Сергей Шкенев - Красный властелин Страница 14

И самое ужасное — родениец не только сожрал всю энергию, но и умудрился обрубить простым мечом каналы подпитки. Как от мухи отмахнулся.

— Что же ты молчишь, милок? — делано удивился Еремей. — Обещал соловьём заливаться и вот обманул. Это нехорошо.

На этот раз он не стал прикасаться к конту, просто сделал неуловимое движение, и Брависсий задохнулся от боли. От той самой боли, при которой смерть кажется далёким и недостижимым отдыхом. Боли, продолжающейся вечность и многие тысячелетия после вечности. Боль-жизнь, боль-судьба. Не уйти, не скрыться, не спрятаться в беспамятное блаженство.

— Вот оно как! — профессор вслушивался во что-то, слышимое только ему одному, и брезгливо морщился. В ощущении вывернутого наизнанку чужого мозга вообще мало приятного. — А это у нас что?

Поразительно, но в помойке, называющейся мыслями пиктийского конта, попадаются интереснейшие сведения! Владыка должен обязательно узнать о них. Дело за малым — найти способ передать. И как всё-таки жалко, что среди отбитых трофеев не нашлось шасса — пирамидки со встроенным кристаллом дальней связи. Ладно, повезёт в другой раз!

— Ну ты и везучий! — Свистопляс ощупывал старшего десятника со всех сторон и никак не мог поверить, что тот остался в живых после пойманного грудью ледяного копья. — Вот же вы с Еремеем два сапога пара, и оба на одну ногу! Матвей, признайся, ты тоже… того?

— Что значит того? — возмутился Барабаш, стягивая через голову порванную кольчугу. — Если какая-то сволочь сомневается в моей нормальности…

И опять не успел договорить — толстая тетрадь в твёрдой кожаной обложке выпала из пришитого к поддоспешнику кармана, видимо, зацепившись за повреждённые кольца, и шлёпнулась к ногам. Ветерок тут же воспользовался моментом и зашелестел страницами, исписанными неровными, с многочисленными исправлениями и зачёркиваниями строчками. Старшина нагнулся, но был остановлен резким окриком:

— Не трогай!

— И не собирался, — Свистопляс сделал вид, будто заинтересовался красивым камешком. — Слушай, Матвей, а что там?

— Тебе не всё ли равно? — Барабаш бережно поднял тетрадь, спасшую его жизнь, и осторожно погладил края рваной дыры. — Почти половину листов насквозь, сука… Вот же гнида пиктийская!

— Ну всё-таки? — не отставал Твердимир.

— Стихи там. Мои, — старший десятник внимательно осмотрел пограничников, готовый дать в рыло каждому, у кого увидит хоть тень улыбки.

Улыбающихся не нашлось. Но всё испортил появившийся со спины профессор Баргузин:

— Триада хранит дураков и поэтов, Матвей! А чтобы легче хранить, оба состояния души часто совмещают. Извини, брат, это судьба!

ГЛАВА 5

Огромные поленья драгоценного кайенского белого дуба полыхали в камине, давая столь необходимое в вечном тумане столицы тепло. Горит благородное дерево, за одно полено которого пиктийскому виллану нужно было бы работать года три. Только зачем это обычному виллану? У говорящих животных, от темна до темна копошащихся в земле, нет чувства прекрасного. Быдло не способно оценить всю прелесть замысловатой игры язычков пламени и тонкий аромат древесины, впитавшей соль и солнце далёких островов.

На столике — игристое легойское в кубках тонкого стекла, оправленного в красное золото Гийони. Юный паж застыл в почтительном ожидании. Сколько ему? Десять? Двенадцать? Благородный неудачник из хорошей семьи — в его возрасте многие уже ведут дракона в атаку и упиваются могуществом боевых заклинаний, впервые испробованных на противнике. Этот бездарен. Так бывает — среди аристократов иногда рождаются лишённые дара уроды с древней, но бесполезной кровью в жилах. До эпохи Альбина Великого таких попросту убивали, но с тех пор милостью Благого Вестника общество стало добрее. Пусть живут и приносят хоть какую-то пользу.

— Прошу простить за дурные вести, великодушная мониа, — эрл Эрдалер склонил голову, не вставая с кресла.

Наедине можно пренебречь древней привилегией стоять в присутствии Повелительницы. Это всё ничего не значащие условности. Правда, называть императрицу по имени лорд-протектор не стал, хотя о помолвке было объявлено ещё во время Большого Смотра, ставшего прелюдией к вторжению в Родению.

— Говори, Филиорн, — в голосе усталость и шорох осыпающегося инея. Война дорого обходится Элизии Пиктийской. — Говори.

