Василий Звягинцев - Вихри Валгаллы Страница 16

Романтически-сентиментальное чувство встречи с невозвратно ушедшей молодостью охватило Новикова.

Бывают же в жизни человека места, связанные с моментами абсолютного, не омраченного посторонними обстоятельствами счастья. Таким местом для него была Валгалла и Форт в те короткие по обычным человеческим меркам семь локальных месяцев.

— Действительно, красиво у вас тут, — сказала, глядя через широкое лобовое окно, Сильвия. — На нашей половине куда скучнее, если человеческими глазами смотреть…

— А нечеловеческими ты еще умеешь, не разучилась? Да и умела ли когда?

Вопрос был провокационный, но Сильвия ответила на него вроде бы честно:

— Не знаю, умела ли вообще когда-нибудь. Я ведь своей тамошней жизни совсем не помню. Есть какие-то обрывки, относящиеся скорее уже ко времени специальной подготовки. А чтобы детство помнить, родителей там, друзей… этого нет. Нам, будущим землянам, специально память корректировали, чтобы от легенды не отвлекаться. Да и в своем теперешнем образе я, сам знаешь, сколько лет прожила, а в исходном… Не представляю даже. — Голос ее звучал ровно, но что-то вроде затаенной печали Новиков уловил.

— Не пробовала как-нибудь выяснить? Неужели же никаких способов нет? В приватных беседах со своими или еще как…

— Плохо ты себе наши реалии представляешь. С кем я могла об этом говорить? А если бы даже мне такая блажь в голову пришла, думаешь, другие больше меня знают? Ты свою Ирину о ее прошлом спрашивал? — Она сделала короткую паузу и подытожила разговор: — Вот то-то же…

Летательный аппарат полого развернулся над излучиной широкой, как Нева перед стрелкой Васильевского острова, реки. И у Новикова вдруг защемило сердце. Он сам не ждал от себя такой реакции.

На вершине гигантского треугольного утеса, отвесными гранитными стенами врезающегося в серо-голубые воды Большой реки и ее левого притока, посередине окруженной вековыми меднокорыми соснами площадки Андрей увидел остатки того, что когда-то было первым и, оказалось, увы, единственным форпостом Земли в немыслимом количестве светолет от метрополии. А ведь как это поначалу казалось здорово — почти сразу после высадки американцев на Луну, не дожидаясь покорения Марса и Венеры, шагнуть прямо из московской квартиры на покрытую густой зеленой травой почву бесконечно далекой планеты. Показалось тогда в приступе романтической эйфории, что пройдет не слишком много времени, ситуация нормализуется, и они преподнесут в подарок человечеству не только Валгаллу, а и десятки других миров… Хотя и были кое-какие сомнения, но представлялись они в принципе разрешимыми, в соответствии с высокими гуманистическими принципами…

Аппарат бесшумно и плавно опустился на грунт совсем рядом с массивными воротами, сейчас распахнутыми настежь.

При близком рассмотрении разрушения оказались не столь значительными, как Новиков представлял по рассказу Шульгина, последним покинувшего их базу. Драматизм отчаянного арьергардного сражения у стен Форта сильно повлиял на Сашкино восприятие действительности.

Конечно, удар гравитационной пушки с бронехода разбросал по бревнышкам окружавшую второй этаж веранду и угол крыши. Перекрученные листы кровельной бронзы свисали с расщепленных стропил и временами уныло скрежетали под порывами свежего ветра с речного плеса. Повылетала половина стекол фасадных витражей. Осыпались высокие кирпичные трубы каминов. А в остальном терем сохранился. Если зайти сбоку, то он казался совершенно целым, как в первый день по завершении постройки.

Самое же интересное, что все здесь выглядело так, будто бой случился лишь вчера-позавчера. Мощенная кирпичом площадка у ворот и ведущая к веранде дорожка сверкали латунными россыпями — Сашка действительно палил здесь на расплав ствола, расстрелял не меньше трех лент. И гильзы совсем свеженькие, ничуть не потускневшие. Даже трава не успела разрастись, аккуратно подстриженные лужайки, казалось, хранили еще следы газонокосилки, которой любил управлять Олег, отвлекаясь от своих научных занятий.

Сильвия с любопытством рассматривала живописное строение, о котором успела наслушаться в Замке от Шульгина и девушек. А Новиков, беззвучно матерясь, выкарабкивался наружу из надоевшего, как гипсовый корсет, скафандра.

— Постой здесь или присядь вон. — Андрей указал ей на широкую дубовую ступеньку лестницы, смахнув с нее мимоходом очередную пригоршню гильз. Рассказ Шульгина о перипетиях боя был протокольно точен — вот здесь он, отступая, стрелял по зловещим ракообразным фигурам, и они лопались, исчезали бесследно, как мыльные пузыри, при попадании бронебойных пуль.

