Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса Страница 16

– Ты давно здесь?

– Я… да уж считай с четверть века. Да-да, не удивляйся.

– Но как? – Алекс изумленно посмотрел на Макса.

– Очень просто. В момент аварии я в Курчатовском институте работал, вот и приехал сюда, сначала просто в качестве дозиметриста, потом научным работником, и так вот закрутилось, завертелось. Нас много здесь работало, кто-то заболел и умер, причем, как правило, сердце сдавало от постоянного напряжения и нечеловеческих радиационных нагрузок. Другие просто все бросили. А мне ехать некуда было, жена ушла, еще когда я во второй или в третий раз сюда приехал, а с сыном отношения вообще не сложились. Вот как-то и прижился в Чернобыле, потому что именно с ним, как ни странно, связаны самые яркие воспоминания об интересной работе и верных друзьях. Иногда выезжал из зоны, конечно, но редко. А потом в середине девяностых годов XX века я случайно столкнулся с этим явлением, и тут моя жизнь круто изменилась, было решено здесь задержаться, – Макс тяжело вздохнул. Казалось, что в этих крохотных воспоминаниях о жизни вдруг всплыла горечь о каком-то давно ушедшем времени. – Ладно, не стоит обо мне, мы остановились на том, что ты видел там.

– Да, – Алекс вздохнул, так же тяжело возвращаясь к своим воспоминаниям. – Да, это была моя семья, моя семья много лет назад. Но вот в чем странность, я видел их… точнее, нас, – от проговаривания этих слов по спине пробежали мурашки.

– Странно…

– Что странно? То, что я видел происходящее не от своего лица?

– Нет, так все и должно быть, но тот факт, что ты видел свою семью… Вот это меня смущает, – задумчиво ответил Макс.

– А что я должен был увидеть? Что-то не так?

– Не совсем. Дело в том, что червячный переход соединяет вполне конкретные точки пространства и времени. То есть, существует некоторая программа, которая каждый раз определяет конечный пункт путешествия, выбирая лишь один из миллиардов возможных.

– То есть, можно попасть куда угодно?

– Теоретически. Пока это все лишь предположения. Дело здесь в другом. Все, что я видел до этого момента, будто подчинено некой единой логике перемещений.

– В каком смысле?

– Все просто… Первое, что мне довелось увидеть, было, как ни странно, будущее. То будущее, которое теперь уже свершилось. Я видел ядерную войну, которая уничтожала планету. Сотни, тысячи ядерных взрывов один за другим сметали города с их обреченными жителями и достижениями цивилизации… Это была страшная, я бы сказал, даже жуткая картина. Я увидел это настолько реально, что тот момент просто изменил мою жизнь, придав ей смысл. Постепенно я оборудовал здесь несколько помещений и провел некоторое количество экспериментов над открывающимся переходом. Со временем у атомщиков интерес к саркофагу угасал, а вслед за этим и передо мной появлялось больше пространства для существования…

– Сколько же ты здесь уже сидишь? – Алекс приподнял глаза, пытаясь хоть примерно прикинуть срок пребывания этого человека в саркофаге.

– Я, – Макс, едва шевеля губами и загибая пальцы на левой руке, принялся вести подсчет. – Выходит, порядка девяти месяцев. Когда арку закончили, возможность выходить осталась только через третий энергоблок. Но это оказалось весьма проблематично, предприятие все-таки режимное, и я уже давно официально не работаю там. Поэтому пришлось делать небольшие вылазки. Но это все уже мелочи. Меня сейчас все же больше беспокоит то, что увидел ты, – отчего-то Макс не сказал про арку главного – она стала защитой для самого саркофага. Ведь если бы не было ее, износившееся бетонное сооружение давно бы кануло в Лету вместе с ним.

– Почему тебя это интересует? – Алекс, будто ощущая какую-то недоговоренность в каждом слове, продолжал задавать беспокоившие его вопросы.

– Как тебе объяснить. Все что доводилось видеть мне, все это были лишь картины из жизни совершенно чужих, незнакомых мне людей. Они никогда не имели никакого отношения к моей личной жизни и не были непосредственно связаны с моей судьбой.

– А что же это было? Каким образом можно видеть то, что было с кем-то другим?

– Очень просто, ты наблюдаешь все происходящее не от своего лица, ты же сам говорил об этом.

– Это так…

– Ну вот, я наблюдал различные события с момента создания ядерного оружия. Я видел это от лица людей, которые принимали участие в тех или иных процессах. Причем я мыслил и чувствовал вместе с ними, и даже как-то воспринимал эмоции того человека-носителя, от лица которого наблюдал за происходящим. Но управлять им я не мог.

