Управдом - Андрей Никонов Страница 14

— Ты все шутишь, с таким делом его хорошо если в управдомы поставят, — Гирин вздохнул. — Да и не водилось на прошлой работе за ним особых подвигов, так, сбоку припека в райотделе был. Видишь, с кем работать приходится, а где кадры взять? Лучших ты в угро переманиваешь, понимаю, иначе нельзя, но и ты пойми, Саша, это ж революционная милиция, мы образцом быть должны для советских граждан. А не буржуев щипать да торговок гонять по рынку.

— Кто-то этим должен заниматься, — субинспектор легко засмеялся, затянулся в последний раз, выбросил гильзу в окно. — Мироныч, не унывай. Такое дело раскрыли, считай, молодцы мы. Эх, сейчас бы отдохнуть немного, и снова в бой. Как в гражданскую, помнишь? С шашкой на врага, чтобы пыль под копытами и ветер в лицо, а за нами полусотня с гиканьем и тачанка с пулеметом. Вот жизнь была, ясно и понятно, там враг, тут — друг. А голова пусть у следователя болит, он жопу в кабинете отсиживает, пусть чуток тоже поработает, ну хоть иногда.

Мальцев отсиживаться не стал, выйдя из отделения РКМ, запрыгнул в подошедший с оказией трамвай, ткнул кондуктору красную книжечку в лицо и, проехав несколько остановок, выскочил на улицу. От здания суда до больницы, где держали задержанного, идти было не больше десяти минут быстрым шагом, стенографистка оказалась на месте, так что он подхватил женщину под руку и поволок за собой. Та только тяжело вздыхала, прижимая блокнот и карандаш к груди — Элле Прокловне было уже пятьдесят пять лет, и в суде она работала еще при Николае Втором Кровавом.

— Пашенька, помедленнее, — только и просила она, увлекаемая железной рукой закона.

Мальцев посмеивался, обещал, что как дело закончат, так он ее домой отпустит, несмотря на середину рабочего дня, и кое-как добрался до здания Рогожской больницы, там через хирургическое отделение прошли к выходу в непременный для каждой больницы сад с гуляющими на свежем воздухе выздоравливающими, а уже оттуда в отдельно стоящий флигель, где и лежал подозреваемый.

— Не разрешу, — доктор Райх стукнул кулаком по столу. — Хочешь допрашивать — в тюрьме у вас есть отделение специальное, вот туда и переводи. Больной только в себя пришел, давление высокое, кровь к голове и животу приливает. А если будет разрыв? Кто отвечать — опять я?!

— Опять ты… — Мальцев приблизился к доктору, перегнувшись через стол. Райх мог колотить кулаками сколько душе угодно, на следователя это впечатления не производило. — Душонка мелкобуржуазная, только о своем спокойствии и печешься, можно подумать, тебя этот больной волнует. Чтобы через пятнадцать минут был готов, а то я в твоей богадельне такой шмон устрою, ты зэков лепить будешь в лагерях, и никакой Кац тебя не прикроет.

— Да хорошо, хорошо, — Райх поднял пухлые ладошки вверх, — будет тебе твой Травин через пятнадцать минут, Даша с ним закончит, и проводят его держиморды в кабинет. Было бы из-за чего ссориться.

— Ладно, — следователь сел обратно на стул, потер ладонями лицо, — ты, Генрих, меня извини. День тяжелый, вот и сорвался. Выдержит он допрос?

— Бить не будешь — выдержит, — доктор небрежно махнул рукой. — Здоровый, как бык. Другой бы еще неделю валялся, и не выкарабкался бы, а этот в себя пришел и сразу начал внимания требовать. Обед слопал так, что за ушами трещало, добавки потребовал, а где я продукты буду лишние брать? Медсестер опять же за задницы щиплет, те смеются, вроде как нравится им, а дисциплина страдает. Милиционеры его побаиваются, из-за двери подглядывают, в палату — ни-ни, так что допрашивай, забирай к себе в кутузку, и чтобы духу его здесь не было. Гиппократу я больше ничего не должен.

— Гиппократу, может, и нет, а вот Российской Советской Федеративной Социалистической Республике — еще как должен, — веско сказал Мальцев. — Ладно, жду его здесь, пока просто поговорим. Эй, Свешников!

В дверном проеме появился милиционер.

— Давай сюда задержанного, и Эллу Прокловну пригласи, а то она спешила очень.

Милиционер усмехнулся в густые усы и ушел. Мальцев пристально посмотрел на Райха. Тот только плечами пожал и тоже вышел.

Травин в сопровождении двух милиционеров появился только через двадцать минут. Мальцев успел чаю выпить и съесть половину сдобной булочки из больничного рациона, Элла Прокловна от чая отказалась, а вот на сдобу смотрела жадно, пришлось поделиться.

— Хорошие тут булки пекут, — следователь аккуратно смахнул крошки со стола в ладонь, а потом — в рот. — Мягкие и душистые. Хоть ложись и лежи, как в санатории.

Стенографистка ничего не сказала, ей обещали короткий рабочий день, а подследственный не торопился, и она волновалась. Младший должен со школы прийти, опять со шпаной загуляет, одежа новая, дырки штопать не в радость. А старший с фабрики только поздно вечером появится, она успеет и булок напечь, не хуже этой, и суп сварить из курицы, что вчера купила и ощипала. Раньше-то, когда оба малые были, тяжело приходилось одной, теперь их двое в семье, работников.

Все эти мысли читались у нее на лице, Мальцеву они были неинтересны. А вот подозреваемый — очень даже.

— Садитесь, — кивнул он головой на свободный стул, стоящий возле окна. — Вы, товарищи милиционеры, снимите с задержанного наручники и за дверью обождите. Да-да, не тронет он меня и не сбежит, так ведь, Травин Сергей Олегович?

— Зависит от того, зачем привели, — Сергей уселся на стул, положил на столешницу кулаки, следы от стальных браслетов белели на кистях. — В чем же обвиняют меня?

— Записываете, Элла Прокловна? — дождавшись кивка стенографистки, Мальцев раскрыл папку. — Я — Мальцев Павел Евсеевич, следователь уездного суда, назначен для рассмотрения вашего дела. Вы — Травин Сергей Олегович, русский, из крестьян, одна тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения, место работы — отдел коммунального хозяйства при исполкоме Советов, должность — инспектор седьмого разряда, все правильно?

— Да.

— Вы подозреваетесь по статье сто тридцать шестой уголовного кодекса РСФСР[3], а вот по какой именно части, тут мы и решим.

Травин усмехнулся.

— Наверное, пункт «в»?

— Да нет, Сергей Олегович, скорее пункт «г» — с целью облегчить или сокрыть другое тяжкое преступление. Не хотите чистосердечно признаться?

— Нет, не хочу.

— Так и отметим, подозреваемый помощь следствию оказывать решительно отказывается. Опишите мне весь день воскресенья, двадцать первого августа одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года.

Пока Травин рассказывал, чуть ли не по минутам, как провел прошлые выходные, Мальцев вполуха слушал,