Целитель-8 - Валерий Петрович Большаков Страница 15

Масуд нервно сглотнул, а белая кожа узника, не знавшая солнца, побледнела еще больше.

- Если все так… - промямлил он, и выдохнул: - Я согласен.

Алон лишь кивнул, удобней устраиваясь на сиденье.

- Мы свезем вас к верным товарищам по партии, и я объясню, как выйти на советского резидента. Только свяжитесь с ним обязательно! Времени очень мало, а Иран бурлит…

Раджеви задумчиво кивнул. Затем, встрепенувшись, протянул руку, и полковник Моссада крепко пожал ее.

Понедельник, 10 апреля. День

Карельская АССР, Сегозеро

Колун развалил березовую чурку одним ударом. Звонко лопнув, половинки шлепнулись по сторонам колоды. Я и их расколол, по очереди. Вот теперь можно и топориком поработать, а то больно здоровы поленья…

Нарубив дров, я выпрямился и отер лоб. Окреп, однако. В пятницу, помню, едва три чурки осилил, а нынче десятую надвое делю, и хоть бы что. Не запыхался даже.

- Сила есть, ума не надо… - мой голос звучал немного дико в стылой тишине. Да и тюпанье топора воспринималось как нечто противоестественное, даже кощунственное, вроде матерной частушки в церкви.

Величественные колоннады сосен хранили тишину и ловили ветер хвоей. Озеро и вовсе молчало, досыпая. К маю лед прорыхлеет, вот тогда ночной воздух наполнится протяжными гулами, темнота пугать станет утробным, скребущим треском подвижек. А пока гладь, да твердь.

И зверья не видать. Так только – белка сквозанет, заяц мелькнет… Пару вечеров волки выли, хором, да так слаженно – заслушаешься… Но даже волчий вокал не был чужд здешним дебрям, скалам и водам – их грязнят погадки цивилизации, однако горизонты оставались чисты. Даже распахнутую синеву неба не портили инверсионные шлейфы.

Заводские трубы, железные дороги, холодные «Икарусы» и теплые «ЛиАЗы» - всё это было, но далеко от тутошней глухомани.

Покачав в руке топор, я воткнул его в колоду. Присел, и набрал в согнутую руку увесистую охапку дровишек. Камин хорош вечером, когда огненная засветка шатается по бревенчатым стенам, и мерещится, будто избушка еле-еле переступает куриными ногами, а метелки трав под сводом покачиваются ей в такт.

Но до чего ж прожорлив камелёк! Сколько он дров на дым переводит…

Окунувшись в сухое тепло зимовья, я подкормил обжору, а сам рядом присел, сумрачно следя, как по изжелта-белым полешкам расползаются угольно-черные пятна, смыкаясь и трескаясь под суматошными извивами огня.

Если равнять мое настроение с градусником, то оно замерло на отметке чуть выше нуля. Физически я пришел в норму. Сегодня, вон, зарядку сделал, аж десять раз отжался. Ну, про душевные терзанья лучше не вспоминать, а вот ментальный ресурс, похоже, выработался вчистую. Ноль целых, ноль-ноль…

Я не верил в окончательность потери моих «сверхспособностей». Конечно, слить всю силу – это слишком круто даже для юного организма, но восстановиться можно. Мозг же никуда не делся, вот он, весь тут – серая жижа, обиталище разума, души и прочих расплывчатых понятий. Значит, и энергия его несказанная с ним. Копится, набирается по капельке…

- Да и хрен с ней… - проворчал я, легко, без прежней истомы вставая. Надо бы еще парой охапочек запастись.

Прикрыв дверь за собой, шагнул – и замер. На местный саундтрек наложился новый звук, механический и гулкий, похожий на вой спортивного «Яка», идущего на посадку.

Хмурясь и злясь, я поплелся на скалу. Это был не самолет – к заливчику, где схоронилась избушка, скользил по льду катер на воздушной подушке, наверняка самодельный - уж больно мал, не крупнее моторки. Разве что шире, да и то за счет надутой «юбки».

Воздух нагнетателя сдувал снег, тот клубился, опадая, и снова вихрился за кормой, под рокот винта. Ближе к берегу «ховеркрафт» пошел юзом, но вот тяга упала, и катер осел, тормозя примятой «юбкой».

Ошибки не было, неведомый гость пожаловал именно ко мне. Кисло поморщившись, я спустился на пляж, встречая… Вайткуса.

Да, это был он. В своей роскошной куртке из меха кенгуру, в невообразимых унтах, с улыбкой Гагарина на обветренном лице.

- Ромуальдыч? – растерянно вытолкнул я.

- Етта… Угадал!

Технический директор крепко сжал мою руку, и я тут же попал в его медвежьи объятья.

- Всё понимаю, Мишка, - ворчал он, тиская меня за плечи, - даже лучше, чем твои девчонки. Я бы еще дальше ушел – в запой…

Отстранившись, Ромуальдыч пристально поглядел на меня.

- Видишь, как выходит… Вроде, и знаешь ты судьбу, а она тебе все равно подлянку устроит…

Я лишь плечом повел – говорить не хотелось.

- Ладно, - вздохнул Вайткус. – Тебя ищут, хоть и негласно. Милиции никаких ориентировок не давали, работают опера КГБ, плюс информаторы. Думаю, етто приказ Андропова…

- А вам кто приказал? – без улыбки спросил я.

- Рита твоя, - усмехнулся Ромуальдыч. – И Настя сразу насела, и Наташка… Они все ко мне на работу заявились. Сестричка твоя уроки прогуляла… Я не ябедничаю, просто обстановку рисую. Во-от… Ну, ты ж в курсе, друзей у меня хватает. Стал интересоваться. И тут один мой однополчанин дозвонился. Партизанская кличка «Лютый». А в миру – Лютов, Егор Кузьмич, капитан НКВД в отставке…

- Дальше можете не объяснять, - фыркнул я невесело, и вздохнул, длинно и тяжко. – Ну, что? Сразу двинем? Или завтра с утра?

- А чего ждать? – оживился Вайткус, радуясь, что долго уговаривать не пришлось. – Вон, аппарат хозяину вернем - и на мою «Волжанку» пересядем!

Кивнув, я вернулся в избушку. Дрова в камине прогорели, но струя из чайника лишней не будет – с шипеньем испуская пар, погасли рубиновые угольки. Осмотревшись, я решил «наказать» Кузьмича – стяжал баночку с вареньем из морошки.

Заперев дверь на засов, спустился к берегу. Мотор катера на воздушной подушке уже рокотал, поддувая в резиновый «кринолин». Протиснувшись в маленькую дверцу, я кое-как уместился на жестком сиденье.

- Готов? – бодро спросил Ромуальдыч, стаскивая шапчонку.

- Нет, но… - вздохнул я. – Поехали!

Энергично кивнув, Вайткус добавил мощи нагнетателю. По корпусу прошла дрожь, пущенная винтом, и аппарат со свистом и клекотом разогнался, понесся, едва касаясь льда. Качнулся на снежном намете – и вокруг заклубилось облако, вспухая и серебрясь.

А во мне вдруг зародилась робкая, нестойкая радость. Словно все свои печали я оставил позади, за стенами стынувшего зимовья.

Мы плавно обогнули скалистый островок, сплошь заросший высокими, стройными соснами, и впереди распахнулась голубая даль.

«Всё будет хорошо?» -