Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) Страница 15

Вскоре экипаж уже храпел, я же не мог уснуть. Смотрел в звездное небо и размышлял. Каким-то чудом занесло меня на шестьдесят лет назад, встретился с дедом, которого никогда раньше не видел, а поговорить с ним не могу. Многое рассказать ему хочется, о многом расспросить, да как сказать деду, что я – из будущего, что я – его потомок, его внук? Сочтет, что меня контузило или с ума сошел, да еще не дай бог политруку доложит. А тот, судя по разговору, партийный фанатик.

Было бы здорово сесть с дедом за стол, поговорить под водочку по душам, рассказать, как жила бабушка моя – его жена – после войны, как сына Михаила поднимала, как страна наша изменилась. Невозможно!

С тем я и уснул.

Проснулся от крика: «Немцы близко!» Сон как рукой сняло. Подхватился – и к танку.

– Кто кричал – «немцы»?

– Старшина.

– Где он?

– Вон, к комбригу побежал.

Я быстрым шагом направился к танку комбрига и услышал, как старшина сбивчиво объяснял, что поехал на повозке в тылы насчет харчей, а дорога уже перерезана немцами. И добавил, что лошадь из пулемета убили, а он сам едва ноги унес.

Окружения в начале войны боялись все. Это был излюбленный немецкий прием – вонзиться танковыми клиньями в расположение наших войск, соединиться – и котел готов. А дальше – бои на добивание. Долго ли продержишься без горючего и боеприпасов? В эти суровые времена тотальной диктатуры и всевластия НКВД только попади в окружение – ярлык неблагонадежного обеспечен, а то и в лагерь угодишь. А уж если в плен попал – сразу враг народа. И родные твои так и будут жить с этим несмываемым пятном, соседи пальцем будут тыкать, и счастье великое, если удержишься на работе. А нет работы – нет продовольственных карточек. Тогда ложись и помирай с голоду. Сколько миллионов женщин и ни в чем не повинных детишек прошло в годы войны через этот ад? Чем измерить их горе, слезы, потерянное здоровье?

Потому окружения и плена боялись. Даже умереть в бою на глазах у товарищей было не так страшно. В архивы напишут, домой похоронку пришлют, пенсию какую-никакую за отца-героя семья получать будет.

Я нутром почувствовал, как комбриг, услышав слова старшины, сначала заколебался.

Приказ был – держаться. Пока кольцо не замкнулось намертво, еще есть шанс пробиться, найдя слабое место в немецких порядках. Вот и раздумывал комбриг: что делать? Прорываться к своим? Или, выполняя приказ, оказаться в окружении и, что еще хуже, в плену?

В окружение в первые месяцы войны попадали целые дивизии, корпуса – даже армии. Причем и в окружении они

не переставали сопротивляться, стреляли до последнего патрона, оттягивая на себя немецкие силы и этим затрудняя им продвижение к Москве.

Услышав шум и разговор, подошел политрук. Узнав, что, вполне вероятно, мы в окружении, он слегка побледнел и начал суетливо оправлять на себе портупею. А ведь я его в бою не видел. Что, многотиражку выпускал?

– Надо пробиваться к своим, – безапелляционно заявил он.

– У меня приказ – держать оборону здесь, – твердо возразил комбриг.

– Так связи со штабом третий день нет, возможно, ситуация изменилась, а посыльный нас найти не может или убит, – пытался убедить его политрук.

– Может, и так, только я, пока не получил донесений, должен исполнять последний приказ.

Похоже, у них нашла коса на камень.

Я попятился и отошел. Известное дело – паны дерутся, а у холопов чубы трещат. В армии надо помнить, что кривая вокруг начальства короче прямой.

Экипаж уже поджидал меня у танка.

– Ну, какие новости?

– Похоже, парни, мы попали в окружение. Старшину в тылу немецкие танки обстреляли.

Парни помрачнели. Каждый сразу понял, чем это грозит каждому.

– Надо прорываться к своим, – теми же словами, что и политрук, заявил Алексей.

– Тебя не спросили, – оборвал Петр. – Как комбриг решит, так и будет.

Комбриг, судя по злому виду политрука, который быстрым шагом прошел мимо нас, видимо, решил остаться и выполнить приказ до конца.

– Петр, Алексей! Кухни с завтраком, я думаю, не будет, потому – открывайте сухой паек.

– А не влетит? – спросил осторожный Алексей.

Петр сбегал к танку и принес бумажный пакет. Большая банка тушенки, ржаные сухари, пачка горохового концентрата. С горохом решили не возиться: это ж надо костер разводить, варить его – ждать долго. Открыли банку тушенки, с сухарями ее и поели, запив водой. Мне почему-то подумалось, что это – первая и последняя наша еда на сегодняшний день.

– Что-то германцы тихо себя ведут сегодня, – облизывая ложку, сказал Петр.