Ему хотелось войти в дом сначала одному, осмотреться, убрать что-то, неподходящее для посторонних глаз, хранящее подробности их личной, теперь ушедшей в прошлое жизни, а уж потом пригласить туда гостью. Но сначала ему пришлось помочь Сильвии освободиться от скафандра. Он был надет прямо на ее щегольской костюмчик, отнюдь не приспособленный для такого использования и выглядевший теперь довольно жалко. А туфли на шпильках вообще остались в гостиничном номере. Неужели она так спешила поскорее распрощаться с «родной» станцией, что не подыскала каких-нибудь тапочек? Еще одна загадка.

— Посиди, — повторил Андрей, — а я тебе и одежду подходящую найду, для нынешних условий более приспособленную: джинсы, к примеру, кроссовки или ботинки, курточку теплую. Вечера здесь довольно прохладные бывают. У Лариски, кажется, примерно твои габариты…

Удивительно, но, в отличие от земных солдат, здешние «десантники», разгромив базу неприятеля, не проявили никакого интереса к трофеям. Очевидно, им требовались только сами люди, а раз уж захватить в плен никого не удалось, ни документы, ни оружие, ни даже столь обычно желанные сувениры «инопланетных пришельцев» не привлекли внимания аггров. Что еще раз подчеркнуло Андрею их полную интеллектуальную и психическую несовместимость с людьми.

Он прошел через просторный холл первого этажа, выглядевший непривычно из-за того, что снесенный гравитационным ударом угол стены и часть потолка придавали ему вид театральной сцены. Обрушившиеся бревна верхних венцов разбили и опрокинули полированные шкафы для оружия, любовно собиравшиеся Шульгиным антикварные винтовки и ружья лежали неаккуратной грудой вперемешку с осколками стекла и драгоценными художественными альбомами, сброшенными со стеллажей.

Но большая часть обстановки сохранилась в полной исправности, даже позолоченные каминные часы продолжали размахивать своим серпообразным маятником.

По крутой дубовой лестнице Новиков взбежал на второй этаж, открыл ближайшую от площадки дверь. Остановился на пороге своей комнаты.

Словно и не пролетел почти целый год, заполненный более чем сказочными приключениями. Словно только утром он вышел отсюда, экипированный для предстоящего тысячекилометрового похода через зимнюю тайгу к городу квангов. За обледеневшими окнами разгоралась тогда малиновая заря, гудели у ворот прогреваемые дизели гусеничных транспортеров. И были они все тогда совсем еще наивными ребятами, сдуру ввязавшимися в чужие, непонятные игры, и совершенно не представляли, чем все это для них может кончиться.

То есть к лихим перестрелкам они готовы были, но не более. И пусть уже не видели ничего невероятного во внепространственных переходах через сотню световых лет, а вот представить то, что кому-то из них придется через пару недель оказаться в шкуре товарища Сталина, кому-то руководить Великой Отечественной войной, владеть собственными пароходами, а потом соскользнуть еще глубже вниз по временной оси, в другую войну, гражданскую, и в результате узнать, что их готовы принять почти как равных себе вершители судеб Вселенной… На такое воображения ни у кого из них явно тогда не хватило бы…

Андрей в то утро не то чтобы очень торопился, но настроение у него было взвинченное, наводить порядок в комнате даже и в голову не пришло. Не немец, чать, из романа Семенова, который, перед тем как застрелиться, посуду помыл.

На полу у изголовья дивана две пустые пивные бутылки, горка окурков в пепельнице, брошенная корешком вверх раскрытая книга. Что это он читал в последнюю ночь нормальной человеческой жизни? Ну да, «Описание военных действий на море в 37–38 годах Мейдзи». Что-то потянуло его тогда освежить в памяти японскую трактовку сражения в Желтом море…

Стало невыносимо грустно, как в тот день, когда на его глазах рушили чугунной бабой дом, в котором он прожил с рождения до семнадцати лет, и в клубах известково-кирпичной пыли вдруг раскрылись на всеобщее обозрение стены родительской квартиры, оклеенные выцветшими бело-зелеными обоями…

Ладно, еще не вечер, и неизвестно, сколько ему придется прожить здесь снова. Помня, сколь опасная фауна обитает в окрестных лесах, да теперь, вдобавок, сильно осмелевшая, Андрей открыл шкаф и снял с крючка все так же висевший там автомат «узи», тот самый единственный ствол, с которым они совершили первую вылазку на Валгаллу. Сейчас уже и не оружие, а музейный экспонат, свидетель и факт истории… Когда Левашов, экспериментируя со своей кустарной аппаратурой, что-то включил, повертел грубые бакелитовые верньеры от старого радиоприемника «Бляупункт» и из московской квартиры открылась дверь в иной мир, неизвестно где расположенный, и оттуда потянуло теплым, пахнущим цветами и лесом ветром, а на затертый ковер упал луч чужого жаркого солнца…