Мэрион Брэдли - Туманы Авалона Страница 148

«Я все еще пьяна, – думала она, – мне это снится, я никак не могла услышать из его уст то, что якобы услышала…» И вновь накатил мучительный, испепеляющий стыд. Как можно допустить, чтобы эти двое говорили о ней так – и не умереть на месте?

Ланселет неотрывно смотрел на нее.

– Пусть… пусть решает госпожа моя.

Артур протянул к ней руки. Он уже скинул сапоги и богатое платье, в котором щеголял на пиру; теперь, в одной лишь нижней рубахе, он как две капли воды походил на мальчишку, с которым она сочеталась браком много лет назад.

– Иди сюда, Гвен, – позвал он и усадил жену к себе на колени. – Ты знаешь, я люблю тебя всей душой – и тебя, и Ланса; думаю, вас двоих я люблю больше всех на свете, кроме… – Артур сглотнул и прикусил язык, и Гвенвифар вдруг осознала: «А я-то сокрушалась лишь о своей любви, а об Артуре и не подумала. Он взял меня в жены, нежеланную, даже не посмотрев на меня заранее, он окружил меня любовью и почетом, как свою королеву. А мне и в голову не приходило, что, как сама я люблю Ланселета, так вполне может быть в мире женщина, которую любит Артур – и любит безнадежно… ибо иначе совершил бы грех и измену. Уж не потому ли Моргейна насмехается надо мною? Она-то, верно, знает про Артурову тайную любовь… и его грехи…»

А король тем временем продолжал, обдумывая каждое слово:

– Наверное, я никогда не набрался бы храбрости сказать об этом вслух, если бы не Белтайн… Много сотен лет предки наши поступали так, не стыдясь, перед лицом богов наших и по их воле. И… послушай вот что, родная моя… раз я буду здесь, с тобой, моя Гвенвифар, тогда, если родится ребенок, ты сможешь с чистой совестью поклясться, что дитя зачато в нашей супружеской постели, а узнавать доподлинно, как там обстоит дело, нам и ни к чему… любовь моя ненаглядная, неужто ты не согласишься?

Дыхание у Гвенвифар перехватило. Медленно, о, как медленно протянула она руку – и вложила ее в ладонь Ланселета. Артур легонько коснулся ее волос; Ланселет подался вперед – и поцеловал ее в губы.

«Я замужем уже много лет, а теперь вот напугана, точно девственница», – подумала она, и тут ей вспомнились слова Моргейны: вешая амулет ей на шею, золовка сказала: «Берегись, хорошо подумай, о чем просишь, Гвенвифар, ибо Богиня может и даровать тебе просимое…»

Тогда Гвенвифар решила, Моргейна имеет в виду лишь то, что, ежели королева просит о ребенке, то того и гляди умрет родами. А теперь она вдруг поняла: все не так просто, ибо вот сложилось так, что она может получить Ланселета, не мучаясь виною, с дозволения и по воле своего законного мужа… и, словно прозрев, подумала: «Вот чего я на самом деле хотела; спустя столько лет ясно, что я бесплодна, никакого ребенка я не рожу, но по крайней мере получу хотя бы это…»

Трясущимися руками она расстегнула платье. Казалось, весь мир умалился до этого крохотного мгновения, до этого полного и безграничного осознания себя самой, и тела своего, пульсирующего желанием и страстью, – прежде королева понятия не имела, что способна на такое. Кожа у Ланселета такая нежная… она-то думала, что все мужчины похожи на Артура – загорелые, волосатые, а у Ланселета тело гладкое, словно у ребенка. Ах, она их обоих любит, любит Артура тем больше, что у него достало великодушия подарить ей этот миг… теперь они обнимали ее оба, и Гвенвифар закрыла глаза, и подставила лицо поцелуям, не зная доподлинно, чьи губы припадают к ее устам. Пальцы Ланселета, – его, никого другого! – погладили ее по щеке и скользнули к обнаженной шее, перехваченной ленточкой.

– Что это, Гвен? – спросил он, припадая к ее губам.

– Ничего, – отвечала она. – Ничего. Так, пустячок; от Моргейны достался. – Гвенвифар развязала ленту, отшвырнула амулет в угол – и соскользнула в объятия мужа – и любовника.

Книга III

КОРОЛЬ-ОЛЕНЬ

Глава 1

В это время года в Лотиане могло показаться, будто солнце вовсе не уходит на покой: королева Моргауза проснулась, когда через шторы начал пробиваться свет, но стоял столь ранний час, что даже криков чаек еще не было слышно. Но при этом уже достаточно рассвело, чтобы разглядеть волосатого, хорошо сложенного молодого мужчину, спавшего рядом с королевой – он получил эту привилегию еще зимой. Он был одним из рыцарей Лота и еще до кончины короля пожирал королеву жадным взором. И несправедливо было бы требовать от нее, чтобы в смертоносной тьме прошедшей зимы она еще и спала в холодной королевской опочивальне в одиночестве.

