Реликтовая популяция. Книга 3 - Виктор Васильевич Ананишнов Страница 14

Также уверенно посланник вёл Свима по мрачному неухоженному подземелью, лишь кое-где освещённому вечными светильниками, да и то в полнакала. Если здесь кто-нибудь и ходил, то очень редко. Во всяком случае, в освещённых местах можно было видеть только одинокий след посланника, ведущий к хабулину Еменковых.

Свима заинтриговал этот подземный ход, но и раздражал тем, что он впервые узнал о нём. Появилось твёрдое желание проверить все свои двери и узнать, куда от них ведут подземелья. Как только вернётся назад, решил он, так с Неревом обойдёт дувар и наведёт ревизию входов и выходов.

Шли довольно долго, едва ли не полпраузы.

Наконец, он сидел за тяжеловесным на вид невечным столом в компании приветливо встретившей его Калеи и владельца хабулина, представившийся как Кате Кинг Ктора.

Широкий в кости и жестах, Кате излучал всем постоянную улыбку знакомого человека. Он аппетитно облизывал полные губы. Его светло-голубые глаза под слегка припухлыми веками с хитринкой посматривали на Свима.

– Подождём ещё кое-кого, – предупредила Калея.

Свим терпеливо ждал и непроизвольно отвечал на улыбку Кате.

Дверь в комнату с лёгким щелчком отворилась, в неё вошёл Ольдим.

И Свим…

Ольдим не ожидал от себя такой радости при виде ухоженного и приглаженного Свима, хотя и одетого в походную одежду. Эмоции встречи полностью исказили его лицо – оно расплылось на отдельные, не связанные друг с другом, фрагменты.

– Фу, на тебя, Зинема! – надула дряблые щёки Калея. Она назвала родовое имя Ольдима, что тут же испортило ему настроение. А Калея не унималась. – Тебя страшно показывать даже в Заповеднике Выродков. Ты бы выбросил из головы эту блажь. Стань человеком, а не карикатурой на него!

Ольдим в душе помянул Край.

Последнее время все, вдруг, словно сговорились, стали видеть в нём не какого-то инега, а именно Зинему Зембу Зуберкана. И при том тыкают ему пальцем в лицо. Всем оно, опять же вдруг, стало неприятным и неправильным.

По поводу всех он, конечно, преувеличивал, но недавняя стычка с Малионом ещё жила в памяти и жгла самолюбие. А Калея сейчас подбросила дров в это пламя.

– Вот что… – начал он было вызывающе.

Ему хотелось высказать начистоту своё мнение о тех, кому вольно трепать его родовой нэм, где и когда попало. Тем более что он сам от него отказался и постарался позабыть навсегда. Высказать тем, кому не нравиться его обличие. То есть поставить всех на место и не указывать ему, что делать.

Хотелось, но он остановился на полуслове.

Он не знал, как обращаться к этой старой посудине, имеющей, по всей видимости, самое прямое отношение ко всему тому, что окружало его, и чем он занимался в недавнее время. Не называть же её так, как называл Камрат, – бабкой Калеей или просто Калеей. Она явная многоимённая, и кто знает, насколько высок её нэм. Как бы он сам не относился к своему настоящему имени, многоимённые всё же были ему намного ближе, чем иные, ибо всегда ощущал впитанное с детства почтение к ним.

– Так что? – спросила и улыбнулась Калея, покрываясь при этом ещё большим числом морщин.

– Свим, я рад тебя видеть! – быстро перестроился Ольдим, справедливо считая пока что не вступать с Калеей в словесную перепалку.

– Я тоже, – отозвался Свим.

– Его зовут Ертон Естифа Еменков, – заявила Калея, показав на Свима.

– А-а… – Ольдим опять потерял своё лицо.

Свим тоже хотел рассердиться на Калею, но неожиданно рассмеялся, настолько развеселило его необычное представление. Ведь их, его и Ольдима, знакомили вновь.

– Я тоже сказал «а-а…», когда услышал твой настоящий нэм. – Свим почмокал губами. – Сколько себя помню, знал всякие небылицы о Зинеме, сыне Зембы, из славного рода Зуберканов.

Разъехавшиеся по лицу глаза Ольдима с жутковатой прямотой уставились на Свима. О Еменковых он тоже, разумеется, слышал многое, но во всех слухах и россказнях о них превалировало одно – Еменковы обжоры, нелюдимы и многожёнцы, в тайнах дувара которых, как будто, таятся неведомые многим чудеса техники далёкой старины.

Но Свим начисто разбивал сложившийся об Еменковых стереотип. Какой же он обжора? И уж совсем не похож на нелюдима. И Клоуду он взял в качестве своей ауны по любви. Вот тебе и Еменков!

Чуть позже, когда они обменялись незначащими репликами по поводу нового знакомства, Ольдим решительно потребовал:

– Тогда и вам, уважаемые, стоит назвать свои настоящие нэмы.

– Само собой. Я – Зарима Зенда Задарак

– О! – воскликнули дурбы и от неожиданности в знак уважения к такому нэму привстали.

Ольдим это имя впитал с молоком матери. В его молодости о Зариме говорили столько, что впору было думать, что в Сампатании и за её пределами нет больше женщин кроме неё.

А Свим знавал этот нэм, так как будто бы его дед когда-то её видел и оставил о том запись в домашнем музее-памятнике. Но, пожалуй, он больше был поражён поведением Ольдима – такого уважения к Калее он от него не ожидал.

– Садитесь, – просто сказала Калея. – Надеюсь, выйдя отсюда, вы позабудете это имя. Как оно было забыто ещё до рождения Ертона. Пусть вне этой комнаты для вас я останусь Калеей.

– Кате Кинг Ктора, – назвался мужчина, но Ольдиму показалось, что он назвал всё-таки не настоящее своё имя, а подставного хозяина хабулина – инега.

Его сомнение строилось на том, что уж очень редко инеги имели родовые хабулины с дуварами, достойными соперничать с владениями гитов. А в распоряжении Кате Кинга Кторы подземелий было, пожалуй, больше известных до того Ольдиму, а повидал он их во многих городах не только Сампатании, но и у разных многоимённых.

Как ни был Ольдим поражён именем Калеи, он, тем не менее, сказал:

– К сожалению, Ваш нэм, уважаемая, Зарима, мне ни о чём не говорит. Я услышал его впервые. К тому же, Вы, наверное, прекрасно знаете, что говорят об этой необыкновенной женщине.

Она кивнула головой, но пояснений никаких не дала.

– Нам надо с вами поговорить, посоветоваться, – сказала она. – Вас усиленно разыскивает Теском. Вы как будто знаете, почему… Да, из-за Камрата. Мы, как можем, охраняем вас. Но в город сейчас вернулись многие оприты, чтобы подлечиться, и тескомовцы, которых вы обидели, – она покривила губы в усмешке, – на Сажанее. Все они видели вас и…

– У меня один такой оприт уже появился, – мрачно заметил Свим. – Но опять сбежал прежде, чем я смог с ним поговорить.

– У нас тоже. Но это наши люди. Они, не зная вас, довольно точно описали тебя, Ертон, а уж тебя, Зинема,