Мэрион Брэдли - Туманы Авалона Страница 164

И он принялся вырываться с такой силой, что Ланселет и Гавейн с трудом удержали его. Подскочивший Кэй помог им бросить Балина – тот все еще продолжал сопротивляться – к подножию трона.

– Тихо! – крикнул Ланселет и быстро оглядел зал. – Предупреждаю: я убью всякого, кто поднимет руку на Мерлина или на Моргейну – что бы ни сказал потом Артур! – да, мой лорд, и умру потом от твоей руки, если ты так решишь!

Лицо его было искажено гневом и отчаяньем.

– Мой лорд король, – прохрипел Балин, – прошу тебя, позволь мне повергнуть всех этих волшебников и колдунов, во имя Христа, ненавидевшего всех их…

Ланселет с силой ударил Балина по лицу; рыцарь задохнулся и умолк. Из разбитой губы потекла струйка крови.

– Прошу прощения, мой лорд.

Ланселет снял роскошный плащ и осторожно накрыл изуродованное безжизненное тело матери.

Когда труп оказался укрыт, Артуру словно бы стало легче дышать. И лишь Моргейна продолжала широко распахнутыми глазами смотреть на бесформенную груду, скрытую ныне темно-красным праздничным плащом Ланселета.

«Кровь. Кровь у подножия королевского трона. Кровь, кровь струится из сердца…» Моргейне показалось, будто откуда-то издалека до нее долетели пронзительные вопли Враны.

– Позаботьтесь о леди Моргейне, – негромко произнес Артур, – она теряет сознание.

Моргейна почувствовала, как чьи-то руки осторожно подхватили ее и помогли опуститься в кресло; кто-то поднес к ее губам кубок с вином. Она попыталась было оттолкнуть вино, но ей почудился голос Вивианы. «Пей. Жрица не должна терять силы и волю». Моргейна послушно выпила, слушая голос Артура, мрачный и суровый.

– Балин, что бы тебя ни вело – довольно, я уже слышал, что ты можешь сказать! Ни слова больше! Ты либо безумец, либо хладнокровный убийца. Что бы ты ни говорил, но ты убил мою родственницу и в день Пятидесятницы обнажил оружие в присутствии Верховного короля. И все же я не стану убивать тебя на месте – Ланселет, положи меч.

Ланселет вогнал меч обратно в ножны.

– Я выполню твою волю, мой лорд. Но если ты не покараешь этого убийцу, я буду просить позволения покинуть твой двор.

– Покараю. – Лицо Артура было мрачным. – Балин, достаточно ли ты разумен, чтобы выслушать меня? Вот твой приговор: я навеки изгоняю тебя от этого двора. Пусть тело госпожи омоют и положат на конные носилки. Я велю тебе отвезти его в Гластонбери, рассказать обо всем архиепископу и исполнить ту епитимью, которую он на тебя наложит. Ты говорил сейчас о Боге и Христе; так вот, христианскому королю не подобает вершить личную месть за убийство, совершенное перед его троном. Ты слышишь меня, Балин, мой бывший рыцарь и соратник?

Балин понурился. Удар Ланселета разбил ему нос, изо рта текла струйка крови, и говорил рыцарь неразборчиво – мешал выбитый зуб.

– Я слышу тебя, мой лорд король. Я иду, – произнес он, опустив голову.

Артур махнул рукой слугам.

– Пожалуйста, приведите кого-нибудь перенести несчастные останки…

Моргейна вырвалась из удерживавших ее рук и рухнула на колени рядом с Вивианой.

– Мой лорд, прошу тебя, позволь мне приготовить ее к погребению… – взмолилась она и задохнулась, пытаясь сдержать слезы, не смея заплакать в такой момент. Это изломанное мертвое тело не было Вивианой. Рука, напоминающая морщинистую лапу, по-прежнему сжимала серповидный кинжал Авалона. Моргейна взяла кинжал, поцеловала его и сунула за пояс. Вот и все, что предстоит ей сохранить.

«Матерь милосердная, я ведь знала, что нам никогда не вернуться вместе на Авалон…»

Нет, она не будет плакать. Она почувствовала рядом с собой присутствие Ланселета. Ланселет пробормотал:

– Слава богу, что здесь нет Балана – из-за одного мгновения безумия потерять мать и приемного брата… Но если бы Балан был здесь, этого могло и не случиться! Есть ли на свете хоть какой-нибудь бог и хоть какое-нибудь милосердие?

В голосе Ланселета звучала такая мука, что у Моргейны заныло сердце. Ланселет боялся и ненавидел свою мать, но все же он глубоко почитал ее, как воплощение самой Богини. Моргейна почувствовала, что разрывается надвое: ей хотелось обнять Ланселета, прижать к груди, позволить ему выплакаться, – но одновременно она ощутила вспышку гнева. Он пренебрег своей матерью, – так как он теперь смеет горевать о ней?

