Андрей Дай - Поводырь в опале Страница 14

— Мнение цесаревича Николая, конечно же, не рассматривается, — кивнул я своим мыслям.

— О! Никса тоже влюблен в Катеньку. Как же ее можно не любить? Во всем виновата эта датская ведьма! Вы видели, какие у нее темные глаза? Это она околдовала бедного Николая. Или опоила чем-то…

— Вы это сами все придумали, мадемуазель, или я должен благодарить за честь стать жертвой на алтаре неразделенной любви кого-то другого?

— Этого я вам не скажу, пока вы не поклянетесь самым дорогим, что у вас есть, что примите мое условие!

В зале выключили свет, солнце зашло за тучи, или у меня в глазах потемнело? В голове зимним разбуженным медведем заворочался Герман. Я был почти рад его возвращению. Без него моя ярость недостаточно разрушительна.

— Вы, сударыня, начитавшаяся глупых французских романов идиотка, — прорычал я. — Передайте этому вашему… главному заговорщику, чтоб искал какого-нибудь другого сумасшедшего! Прощайте!

Гера был неудовлетворен. Он проснулся и требовал продолжения. Очень хотелось что-нибудь сломать…

Впрочем, свой брак с этой… с Надеждой Якобсон, я, похоже, уже сломал. Лучше попрощаться с этой девушкой, чем расстаться с надеждой успеть изменить хоть что-то в своей любимой Сибири. То, что я принял за подарок от Него, оказалось всего лишь искушением.

Глава 3

Немецкий клуб

Датскую принцессу благополучно окрестили в православие, и нарекли попросту — Марией Федоровной. Наверное, чтоб не слишком отличалась от действующей Императрицы, Марии Александровны. И на следующий же день «Его Императорское Высочество, Государь цесаревич Николай Александрович и Ее Королевское Высочество принцесса Датская Мария Федоровна изволили обручиться. Свадебные торжества назначены на июль», как писали газеты.

С каждым пролетевшим мимо днем, все эти придворные выкрутасы становились все менее волнующими, все меньше и меньше меня касаемыми. На счастье и царь, и его дети пока меня не трогали, и я мог, наконец-таки, заняться делами. Прочитал газету, хмыкнул, понадеялся, что на свадьбу меня из Томска приглашать не станут, и отложил серые, пачкавшие пальцы свинцовой краской листы.

Честно говоря, по дороге в столицу была такая мыслишка, что неплохо было бы хоть немного отдохнуть. Пожить в свое удовольствие, расслабиться. Командировочный романчик с какой-нибудь вдовушкой закрутить. Тфу-тфу — три раза. Наотдыхался по уши!

Накинулся на работу, как голодный зверь на добычу. Мои визитные карточки полетели по городу. Во дворе весь световой день дежурило сразу несколько профессиональных посыльных, и всем им, рано или поздно, находилась служба. Не принято сейчас являться без приглашения. Что тут поделаешь, приходилось их организовывать.

Праздники кончились. Санкт-Петербург постепенно выползал на рабочую колею. Открылись министерства и учебные заведения. И всюду у меня были свои интересы.

Напросился в гости к Николаю Николаевичу Зинину в Медико-Хирургическую академию, где тот служил директором химических наук. Ну что сказать — забавный дядька с огромными, свисающими, как уши спаниеля, усами. Живой такой, веселый. И совершенно дикий. В смысле чинопочитания.

Так уж получилось, что на Морскую я приехал, будучи наряжен настоящим попугаем — в парадном мундире, при орденах и шпаге. Мне показалось, даже памятник военному врачу Виллие, сидящий у классического портика академии, глядя на меня, хихикал. А вот Зинину было плевать. И на мои генеральские погоны — плевать, и на Ольденбургский крест, открывающий двери в самые недоступные кабинеты — то же самое. Профессор, едва разобравшись, кто именно перед ним, крепко, по мужицки, меня обнял. Потом обругал всякими нехорошими словами, так что я даже розоветь начал от злости, и тут же полез целоваться. Дикий — лучше слова и не подберешь.

И умный. Как начал своими колдовскими заклинаниями сыпать, я побоялся, что в жабу превращусь. Да еще студенты, что стояли рядом — хлопали глазами, явно понимая три через пять, но усиленно кивали. А когда осознали, что я один из изобретателей зипетрила, устроили овацию, и предложили немедленно продемонстрировать злую силу новейшей взрывчатки. Отказался. Что я бомбы в детстве мало взрывал? Чуть со школы не выгнали за увлечение пиротехникой.

