костя.

– Прелесть. Бросай свой топор и – марш купаться!

Журавская и Решетилова уже разоблачились и пошли к воде.

– Наяды! – хохотнул им вслед Вихров и бросил Андрею: – Пора и нам освежиться.

Сиротин с Резниковым остались на пляже, а Вихров, Рябинин и Меллер взяли полотенца и скрылись за кустами.

– Ну, друзья, начнем, как говорится, летний сезон, – сбрасывая одежду, пробормотал Вихров.

Он остановился у кромки воды и похлопал себя ладонями по пухлому белому животу.

– Что стоять-то, Сашка? – стягивая широченные трусы, спросил Меллер.

Наум принял стойку охотничьей собаки, разбежался и с шумом прыгнул в воду.

Через секунду его мокрая голова показалась на поверхности. Меллер отплевывался и фыркал как морж:

– Ребята, здесь – совершенное блаженство! Прыгайте!

Освеженные купанием, друзья расположились загорать. Резников хлопотал у костра, обещая вскорости попотчевать компанию «настоящей дичью». Вихров и Сиротин раскинули на песке походную скатерть, выставили из корзин нехитрые закуски и пиво.

Говорили о последних новостях.

– Слышали о скандале на съезде партии? – заговорщицки спросил Вихров.

– А что стряслось? – насторожился Сиротин. – Я читал газеты – вроде бы все в порядке.

– Да не совсем. В строгой секретности по делегациям было зачитано письмо Ленина к съезду.

– Верно, ходят какие-то слухи о таинственном завещании Ильича, – кивнула Левенгауп. – Расскажи, Саша.

– Имени моего источника я, по понятным причинам, не сообщу, – сразу оговорился Вихров. – Однако сведениям доверять можно – товарищ самолично присутствовал на съезде. Оказывается, незадолго до смерти Ленин продиктовал «Письмо к съезду» – своеобразное политическое завещание.

В нем – рекомендации по расширению состава ЦК и мнение о лидерах партии. Тут-то и скрывается самое интересное и таинственное. Людям, которых чтит и славит вся страна, Владимир Ильич дает отнюдь не лестные характеристики! По его словам, Троцкий – чрезмерно самоуверенный и увлеченный администрированием человек, Зиновьев и Каменев непредсказуемы и готовы к предательству; Бухарин вообще никогда не понимал диалектики, и его взгляды схоластичны; на Пятакова нельзя положиться в серьезном политическом деле…

– А Сталин? – нетерпеливо прервала Вихрова Светлана. – Ведь он – Генсек.