Талиесин опустился на колени рядом с ними и произнес надтреснутым старческим голосом:

– Давайте я вам помогу, дети. Это мое право…

Моргейна и Ланселет отодвинулись, и старый бард, опустив голову принялся читать древнюю молитву об уходящих в последний путь.

Артур встал с трона.

– Сегодня пира не будет. Слишком большое горе постигло нас, чтобы мы могли продолжать пировать. Если кто-то из вас голоден, заканчивайте трапезу и тихо расходитесь.

Он медленно спустился с возвышения и подошел к телу. Его рука осторожно легла на плечо Моргейны; Моргейна почувствовала это прикосновение даже сквозь охватившее ее мучительное оцепенение. Она слышала, как гости расходились, стараясь не шуметь. Сквозь шорохи пробился негромкий голос арфы; лишь один-единственный человек во всей Британии мог так играть. Оцепенение развеялось, и из глаз Моргейны хлынули слезы – а арфа Кевина пела погребальную песнь по Владычице Озера, и под эту песнь Вивиану, жрицу Авалона, медленно вынесли из пиршественного зала Камелота. Моргейна двинулась за носилками; оглянувшись на мгновение, она окинула взглядом зал, и Круглый Стол, и согбенную фигуру Артура, единственного, кто стоял рядом с арфистом. И сквозь горе и отчаянье Моргейны пробилась мысль: «Вивиана так и не передала Артуру послание Авалона. Это чертоги христианского короля, и отныне никто не сможет этого оспорить. Как возрадовалась бы Гвенвифар, если бы узнала…»

Артур стоял, воздев руки, – может быть, молился, она не знала. Моргейна увидела змей, вытатуированных у него на запястьях, и подумала о молодом короле, явившемся к ней, когда на руках и лице его еще не высохла кровь Короля-Оленя – и на мгновение ей почудился насмешливый голос королевы фэйри. А потом не осталось ничего, кроме скорбных рыданий арфы Кевина и всхлипов Ланселета, что шел рядом, пока они несли Вивиану навстречу последнему упокоению.

Когда тело Вивианы вынесли из зала Круглого Стола, я последовала за ней. Я плакала – второй раз в жизни.

И той же ночью я поссорилась с Кевином.

Вместе с женщинами королевы я приготовила тело Вивианы к погребению. Гвенвифар прислала своих женщин, и лен, и благовония, и бархатный покров на гроб, но сама так и не пришла. Но это было только к лучшему. Готовить жрицу Авалона к погребению должны посвященные жрицы. Как мне хотелось, чтобы рядом со мной были мои сестры из Дома дев! Но, по крайней мере, руки христиан ее не коснулись. Когда все было сделано, Кевин пришел взглянуть на тело.

– Я отправил Талиесина отдыхать. Теперь я облечен властью, как Мерлин Британии. Талиесин очень стар и очень слаб – просто чудо, что у него сегодня не разорвалось сердце. Боюсь, он ненадолго ее переживет. Балин присмирел, – добавил он. – Возможно, осознал, что он натворил, – но это наверняка было сделано в приступе безумия. Он готов отвезти ее тело в Гластонбери и выполнить любую епитимью, которую на него наложит архиепископ. Я в гневе уставилась на него.

– И ты это допустишь?! Допустишь, чтобы она оказалась в руках церковников? Мне все равно, что станется с убийцей, – сказала я, – но Вивиану следует доставить на Авалон.

Я судорожно сглотнула, стараясь не расплакаться. Мы могли бы сейчас вместе ехать на Авалон…

– Артур повелел, – негромко сказал Кевин, – чтобы ее похоронили в Гластонбери, рядом с церковью, чтобы всякий мог видеть ее могилу.

Я встряхнула головой, не веря собственным ушам. Неужели сегодня все мужчины сошли с ума?

– Вивиана должна покоиться на Авалоне, – сказала я, – там, где испокон века хоронили жриц Матери. Она была Владычицей Озера!

– Но она также была другом и благодетельницей Артура, – сказал Кевин, – и он позаботится, чтобы ее гробница стала местом паломничества.

Он поднял руку, призывая меня к молчанию.

– Нет, Моргейна, выслушай меня – в том, что он говорит, есть свой резон. За все царствование Артура не случалось еще столь ужасного преступления. Он не может допустить, чтобы могила Вивианы была скрыта от людских глаз и исчезла из памяти людской. Ее следует похоронить так, чтобы люди помнили о правосудии короля – и о правосудии церкви.

– И ты это допустишь?

– Моргейна, бесценная моя, – мягко произнес он, – не в моей воле разрешать или запрещать это. Артур – Верховный король, и в этом королевстве правит его воля.