Адвентюра наемника - Евгений Васильевич Шалашов Страница 15

раз, какая-нибудь разбитная бабенка умудряется сочетать в себе все три действия — и продает, и скупает, и одаривает любовью. Но перекупщики — дело житейское, нужное, а мародеры — совсем другое. Кого солдаты ненавидели лютой ненавистью, так это «падальщиков». Не тех падальщиков с крыльями и клыками, очищающих поля сражений от мертвецов (стервятникам тоже жить надо), а двуногих. Не стану идеализировать нашего брата, наемника, но мы ради добычи хотя бы жизнью своей рискуем, а они? Мародеры не воюют, но с удовольствием обирают мертвых и раненых, не разбираясь кто свой, а кто чужой. А иной раз добивают тех, кто мог бы и выжить. «Падальщики» у солдат шли следующей категорией, после «чесночников», калечивших лошадей. Но если «чесночников» вешали, не разбираясь, кто наниматель, то с мародерами поступали по-доброму, отпуская на все четыре стороны, предварительно переломав им ноги и раздробив пальцы на руках. Кто-то скажет — жестоко, несоразмерно, но ведь не убивали же? Авось, кто сумел уползти, так выжил, а нет, не судьба.

Если вспоминать, какие попадались трофеи — пальчики оближешь. Бывали и колечки с бриллиантами, встречалось оружие и доспехи, достойные королей. А куда все потом девалось, тоффель его знает? Вроде не пропивал, на женщин не тратил. Ну, или почти не тратил… Той маркитантке, чье имя уже запамятовал, подарил на свадьбу все, что нашел в собственных карманах и мешке — не то тридцать талеров, а то и все пятьдесят. Думалось, а чего жалеть? Все равно, если завтра-послезавтра убьют, мои карманы кто-то очистит, а тут на благое дело.

С женщинами, следующими за войском, у меня складывались сложные отношения. Поначалу они мне не доверяли, да и как можно верить трезвеннику? Наш брат наемник, пришедший к веселым девкам, находится в изрядном подпитии, талеры не считает, а проку от него как от евнуха. Иной раз хоть самого э-э… пользуй во все места. Красота! И работать не надо, и деньги есть. А трезвый, вроде меня, монетами не сорит, и отрабатывать серебро приходится со всей душой и прилежанием. Зато и к гулящей девке он (то есть я) относится с уважением и пониманием, что мы с ней одного поля ягоды, что оба за свое благополучие платим собственным телом, только по-разному.

Вот, на гнедых (на Гневко и на его предшественников) приходилось тратиться. Содержать боевого коня — удовольствие дорогое, но оно того стоило. Сколько раз кони спасали мне жизнь, не упомню. Так что, я с интересом и, без малейшего угрызения совести, копался и в карманах, и в мешках. Да, чуть было не забыл — есть любители зашивать ценности в пояс, а однажды попался тип, под нательной рубашкой которого обнаружилась кожаная сбруя, удерживающая множество карманчиков и карманов, с отсортированными по материалу и размеру монетами, колечками и сережками. Верно, копил парень на собственный трактир, но не повезло, попался на мой клинок.

Вот позже, когда из десятника я шагнул в капитаны роты, а потом стал колонелем и командиром полка, копаться в чужих карманах стало невместно. Конечно же, свою долю с добычи я получал. Капитаном поменьше, колонелем побольше. Все справедливо. И сам, будучи простым солдатом отдавал «наверх» десятую часть, теперь пришло время получать. А иначе, по завершению контракта, на какие шиши я купил бы доспехи за триста талеров, и меч, выкованный из небесного железа, оцененный в пятьдесят серебряных монет? На эти деньги в Швабсонии можно на целый год нанять роту наемников, а в Силингии вообще затрудняюсь сказать, что можно сотворить.

Пока в трактире отмывали полы и столешницу, готовили для нас не то обед, не то ужин, я с легкой усмешкой наблюдал, как мой слуга с азартом перебирает добычу, раскладывая прямо на земле запасные штаны и рубахи, какие-то тряпки, мешочки с сухарями и свертки с сушеной рыбой. В отдельном свертке нашлись пучки корешков и трав, размятых в труху. Стало быть, убийцы народ бывалый, имели с собой снадобья на случай ранений. Не пригодилось. Еще слуга собрал целую горсть мелких серебряных монет и добросовестно попытался отдать их своему господину, но к его радости, я от такой малости отмахнулся. А сломанную у самого эфеса шпагу гонца, я заберу. Не уверен, сломалась ли она в схватке, или при падении, но оружие следует вернуть.

Хозяин постоялого двора тоже не остался в накладе, он теперь фырчит, как довольный ежик, наткнувшийся на дохлую лягушку. От графских щедрот Тормошу перепало все содержимое карманов мертвецов, их пояса, сапоги и одежда. Камзолы с плащами я не попортил, дыр нет, а коли кровь куда-то и брызнула, что-то испачкала, так отстирают со щелочью. Добротные вещи можно продать с выгодой. Тормош, дай ему волю, и белье бы содрал с мертвецов, велел бы прокипятить, но это уже перебор.

Как полагается большому начальнику, я взял себе главную добычу — коней и оружие, благородно предоставив Генрику копаться в седельных мешках. Кони неплохие, но оружие так себе. Клинок старшего еще ничего, остальные дрянь. Ковали из болотной руды, но сработаны не в деревенской кузнице, а где-то в городе, в мастерской оружейного мастера. Не решил, возьму эти мечи в свою коллекцию, нет ли, но в столицу я их прихвачу. Вдруг да мои приметы ничего не скажут, а вот оружие способно указать на хозяина. Не думаю, что в Силинге избыток оружейников, а мастера, как правило, свою работу и заказчиков помнят. А вот кинжал я бы себе оставил, но тоже придется возвращать родственникам гонца. Это не трофей, а чужое имущество.

— Господин граф, — подал голос Генрик. — Тут это, штука бумажная. Томас сказал, вы их любите.

Ух ты, правильно говорят, неизвестно, что можно отыскать в закромах у незнакомых людей. Книга! Может, очередные приключения Ульдемира, или описание государств, прилегающих к Силингии и Ботэну? Я же до сих пор толком не знаю, какие страны имеются по эту сторону гор и географическое пособие бы не помешало.

Полистал книгу, вздохнул. Увы и ах. На одной из страниц взгляд сразу уперся во фразу «ухватил прекрасную девственницу за грудь плотно сжатыми зубами», значит, дальше можно и не читать. Не книга это, а как выразился слуга, «штука бумажная», каких в Силингии много. И странно, вроде бы, потому что по уровню развития здесь должны писать рыцарские романы, в крайнем случае — плутовские, а не приключенческие и не любовные. А вот, поди же ты, пишут. Этакие, с «картинками», для которых еще и жанра-то нет.

Читать в Силингии умеют не все, но те,