«Не то чтобы Лот был таким уж хорошим королем», – подумала Моргауза, щурясь от света разгорающегося утра. Но царствование Лота Оркнейского было долгим – он правил еще до того, как Утер Пендрагон взошел на престол, – и народ привык к нему; и уже выросло не одно поколение, не знавшее иного короля. Моргаузе подумалось, что, когда родился молодой Лохланн, Лот уже сидел на троне… да и она тоже, если уж на то пошло. Но последняя мысль была неприятной, и королева поспешила выбросить ее из головы.

Отцу должен был наследовать Гавейн, но Гавейн после коронации Артура почти не бывал в родных краях, и народ не знал его. Здесь, в Лотиане, Племена были вполне довольны жизнью под рукою королевы, – ведь в стране царил мир; а на тот случай, если бы ей понадобился военный вождь, рядом с нею был сын ее Агравейн. С незапамятных времен этим народом правили королевы, так же, как Богиня правила богами, и люди были тем довольны.

Но Гавейн продолжал оставаться рядом с Артуром… даже тогда, когда в канун Белтайна на север приплыл Ланселет, – якобы присмотреть за постройкой маяков вдоль побережья, чтобы корабли не разбивались о скалы. Но Моргауза подозревала иное. Он приплыл сюда, чтобы Артур мог знать, что творится в Лотиане и нет ли и здесь таких, кому не по вкусу власть Верховного короля.

Потом она услышала о смерти Игрейны – это известие лишь теперь добралось до Лотиана. В молодости они с Игрейной не были дружны; Моргауза всегда завидовала красоте старшей сестры и не могла простить Игрейне, что именно ее Вивиана выбрала для Утера Пендрагона. Она была бы куда лучшей Верховной королевой, чем эта простофиля, такая уступчивая, набожная и кроткая! Но потом, когда уже все было сказано и сделано, оказалось, что при погашенной лампе все мужчины похожи друг на друга и всеми до смешного легко управлять – настолько они зависят от того, что может предложить им женщина. Моргауза успешно правила, стоя за троном Лота. Она бы ничуть не хуже управилась и с Утером – уж ей-то хватило бы ума не связываться со священниками!

И все же, услыхав о смерти Игрейны, Моргауза искренне оплакивала ее и пожалела, что так и не выбрала времени съездить в Тинтагель. У нее осталось так мало подруг…

Ее придворных дам подбирал по большей части сам Лот, смотревший лишь на их красоту и уступчивость. Он заботился, чтобы эти женщины не думали чересчур много и не вели чересчур разумных бесед. Как он сказал однажды, на то ему довольно и Моргаузы. Лот советовался с ней во всех делах и почитал ее мудрость, но после того, как она родила ему четырех царственных сыновей, он вернулся в постельных привычках к тому, что предпочитал всегда, – к женщинам хорошеньким и пустоголовым. Моргауза никогда не мешала королю развлекаться: она была только рада избавиться от необходимости и дальше вынашивать детей. Если ей вдруг и захочется еще потешиться с малышами, на то у нее есть воспитанник, Гвидион. А кроме того, женщины Лота то и дело рожали, так что у Гвидиона имелось достаточно товарищей для игр, в чьих жилах текла королевская кровь!

Лежавший рядом с королевой Лохланн пошевелился, что-то пробормотал и сонно привлек ее в свои объятия, и на мгновение Моргауза оторвалась от своих размышлений. Она скучала по нему – на то время, пока Ланселет находился при дворе, она отослала Лохланна к прочим молодым придворным. Хотя, похоже, она вполне могла оставить Лохланна в своей постели или спать с дворовым псом – Ланселету не было никакой разницы! Ну что ж, он снова здесь; Лот никогда не мешал жене забавляться, как и она не мешала ему.

Но когда всплеск страсти утих и Лохланн сбежал вниз, ощутив некую неотложную нужду, Моргауза вдруг поняла, что ей недостает Лота. Не то чтоб он был так уж хорош в постельных развлечениях – Лот был уже немолод, когда она вышла за него замуж. Но после утех он мог поговорить с ней, как разумный человек, – и Моргауза обнаружила, что скучает по тем годам, когда они просыпались вместе, лежали в постели и говорили обо всем, что следует сделать, и о происшествиях в королевстве или в прочих землях Британии.

К тому времени, как Лохланн вернулся, солнце поднялось уже высоко, а воздух наполнился криками чаек. Снизу доносился негромкий шум, и откуда-то тянуло запахом свежеиспеченных лепешек. Моргауза привлекла молодого человека к себе, быстро поцеловала и произнесла: