Руслан Мельников - Операция «Танненберг» Страница 16

Или не только?

И рог, и автомобильный гудок стихли.

К воротам подъехал всадник в округлом шлеме, похожем на колокол. Или на перевернутую молочную крынку. Или нет, скорее уж, на нахлобученный ковш, на этакую глубокую братину. Салад, так, кажется, именовался этот тип рыцарского головного убора.

Шлем прикрывал лицо чуть не до подбородка. И имел сзади длинный широкий и низкий назатыльник. Ручка «ковша», в общем… Горло и нижнюю часть лица рыцаря защищала сплошная пластина подбородника, жестко крепившаяся к нагруднику.

На гладкой, блестящей поверхности шлема виднелись небольшой гребень (с такого соскользнет и меч, и секира) и пупырышки заклепок. Ими, по всей видимости, крепился изнутри амортизирующий слой подшлемника. А еще – узкая смотровая щель от виска до виска. Такой шлем и лицо убережет, и голову повернуть не помешает, и дыханию не воспрепятствует, и боковой обзор не закроет. Удобная, в общем, кастрюля…

Рыцарь поднял весь шлем, как забрало. В пространстве между подбородником и откинутым назад, на затылок, саладе показалось бородатое горбоносое лицо. Сердитое, суровое лицо.

– Если вы, собачьи дети, приставленные к воротам, не желаете слушать моего герольда, послушайте меня, ибо я буду говорить только один раз! – зычным голосом объявил тевтон надвратным бойницам.

Из-за бойниц не доносилось ни звука. Хотя у каждой теснились по два-три человека. Стражники ждали распоряжений начальства.

– Я – маршал великого братства Святой Марии Фридрих фон Валленрод, – продолжал тевтон. – Со мной рыцари ордена и его верные союзники. Мы прибыли сюда по предварительной договоренности и безотлагательному делу. Я требую, чтобы о нашем визите немедленно сообщили барону Альфреду фон Гейнцу и его гостю. Я требую, чтобы нам сейчас же открыли ворота. В противном случае мы покинем Шварцвальдский замок, но с ваших плеч полетят головы!

Фон Гейнц повернулся к Рупрехту:

– Кажется, он хочет видеть вас, Ваше Величество.

Император помрачнел. Злобно покосился на Бурцева. Приказал:

– Открыть ворота.

– А если они все же не те, за кого себя выдают? – осмелился спросить барон. – Может быть, сначала поднять на стены весь гарнизон и ваших рыцарей? Мы бы могли…

– В этом нет необходимости, – сухо перебил император. – С доблестным Фридрихом, великим маршалом тевтонского братства, я знаком лично. И я узнал его. Так что открывайте ворота, да поскорее. Послов нельзя заставлять ждать.

Альфред фон Гейнц отдал необходимые распоряжения. Стража забегала, ворота заскрипели. Ложился на ров подъемный мост, поднималась решетка.

Любезный прежде барон теперь недобро поглядывал на своего бывшего гостя.

– То-то он ведьму от костра спасал, – шепнул фон Гейнц императору. – Может, сам… из этих… Его бы отдать отцу Бонифацию, да обследовать на предмет дьявольских меток.

– Успеется, – отмахнулся Рупрехт Пфальцский, – все это еще успеется. Сначала займемся послами. А этим…

Император снова навис над Бурцевым.

– …этим отродьем займемся позже. И им самим, и его сарацином, и его язычниками, и женщинами его, и ведьмой, и всеми остальными.

Рупрехт взмахнул рукой в кожаной перчатке. Ударил в сердцах. В челюсть.

Хрясь!

Ох, и тяжела же рука у старого кайзера! Бурцев сплюнул кровь. Повезло – хоть не латной рукавицей заехал!

– Связать покрепче – ив башню всех! – приказал император. – У двери поставить двойную стражу. И приготовить покои для орденских послов. Для настоящих послов.

Послы братства Святой Марии вступали в Шварцвальдский замок. Сначала – всадники в белых плащах с черными крестами. За ними на массивный прочный мост вкатился грузовик. Медленно, аккуратно – чтобы не задеть бортами стены арки, чтобы не повредить пулемет над кабиной о низкий свод, «Опель» въезжал в ворота. Пространства хватило. Оставлять машину снаружи не пришлось.

Изумленные послы внимательно разглядывали пленников императора, носивших, как и они сами, тевтонские плащи. Пленников уводили со двора. С глаз долой.

Послам объясняли ситуацию.

Глава 15

Связанными их бросили в каменный мешок под боевой площадкой восточной башни.

Назвать темницей эти застенки Шварцвальдского замка, пожалуй, было нельзя. В темнице – темно, здесь же света хватало с избытком. Окно располагалось не очень высоко. И не будь оно забрано толстой кованой решеткой, впечатанной в камень, стоило бы попробовать протиснуться в узкий проем. Аделаиде, Ядвиге и щуплому Сыме Цзяну спастись, наверное, удалось бы…

Эх, была б ножовка по металлу и прочная длинная веревка. И свободные руки. Но нет, не было. Ничего из вышеперечисленного не бы-ло.

Прутья решетки расчертили на небе неровные косые клеточки, и пленникам оставалось только любоваться живописными облаками, лениво проплывающими в бездонной синеве.

Из окна дул ветер… Такой – ночью несет холод, а днем – жару. Шершавый камень вверху, внизу и сбоку. Охапка прелой соломы на голом полу. Вот и весь комфорт.

И еще – жуткая вонь. А в довершение всех бед – человеческий скелет на ржавой цепи в дальнем углу.

Все как положено: истлевшая одежда, пожелтевшие кости… Классика жанра, блин. В подвале Санта-Тринита у отца Бенедикта тоже имелось похожее пугало. Наверное, держат скелетов в местах заточения специально – для психологического давления: уже уморенный пленник наглядно демонстрирует еще живым их печальную и неизбежную участь.

Аделаида, увидев скалящийся череп безмолвного соседа, закатила истерику. Верещала, пока Бурцев не обложил жену так, что народ вокруг стыдливо отвернулся. А что делать? Ни нахлестать по щекам, ни встряхнуть нельзя – руки-то связаны.

Княжна надулась, поджала губки, отползла в кучу соломы – подальше от скелета. И от трехгрудой ведьмы, брошенной в камеру вместе со всеми, – ее Аделаида теперь искренне считала виновницей всех бед.

Завозился, заворочался в углу Сыма Цзян – великий знаток китайских хитростей. Раз, два… Хрустнули суставы, и гуттаперчевый старик продел связанные за спиной руки под тощим задом. А уж когда перетянутые путами запястья оказались спереди – перед глазами и зубами…

Нет, вязали их, конечно, на совесть. И веревки – хороши. Но… кисти китайца изогнулись под неестественным углом. Большие пальцы рук, как показалось Бурцеву, вовсе вышли из суставов. В ход пошли зубы. И вскоре веревки опали, как старая кожа со змеи. Желтокожий гудини улыбнулся. Слабенько, правда, – видимо, свобода далась тяжело и болезненно.

– Когда эта глупая дурака рука ввязайся – моя рука напрягайся, – кряхтя и приводя потревоженные связки в порядок, пояснял Сыма Цзян. – А теперя – расслабляйся. И немного костя двигайся. И тогда легка-запроста вытаскивайся.

Ишь! «Легка-запроста!» Бурцев тоже пытался. Ни фига не вышло. Наверное, для подобных фокусов нужно родиться китайцем. Или прожить пару десятков лет в шаолиньском монастыре.

Сыма Цзян помог развязаться остальным. Да только проку-то! Дверь их камеры – тараном не прошибешь. Небо за окошком – в клеточку. На крики – никто не реагирует.

Беглый осмотр стен, двери и оконной решетки ничего не дал. Не беглый, тщательный, – тоже. Кладка сложена крепко. Прочные косяки и петли – не сковырнуть. Металлические прутья на окне – в два-три пальца толщиной – стоят мертво.

А череп все скалится из полумрака. Насмехается. Наверное, поначалу этот бедолага тоже вел себя вот так же беспокойно. Суетился, лазил по углам. Теперь – успокоился. Теперь ему все равно.

– Ну? – Бурцев обвел соратников тяжелым взглядом. – Кто что думает?

– А чего тут думать? – отозвался за всех Гаврила. – Голодом уморят, как того, вон, у стены, да и дело с концом.

– Не уморят, – возразил Джеймс. – Им узнать любопытно, кто мы такие, откуда взялись да почему тевтонскими посланцами прикинулись. Сначала нас здесь подержат немного, чтоб ослабли, страху натерпелись и раскисли. Потом пытать начнут. А уж потом…

Брави говорил спокойно, со знанием дела. Наверное, понимал папский шпион в подобных вещах. Может, школу инквизиции прошел?

– Что так, что этак – конец один, – философски заметил Бурангул. – Живыми нас отсюда точно не выпустят. Если сами не выберемся.

Ха! Легко сказать – выберемся. Как?

– Что предлагаешь? – спросил Бурцев.

– Пока ничего. Но руки у нас развязаны – уже хорошо. Там, за дверью, об этом еще не знают.

Верно, не знают…

– Как кто войдет – нападем, – рубанул ладонью по воздуху Дмитрий.

– С голыми руками на мечи и копья? – невесело усмехнулся Бурцев.

Интересно, сколько вооруженного до зубов народа можно уложить приемами рукопашного боя?

– Да, оружие бы нам сейчас не помешало, – вздохнул Освальд. – Хоть что-нибудь похожее на оружие.

Верный оруженосец польского пана Збыслав молча шагнул к скелету. Брезгливо, локтем, отодвинул покойника. Костяк рухнул. Череп со стуком откатился в сторону. Из глазниц посыпалась труха.