— Наши войска намертво застряли на подступах кроденийской столице, великодушная мониа, а мои источники в Цитадели сообщают, что Владыка справился с болезнью и постепенно набирает былую мощь.

— И что же? — тонкая бровь на бледном лице вопросительно изогнулась. Показательно — обычно императрица невозмутима. — Насколько я помню, шахты энергетических кристаллов захвачены в первые недели войны. Сейчас вам противостоит вооружённый копьями и мечами сброд. Разве не смешно — вилланы с палками и длинными ножами сдерживают напор имперских магов?

— Всё не так просто, — лорд-протектор говорил негромко, но решительно. — Роденийцы выходят из положения, заменяя энергию алхимией. Гэльский полк огневой поддержки потерял двадцать семь драконов, сбитых стрелами огромных арбалетов.

— Оружие голытьбы.

— Да, но если полый наконечник снаряжён гремучим студнем… А глорхийскую пехоту рвёт в клочья заложенными на дорогах минами, и мы не в состоянии их обнаружить. Там нет ни магии, ни энергии. Даже малой толики.

— Всегда можно послать вперёд других. С каких пор ты стал жалеть кочевников, Филиорн?

Эрдалер мысленно послал глупую бабу к Эрлиху Белоглазому, но вслух постарался объяснить предельно вежливо:

— Лето закончилось.

— Я знаю.

— Сезон штормов не позволит перебросить подкрепления не то что вовремя, а вообще. Захват части портов северного побережья Родении не принёс стратегической выгоды. От ста тридцати тысяч задействованных в войне глорхийцев осталась едва ли половина, и потери увеличиваются с каждым днём. Разбить противника в приграничных сражениях — мало, нужно ещё и контролировать его территорию. Кто из благородных д'оров добровольно согласится сидеть в тылу, когда с поднявшегося в небо дракона уже видны стены роденийской Цитадели?

— Отправь приказом.

— Ещё хуже.

— Почему?

Лорд-протектор нервно дёрнул щекой и горько усмехнулся:

— Потери среди дракониров в нашем тылу ещё больше. Вы думаете, великодушная мониа, я не приказывал? А теперь сам не хочу этого делать — они пропадают бесследно.

— Что, совсем?

— Бесследно и означает совсем. Причины пока не выяснены, но посланные на поиск звенья тоже не возвращаются.

— Сколько?

— Пятьдесят четыре.

— Восемнадцать троек?

— Да, великодушная мониа. И если учесть, что меньше шести драконов одновременно не вылетают, то мы имеем дело с чем-то мощным и страшным.

— Тёмные не могли изобрести новое оружие?

— Могли, — согласился Эрдалер. — Но они бы в первую очередь использовали его при обороне своей столицы, а не отправили в забытые Благим Вестником предгорья. Тем более они не смогут протащить его незаметно на занятую нашими войсками территорию — судя по результатам, это что-то огромное и внушительное, гораздо больше пресловутых «Левиафанов».

Теперь настала очередь Императрицы поморщиться — расположенные у границы бронеходы попортили немало крови наступающей пиктийской армии, и лишь недостаток боеприпасов и кристаллов для двигателей заставлял экипажи сжигать железных черепах и уходить с позиций. Тогда войска вторжения потеряли три с лишним сотни драконов, половину от общих потерь за всё прошедшее с начала войны время.

Позже это аукнулось и тем и другим — обозлённые имперцы не брали пленных, тем самым лишив себя возможности пополнять запасы энергии сразу после боёв. Пришлось вмешиваться и Высочайшим указом прерывать порочную практику, из-за чего до сих пор злобно косятся требующие мести родственники погибших. Какая им разница, если взятые в плен роденийцы умрут чуть позже, но послужат правому делу?

— Твои источники могут как-то объяснить ситуацию, Филиорн?

Лорд-канцлер развёл руками, что выдавало крайнюю степень раздражения:

— Они не Благой Вестник, чьё учение верно и потому всесильно. Мои источники — обычные люди, великодушная мониа, и не могут проникнуть в мысли Темного Властелина.

— Красного…

— Что?

— С некоторых пор он предпочитает называть себя Красным Властелином. Об этом твои источники не сообщили? — в голосе Элизии Пиктийской проскользнули нотки злорадства. — Что это может означать, Филиорн?

— Только одно — при очередном замещении у старика окончательно выбило остатки мозгов, — эрл предпочёл не заметить камня в свой огород, но не удержался от язвительности в адрес отсутствующего противника. — После этих замещений всегда что-то происходит. И в большинстве случаев очень неприятное для нас.