Тайна покрытая временем (СИ) - Филатов Валерий Страница 15

— Хм, — Георг задумался. — А где взять столько денег на крестовый поход? Думаю, и у вас нет столько золота…

— Золото у вас будет, — повёл плечом герцог Виндзорский. — На новом континенте его залежи огромны.

Король грустно рассмеялся.

— Так ваша компания, герцог, контролирует всю его добычу!

— Возьмёте у меня кредит, — невозмутимо сказал герцог.

Король замолчал. Потом устало молвил:

— В лодке под названием Саксония капитан, как матрос — рулит туда, куда укажет пассажир. Мой брат Николай правильно сделал, когда своего пассажира сбросил в море.

— Он ещё пожалеет об этом! — прошипел герцог.

Король встал.

— Не надорвитесь, герцог. Русь велика, и там тоже много золота. Да и ещё полно всяких разностей…

Король уходил, сгорбившись. Утром он не проснулся. Вызванный лекарь объявил разрыв мозга…

Глава 7

Император сидел у открытого окна своей спальни, пил крепкий чай с мёдом и наблюдал, как гвардейцы во внутреннем дворе проводят смену караула.

Николай Александрович иногда посматривал на кровать, где на мятых простынях раскинулась после бессонной ночи дочь графа Маленковского. Её гладкая круглая попа с соблазнительными складками под упругими ягодицами оттопырено возвышалась по самому центру ложа и не давала императору сосредоточиться с мыслями.

Но тут в покои влетел Петька Разумовский, тараща глаза:

— Ваше величество, вас срочно ожидают!..

И осекся, увидев обнаженную Елену Маленковскую на кровати и задумчивого императора около окна.

— Чего орешь, Петр?

— Так ожидают вас, Николай Александрович, — развел руками Разумовский, не отрывая взор от стройного тела спящей Елены.

— Так одежду подай, нечего пялиться, — сурово сказал император, поднимаясь с кресла. — И найди кого-нибудь из фрейлин. Пусть помогут…

Он кивнул на кровать.

Шаги императора гулко раздавались по пустому коридору — он наспех одел тяжелые ботфорты. Петька семенил рядом.

— Хорошо покувыркались ночью, Ваше величество? — участливо улыбнулся Разумовский.

— Заткнись, Петька, — император был серьёзен, — не было у нас ничего.

— Так как же?! Неужто заболели?!

Николай Александрович резко остановился. Выражение его лица не предвещало для Разумовского ничего хорошего.

— Ладно… ладно, — поднял руки Петька. — Я же беспокоюсь только…

— Не изволь беспокоиться, — слегка потеплел лицом император. — Ты же ночью у графа Толстого в карты играл, да его горничную потом ублажал.

— И всё-то вам известно, Ваше величество!

— Да-с, а я в это время графа Маленковского в Гришкином подвале допрашивал.

— Так случилось-то что?!

Император зашагал по коридору, наспех говоря:

— Доносы шли на графа, мол, лютует он с крестьянами. Обирает до нитки, бьёт не по делу. Гришка поначалу доносы не читал, откладывал. Но тут, вчерась вечером, ко мне Дуладзе приходит и говорит, что у дворца цельная делегация стоит из крестьян. И все они с коллективной жалобой на Маленковского. Я Гришку позвал. Он и признался, что недосуг ему было с этим разбираться.

— А ты чего?! — заинтересовался Петька.

— Я говорю, что было недосуг, а теперича люд у ворот толкётся. Он крестьян опросил, да доносы старые поднял, потом и докладывает, что Маленковский совсем разум потерял, ибо начал себя уже выше императора ставить в своём уезде.

— А ты чего?! — вторил Петька, подпрыгивая.

— Велел на рудники отправить, пусть охолонётся пяток лет. Да вот Елена потом просила пощадить её батюшку. Всё, говорит, сделаю…

— А она-то как в подвале оказалась?

Император посмотрел на Петьку, словно на дурака.

— Её вместе с графом и графиней доставили по моему указу. Граф на дыбе болтался на их глазах, графиня в обморок, а Елена держалась. Рыдала, правда…

— Чую, жизнь свою у тебя хотела вымолить…

Николай Александрович вздохнул.

— Прав, ты, Петька. За себя старалась, не за батюшку. Ох, и старалась изрядно — всю ночь вокруг меня ползала… и не слезинки. А мне чего-то противно стало, хоть и хороша девка.