– Я тоже, я пережил все те же ощущения, но не мог ничего изменить, подчиняясь чьей-то чужой воле. Мне оставалось только наблюдать.

– Мне кажется, что программа механизма путешествия в пространстве и времени будто ведет меня по тем тропам, которыми шло человечество на пути к ядерному самоуничтожению, – продолжил Макс, не обращая внимания на Алекса. – Создается впечатление, что Чернобыльская АЭС и, в частности, саркофаг, – это стало каким-то особенным местом в этой череде событий. Поэтому вход, открывшийся здесь, и связывает его с множеством аналогичных моментов истории. Я видел, как зарождалась идея создания ядерного оружия в Третьем Рейхе, пожимал руку Нильсу Бору, Альберту Эйнштейну и Роберту Оппенгеймеру, наблюдал испытания этого оружия в США и СССР. Но почему я видел именно это? Я не нашел ответа на этот вопрос.

– А как же то, что увидел я? – Алекс пытался представить себе всю ту систему, о которой говорил Макс, но она с огромным трудом укладывалась в его голове.

– Вот и я не понимаю, как оно может быть включено в ту систему, о которой говорю я. Может быть, для каждого открываются свои выходы, а может, тебе удалось как-то повлиять на точку входа, направив свою психофизическую сущность именно туда, что было важнее в данный момент времени.

– Я действительно часто думал о своей семье в последнее время, вспоминая различные яркие моменты нашей жизни.

В этот момент Макс щелкнул выключателем, размещенным на одной из стен, и небольшое помещение осветили несколько ламп дневного света. Алекс сразу же узнал место, к которому они пришли – это был санитарный блок на входе в саркофаг со стороны деаэраторной этажерки. Этим входом пользовались чаще других из-за его удобного расположения. К тому же относительно чистое пространство позволило соорудить здесь достаточно просторный модуль для смены одежды и обработки тела после похода внутрь саркофага. Алекс сам не раз пользовался этим переходом. Правда, постепенно пункт санобработки стал ветшать, часть оборудования демонтировали, другая сама по себе пришла в негодность. Но несмотря на это он по-прежнему оставался в рабочем состоянии.

– Откуда здесь вода? – Алекс внимательно осмотрел конструкцию.

– После ядерной войны, судя по всему, все насосные станции вышли из строя под воздействием электромагнитного импульса, поэтому пришлось подключить альтернативную систему водоснабжения.

– Альтернативную? – Алекс вновь и вновь поражался тому, что удалось соорудить этому человеку в саркофаге незаметно для всех остальных.

– Кое-какие наработки здесь были сделаны до меня еще во время строительства самого энергоблока и станции. Мне пришлось потратить немало сил и времени, чтобы всю систему привести в рабочее состояние. Ведь без воды здесь нельзя. Чистая вода – это жизнь.

– Так откуда поступает вода? Она действительно чистая?

– Ну, пить я ее не советую, она «не живая».

– Что значит «не живая»? – удивленно переспросил Алекс.

– Радиация убивает воду. Я имею в виду не просто микроорганизмы, а ее саму. Понимаешь, она из носителя информации и источника жизни превращается в нечто безжизненное и бесполезное для организма. Но все же смыть с себя пыль вполне подходит. Она поступает из пруда охладителя, отстаивается, потом проходит через систему фильтров и очищается при помощи ионообменных смол. Но и этого недостаточно в условиях сильнейшего заражения источника. Поэтому приходится добавлять в воду еще и раствор лимоннокислого натрия, позволяющего более эффективно проводить дезактивацию.

– Хитро придумано… А что же с питьевой водой?

– Есть немного, – Макс с явной неохотой ответил на этот вопрос, и, переводя разговор на другую тему, протянул Алексу брусок желтоватого цвета.

– Что это? – он внимательно, с осторожностью осмотрел полученный предмет.

– Обычное каолиновое мыло. Я сторонник того, чтобы дезактивирующие средства использовать в комплексе, тогда вероятность уничтожить все загрязнения значительно повышается.

– Согласен, но я для этих целей запасся трилоном Б.

– Хорошее средство, мы его тоже часто использовали, – без особых эмоций проговорил Макс.

– Что с Вашей бородой? – вдруг присмотревшись, удивленно спросил Алекс.

– А что с ней не так? – не понял Макс.

– Ну, она какой-то странной расцветки.