Княжья воля - Константин Кудряшов Страница 14

из незнакомцев без лишнего базара с разбегу вогнал копье в грудь Кульмы, другой добавил топором по шейным позвонкам. Прасту достался удар меча в область ключицы и чем-то тяжелым прилетело сбоку по ребрам. От болевого шока и приданной инерции он смял спиной жесткие ветки низкорослой лесной растительности и безжизненным кулем рухнул, нелепо взмахнув руками. Сознание Праста угасло с мыслью, что напавшие на них люди не очень-то походили на данов…

Пробыв какое-то время в отключке, Праст вернулся в мир живых уже далеко за полдень. Превозмогая общую слабость от кровопотери и жуткую боль в разрубленном теле, потащился прочь от места происшествия. Не ровен час пойдет кто-нибудь мимо да и добьет немощного как снулую осеннюю муху. С каждым шагом он терял силы, но, стискивая зубы, чтобы не стонать в полный голос, упрямо двигался к куршскому селению. Помощник из него уже никудышный, качественно махнуть мечом вряд ли сумеет, однако оставлять товарищей в беде хуже нету, пусть лучше убьют его враги, чем свои потом будут считать трусом. Не подсобит, то хотя бы отвлечет, удар роковой замедлит…

Живуч и силен оказался Праст аки буйвол. С такой серьезной раной умудрился не скопытиться, сумел в одиночку добраться до Полоцка. Молодой потому что и гены, видимо, не порченные от папы с мамой достались. Здоровья на троих или одному лет до ста пятидесяти. Уникум, короче. Зверь. Живень его три дня пользовал. Гной из раны вычищал, промывал настойками, толокно травяное всыпал, отвары ему в рот заливал, сам не спал (все шептал чего-то) и другим не давал, весь запас лучин в гриднице пожег. Праст сначала впал в горячку, метался по ложу как наркоман в ломке, потом принял стойкий крокодиловый окрас, я уж думал кончается, а на четвертый день зенки свои голубые распахнул, точно заново родился и заговорил. Зря я все таки гнал на местную медицину, имеет место быть, чертовка! Без везения, конечно, не обошлось: лезвие меча каким-то чудом не задело край легкого, но целебную силу трав отрицать больше не возьмусь, а Живню я без зазрения совести пообещал вручить звезду Героя Древней Руси, правда мысленно…

В деревню Праст так и не вернулся. Свалился обессиленный подле крупного жилища лесных муравьев. Как оказалось весьма вовремя и кстати свалился, так как именно в этот момент мимо него шумно протопала процессия данов, возвращающихся на свои корабли. Их сопровождали курши, что вели сюда Рогволдовых посланников. Весело сопровождали, словно родню на скорый поезд. Также из своего укрытия наблюдательный Праст успел заметить в руках данов две волокуши с мертвыми телами полоцких бояр.

Дождавшись пока колонна минует его засидку за муравейником, Праст осторожно последовал за ней к берегу. Там он увидел как каждый из куршей хватался за руку с вождем данов и крепко с ним обнимался, после чего даны погрузили тела бояр на корабли и устьем реки вышли в море.

— Ты ничего не путаешь, Праст? — спрашиваю, с повышенным вниманием впитав ушами и мозгом рассказ Буровского корешка.

— Нет, Стяр, ошибки быть не может, собственными глазами видел. Бур это был, рука с перстнем свисала. Вся в крови. Мы с ним с самого детства, не перепутал бы даже во хмелю и без перстня. Овдея узнал по одежде. Он всем до того говорил, если случиться с ним чего, тебя известить первого. Крепко вы, видать, поладили после того как чуть друг дружку не порешили…

— То когда было, — отмахиваюсь я от ненужных подробностей, а у самого горло перехватывает. — Знай одно — Овдей мне роднее брата, за ценные сведения о нем я тебя обязан. Не представляю смог бы сам добраться или нет. Я твой должник, Праст, запомни это и поправляйся. Живень сказал, что кость срослась правильно, мясо он тебе вычистил, ребра заживут быстро. Отъедаться тебе надо, вес набирать, желательно в покое. В гриднице пока побудешь, я договорюсь и все организую ты не парься особо, понял? Ну, отдыхай, братан, дрыхни давай.

На эмоциях я с силой стиснул клешню болезного и вдруг вспомнил при каких обстоятельствах впервые увидел Бура с Кульмой и Прастом. Незавидное тогда у меня было положение, куда хуже, нежели сейчас. Из-за плотной концентрации произошедших событий кажется, что после встречи с боярином Головачем и его людьми минуло не меньше пары-тройки лет. Иных уж нет, а те далече…

Однако, с результатами верно сослуженной службы Праста своему боярину нужно что-то делать. Утаивать подробности Мишиной гибели бессмысленно. Я не мог понять одного: нахрена данам жмуры? Зачем увозить трупы в море? Утопить, сокрыв тем самым следы убийства? Чушь. Этим тут никто не заморачивается. Вялят кого ни попадя на каждом шагу и об уликах особо не парятся. С тем же успехом курши могли снести покойников до ближайшего леса и оставить на прокорм дикому зверью, через неделю одни кости отполированные останутся, иди доказывай чьи.

Зачем вообще куршам нужно было подставлять посланцев грозного соседа? Что за хитроумная интрига плетется приморским князьком?

Голова уже кругом от гипотез. Чтобы не рехнуться в одиночку решаю поделиться тайным знанием с вернувшимся в гридницу Гольцом, авось чего дельного подскажет, натура у него авантюрная, разбойничий опыт опять же…

Приземляю растерявшего к зиме почти все свои конопушки приятеля рядом с собой на свободный топчан и ввожу в курс дела. Выслушав печальную повесть о гибели княжеских послов, лишенную моих комментариев, Голец поскреб мизинцем кончик короткого носа и скривил тонкие губы в задумчивой ухмылке. Его шальные глаза на миг сделались серьезными, стала заметна кратковременная работа мысли. К сожалению такая мимолетная, что когда Голец сморгнул, я уже жалел, что спрашивал его мнения.

— Ну, что скажешь? — вяло интересуюсь для проформы без всякой надежды на вразумительный ответ.

— Живые они.

— Кто? — я реагирую как умная собака на что-то недостижимое ее разуму — склоняю голову набок.

— Бур с Овдеем, — охотно поясняет Голец, давно придав лицу обычное простаковатое выражение. — С мертвых проку не взыщешь.

Думал я об этом. У нас целые республики воровством людей промышляли. Похищенных заставляли выполнять изнурительную работу или выкуп требовали с родственников. Сами испокон веку не работали, только с оружием гарцевать горазды, глотки безоружным резать мастаки. Даны те, по ходу, этого же разлива — потомственные бандиты. Очень может быть, что Миша с Буром захвачены в качестве рабов или как объекты для получения материальной выгоды путем выкупа. А может и не быть, вдруг здесь до этого скотства еще не додумались. Вариантов тем не менее масса и все не шибко