У Николая Николаевича, если отбросить всякую высоконаучную шелуху, удалось выяснить три новости. Одну, по его словам — плохую и две хорошие. По мне, так все три были — так себе.

В общем, зипетрила для взрывных работ на Чуйском тракте у меня не будет. Дирекция академии отказалась спонсировать мало относящиеся к медицине работы. Производство нового взрывчатого вещества требовало существенных капиталовложений и сложного оборудования. На заводике Петрушевского в Петергофе только-только начинали сборку купленных на деньги подполковника приборов, но даже если наладка успеет закончится до лета, производство может так и не начаться. Некоторые ингредиенты в России не производятся. Их нужно заказывать заграницей.

Попросил написать список на бумажке. Профессор, совершенно барским жестом, махнул какому-то Саше, и молодой человек тут же накарябал три строчки.

— Все? — удивился я. — Я думал, там на пару железнодорожных вагонов…

— Какое?! — отмахнулся химик. — Гениальность нашего с вами, Герман Густавович, изобретения в том, что оно простейшее! Просто, прости Господи, элементарное! Однако же, этих веществ у нас не делается. Не было нужды, знаете ли.

Чуть ли не пытками, выяснил у развеселившегося ученого, что два из трех самых дефицитных ингредиентов вполне возможно получать из угля. Немедленно попросил его посоветовать специалистов, способных наладить производство у меня в Сибири. Уж чего-чего, а угля у меня — завались. И мне еще чугунку строить. Взрывчатки много нужно будет. Так почему бы самому для своих нужд ее не бодяжить?

Зинин задумался. А потом пообещал прислать одного парнишку. Александра Кирилловича Крупского, едрешкин корень! Ему еще, правда, пару лет в Университете доучиться надо. И хорошо бы за границу на стажировку отправить… А так — весьма извлечением всяческих полезных свойств из каменного угля интересуется.

Поблагодарил. Но с такой кислотой на лице, что Зинин задумался во второй раз. И предложил еще одного студента — Александра Фридриховича Бага. Этот к горючему камню интереса пока не проявлял, но зато спит в обнимку с бутылью царской водки. Кислоты — это его стихия. И парень как раз к лету обучение закончит.

Согласился. Этот — лучше. Пусть приезжает. Жилье и жалование с меня, ум и предприимчивость — с него.

В качестве хорошей новости выступила записка из МинФина. Они отказывались регистрировать Государственную десятилетнюю привилегию на зипетрил без внятной пригодной для промышленности технологии его производства. Что тут хорошего — я не понял, но Зинин аж лучился самодовольством. Оказалось, он уже заказал своему другу и ученику, Александру Михайловичу Бутлерову в Казанский университет разработку недостающего. И тот обещал немедленно взяться за работу.

Сделал вид, будто тоже рад. В ученом мире свои завихрения, и не мне туда лезть.

Третье известие мне понравилось больше всех. А профессору не понравилось, что мне понравилось. Он понять никак не мог — что тут такого? Ну, лежит на складах в Петергофе сто или даже сто двадцать пудов пропитанного нитроглицерином оксида магния, и Василий Фомич Петрушевский совсем не против мне это богатство продать. Разве это повод кидаться руки жать и в щеки целовать?

Не понимает, человек, что мне хоть си-четыре, хоть динамит, лишь бы Чуйские бомы в воздух поднять. Очень уж они мне мешают.

На прощанье без сомнения великий русский химик предложил мне технологию производства анилиновых красителей для ткани. В подарок, так сказать. Но с условием, чтоб фабрика эту краску вырабатывающая непременно находилась в отечестве. Пообещал и даже поклялся. Что это за краска и зачем она нужна — это я уже потом выяснил. А от подарка было грех отказываться.

В общем, благодаря посещению академии, этот день точно не был прожит зря. А ведь, выскакивая из-за здоровенных дверей Министерства Внутренних Дел, думал все — как утро началось, так до вечера и пойдет. Глупо и непродуктивно.

К министру, господину Валуеву, я не попал. Тот был в Царском Селе с Государем. Пришлось выслушивать настоящий выговор со скабрезными шутками от министерского товарища, сенатора и тайного советника Александра Григорьевича Тройницкого. Причиной, конечно же, было опоздание с подачей всеподданнейшего отчета.

— Я еще смог бы понять, коли вы, по малости лет, влюбились бы что ли. Или дурную болезнь на водах лечили. Но — нет! Вы иным были заняты! Вы, господин губернатор, с Третьим отделением дружбы водили и с генерал-майором Фрезе Государевы земли делили! Кой черт, прости Господи, вас понес на китайскую границу? Орденов захотелось? В малолетстве не наигрались?