— Даааа! — подтвердил Петька. — И что теперича с ней будет?!

Император весело улыбнулся.

— А хочешь, забирай её себе. Будет тебе ноги мыть, а может, и ещё на что сгодится… А ежели не нужна, то отдам крестьянам Маленковского. Пусть грехи папашкины отрабатывает.

— Из князи в грязи?!

— Как-то так, — рассмеялся император, но вдруг стал серьёзен. — Так кто меня ожидает-то?

— Ой! — притворно испугался Петька. — А я не сказал?! Тебя просил Скоков срочно его принять, а ещё пришёл патриарх с каким-то старцем. Граф Толстой отчего-то тоже прибыл. Дёрганный весь…

Император посмотрел на свою нательную рубаху и ботфорты.

— Ладно, Толстой с Гришкой, но перед патриархом я в одной рубахе буду щеголять?! Немедля мундир мне неси!

Император зашёл в зал приёмов, на ходу застегивая мундир. Все, кто ожидал аудиенции, поднялись и склонились. Только патриарх остался сидеть с каменным лицом. Сопровождавший его старец, стоявший рядом, величаво отвесил поклон.

Николай Александрович нахмурился и патриарх, будто проснувшись, кряхтя, поднялся.

— Прости, Ваше величество, задумался.

— Что, думы тяжёлые?

— Нелегки, Ваше величество. Ох, нелегки… Нам бы, посоветоваться с тобой.

Император знал, что разговор с патриархом может затянуться надолго. И не приходил патриарх к нему попусту языком чесать — значит что-то важное.

— Подождешь чуток, пока я с министрами коротко поговорю?

— Отчего не подождать. Наше дело мирское.

Николай Александрович взглянул на Разумовского.

— Петька, чаю организуй патриарху и его спутнику, а вы, — он махнул рукой Скокову и Толстому, — проходите в кабинет.

И первым шагнул в открытые двери.

— Ну, что у вас за срочность? — император подождал, пока Скоков закроет двери — камердинеров и гвардейцев на дверях Николай Александрович не признавал. Считал, что нечего им платить лишние гроши. Кому надобно, тот и закроет за собой. А кому надобно, тот и откроет перед ним.

— Король Георг внезапно скончался, — шумно выдохнул граф Толстой. — Власть над Саксонией и её колониями перешла к герцогу Виндзорскому. Кабы не вышло чего, Николай Александрович.

— А что может выйти, граф? Говори толком.

Толстой, смутившись грозного взгляда императора, замялся, переступая с ноги на ногу.

— Герцог этот уж больно шустрый. Всё норовит подлость какую для Руси учинить. Это он же давеча к тебе приезжал, Николай Александрович… Слова всякие говорил, тебя склонял к сотрудничеству, а ты отказал ему грубо. Чую, злобу затаил и на тебя, и на Русь.

— И что он может?! — взвился император. — Да пусть хоть почернеет от злости! А наше соболезнование по поводу кончины брата нашего Георга послу ихнему от меня передайте. Да заодно пронюхайте, что там затевается в Саксонии. Посол — то из наших будет, хоть и болен болезнью европеидной… Как там это называется?

— Толерантностью, Ваше Величество, — вовремя подсказал Толстой.

— Во-во, — махнул рукой император. — Да доложите мне потом, как разговор прошёл. Думать будем…

Николай Александрович поправил ворот рубашки и повернулся к Скокову.

— Что у тебя, Григорий?

— Депеши мне доставили утром, Ваше Величество, — тихим голосом проговорил начальник Тайной Жандармерии, косясь на графа.

— Ты, Гришка, на Толстого не гляди, — заметил нервозность Скокова император. — Ежели с глазу на глаз хочешь говорить, то признайся. Граф не обидится. Так ведь, Толстой?

— Я пойду, Ваше Величество, — склонился глава МИДа.

Скоков подождал, пока граф не закроет за собой двери.

— Николай Александрович, беда пришла! — зашептал Григорий. — Во семи губерниях дворяне смуту сеют, народ баламутят. Говорят, надобно отделяться от Руси — в губернии своего правителя ставить.

Император зло прищурился.

— А что народ в губерниях?

— Народ там затюканный. Кто супротив тамошних дворян, да во имя Отечества, того лишают надела, работы, а особо ретивых — жизни. Дворяне всех твоих чиновников скупили, а кто не брал, на того доносы навели.