– Не сглазь, – ответил Алексей, допивая из банки жижу.

Полдня немцы не предпринимали атак, не стреляли, и мы

занимались танком – чистили пушку, Алексей набивал круглые пулеметные диски патронами.

Немцы ударили одновременно со всех сторон: спереди послышалась частая автоматная стрельба, далеко сзади – выстрелы из пушек. Похоже, противник решил затянуть горлышко на котле.

Мы без команды забрались в танк и выдвинулись из леса на опушку.

Немцы тремя цепями шли по полю и густо, от живота, поливали автоматным огнем пространство перед собой. Наши немногочисленные пехотинцы головы поднять не могли из-за сплошного огня.

– Давай-ка, Леша, фугасные – три подряд.

Я выбрал место в цепи, где немцев было побольше, послал туда снаряд и беглым огнем – еще два, сместив прицел. Ага, не понравилось, залегли! И только они снова сделали попытку подняться, как мы ударили из обоих танковых пулеметов. Немцы снова залегли. Но что-то «максим» на пехотной позиции молчит и где танк комбрига? За шумом собственного двигателя немудрено прослушать шум чужого мотора.

Я приник к смотровой щели. Нет, танка комбрига не видно. Наверное, отправился к нам в тыл – узнать, что за стрельба.

Немцы разом поднялись и бегом стали возвращаться на свои позиции. Ох, не к добру это – сейчас вызовут по рации самолеты. Чего-чего, а поддержка у них мощная. Как заминка при наступлении немецкой пехоты – или танки на подмогу идут, или самолеты очаг сопротивления гасят, или пушки все сровняют с землей.

– Петр, сдавай назад, в лес.

Загнав танк в лес, Петр заглушил двигатель.

– Парни, собирайте ветки, маскируйте танк. Печенкой чую – сейчас самолеты прилетят.

Мы бросились собирать сбитые вчера артналетом, еще не успевшие засохнуть ветки и набрасывать их на танк. Едва успели все закончить, как в небе послышался гул моторов пикировщиков. Мы прыгнули в окопчик. С немецких позиций в нашу сторону дважды выстрелили красной ракетой. Цель указывали, сволочи!

Самолеты свалились в пике, от них отделились темные точки бомб. Ба-бах – нас тряхнуло. Бабах – на спину посыпались комья земли. А дальше бомбы падали с небольшими перерывами, пока один пикировщик сменял другого. Жутковато! А самое обидное – ну хоть бы один зенитный пулемет сюда, совсем обнаглели. Не спеша выбирают цель, делают один заход, другой… Как на учебном полигоне!

Наконец, отбомбившись, самолеты улетели.

Отплевываясь от пыли, мы выбрались из окопчика.

На опушке леса все было изрыто воронками – в лесу они просто не так бросались в глаза.

Самое главное – танк наш был цел. Сбросив ветки, мы нашли на броне лишь несколько вмятин от осколков. Стало быть, повоюем еще!

Далеко позади нас, в тылу, тоже гулко забухало – да так часто! Один танк так быстро стрелять не мог. Выходит, серьезные силы немцы бросили. А мы будем здесь стоять, пока есть снаряды и патроны, и сами целы.

– Вот что, Петр, как немцы в атаку пойдут, бери влево; по лесу метров сто пройди, а потом – на опушку. Боюсь, приметили немцы местечко, могут пушку противотанковую выставить. Как покажемся, так снаряд в борт и получим.

– Как скажешь, командир.

Я ползком подобрался к опушке леса и укрылся за изгрызенным осколками стволом сосны.

Немцы снова поднялись в атаку. Их встретили редкие винтовочные выстрелы нашей пехоты. Что же «максим» молчит? Или пулеметчик погиб?

Гитлеровцы уже преодолели половину поля. Пора действовать!

Я вернулся в танк:

– Заводи, вперед!

Петр развернулся на месте и повел танк параллельно опушке, ломая деревья. Ну аки слон в посудной лавке! Потом повернул вправо и остановился на опушке.

А вот и немчики. Установили пушку, прикрыли ее ветвями. То-то я не смог ее разглядеть, когда наблюдал с опушки. Наш танк появился в стороне, и потому немецкие артиллеристы суетились вокруг пушки, занося станины и разворачивая пушку в нашу сторону. Не ожидали они от нас такого финта.

– Алексей, два фугасных – беглым!

Я подправил маховичками наводку – выстрел! И почти

следом – второй! Точное попадание в цель и первым снарядом, и вторым!

Видевший результаты стрельбы через смотровой прибор Петр лишь поднял большой палец. Еще бы, в отличие от многих командиров РККА я закончил не краткосрочные курсы, а полноценное училище, и база для обучения была хорошей – мы водили танки, стреляли из пушек и пулеметов, нас натаскивали на учебных полигонах, мы изучали тактику боя и много других военных наук, в том числе и опыт Великой Отечественной войны.