Андрей Успенский - Белые звёзды Страница 17

- Ха! «Не боись»! А ваш человек не подведет? Случись чего, придут то за Кацем и Вы думаете, что его будут жалеть потому, что он старый больной человек? Нет, юноша, никто не будет жалеть старого еврея, его просто возьмут и повесят на первом же фонаре...А Вы говорите «не боись»! Он надежный, этот ваш человек и вообще, с кем мы имеем дело?

- Надежный, надежный! А кто он...Слышал, Кац, такую поговорку — «меньше знаешь, крепче спишь»?! Так что, не вибрируй! Давай лучше еще по соточке, - ухмыльнулся Кузнецов разливая водку.

В последние дни Дмитрий вымотался окончательно. Его, вместе с частью батальона и бронетехникой перебросили на Западный фронт, в усиление ранее выделенным частям, о которых и договаривался с командующим Рождественский, в свой прошлый приезд. Оставив Пятака с новобранцами в городе, отряд Дмитрия совершил пятисот километровый марш и к исходу вторых суток пути вышел к Умани. Они нанесли превентивный удар по сгруппировавшимся для атаки на Умань махновским частям. Атака белых оказалась полной неожиданностью для Махно, в скоротечном бою, потеряв основные свои силы махновцы рассеялись, уходя в направлении Бессарабии. Самому же Нестору Ивановичу уйти не удалось, его штаб, на пяти тачанках, неожиданно выскочил прямо перед взводом «Монстров», обходивших небольшую рощицу. Три броневика открыли убийственный огонь практически в упор. Шесть спаренных автоматических пушек заколотили длинными очередями, разнося в щепки деревянные тарантасы, не оставляя ни малейшего шанса сидевшим в них людям...

Уставший как последняя собака, Дмитрий вернулся домой. Фронт далеко ушел от Харькова и в городе началась более-менее мирная жизнь. Дивизии белых планомерно наступали на Москву и сдержать их, пожалуй, уже не было ни какой возможности. Переговоры красных о перемирии с Польшей и войсками Петлюры не принесли видимого результата- поляки выжидали, а петлюровцы хотя и чувствовали всю невыгодность ситуации для себя, тоже не спешили «зарыть в землю топор войны». Московские газеты содержали исключительно воззвания - «Все на Деникина!» и, совершенно не отражающие реальности, сводки с фронтов. Захваченные пленные и перебежчики сообщали о приказах большевистского ЦИК про подготовку к «боевым действиям в подполье». Периодически наезжавший в город Рождественский сиял словно медный пятак, рассказывая о блистательных победах над закостенелым руководством и о реформах, которых ему удалось протолкнуть. Конец войны уже витал в воздухе. Все чаще и чаще стали появляться парадные мундиры, а из Одессы и Севастополя хлынул мощный поток контрабанды, заполняя рынки давно позабытыми товарами. На освобожденных территориях снова открылись гимназии и университеты. Однако бои еще шли, ожесточенные, кровавые, унося десятки тысяч жизней и забивая госпитали кровавым месивом человеческих тел.

Уже на подходе к дому, а они с Пятнаковским снимали небольшую квартиру в старинном купеческом особняке, Дмитрий услышал звон хрусталя, гомон голосов и треньканье пятаковской гитары. С минуту поромучавшись с вечно заедающим замком Дмитрий вошел в квартиру. По комнатам плавали полотнища папиросного дыма, с десяток офицеров в расстегнутых кителях расположились вокруг обеденного стола, заставленного батареями разнокалиберных бутылок. Судя по раскрасневшимся физиономиям, гулянка была в самом разгаре. Увидев вошедшего, все разом повскакали с мест и бросились к нему, хлопая по плечам и помогая стянуть набухший от влаги бушлат.

- Господин полковник! Немедля к столу! - несколько пар рук схватили Дмитрия и потащили к свободному стулу.

- Ну черти! Дайте хоть умыться с дороги! - вяло отбивался от них Дмитрий.

Утолив голод и чувствуя, как с каждой пропущенной рюмкой уходит нечеловеческая усталость, Дмитрий рассказал о событиях на Западном фронте и разгроме Махно. Выслушав, в свою очередь, все новейшие гарнизонные сплетни Дмитрий почувствовал, что веки перестают его слушаться и нить разговора начала незаметно ускользать от сознания. Устал...

Офицеры засобирались. Последним подошел к нему Пятак. Капитан успел гладко выбриться и спрыснуть рожу крепчайшим контрабандным одеколоном. Надо сказать, что в последнее время Пятнаковский проявил себя отчаянным себаритом. Завел манеру курить дорогущие сигары и пил исключительно коньяк, да не какой-нибудь простенький шустовский колокольчик, а французский, непонятно каким образом доставаемый, Хеннесси. На более чем скромное жалование армейского капитана, можно было купить ровно одну бутылку такого напитка, да может еще пару сигар. Так что, ежели бы не мастерская игра в преферанс, то ходить Пятаку без штанов...

- Во! А ты куда собрался? - борясь со сном спросил Дмитрий

- Да как тебе сказать...Тут, недавно, открылся салон мадам Марианны...Там та-а-кие девочки, Дим, закачаешься!-

- Тьфу на тебя! Кобель! Ладно, вали, только как явишься не греми по дому,-

- Так точно, господин полковник! Хотя тебя один хрен не разбудишь! - заржал Пятнаковский.

Кузнецов долго петлял по едва освещенным улочкам района Холодной Горы, начавшийся еще днем противный осенний дождь барабанил по лакированному козырьку фуражки, холодными струйками просачиваясь за воротник старого флотского бушлата. Вот наконец и нужный дом, пхнув сапогом перекошенную калитку он зачавкал по раскисшей дорожке к облупленному крыльцу. Дверь отворилась, едва Кузнецов поднялся по скрипучим ступеням, в ярко освещенном проеме возник силуэт человека с пистолетом в руке.

- Кого несет! А-а-а, это ты Кузнец, проходи, - человек отодвинулся освобождая проход.

- Здорово, Сиплый. Дьяк тут?

- Ага, тебя дожидается.

Выложенная потрескавшимися изразцами рскаленная печь-голландка гнала волны тепла по небольшой полутемной комнате. Посредине, за массивным, освещенным дрожащим светом керосиновой лампы, столом сидели пятеро. Они вяло беседовали, наливая по чуть-чуть из початого штофа.

- Здорово, пацаны! - Кузнецов прошел в комнату и уселся за стол.

- Здоров, - Дьяченко привстал пожимая руку Кузнецу.

- Для чего звал?

- О жизни дальнейшей перетереть, - Кузнец налил себе пол-стакана и не чокаясь выпил одним глотком.

- Вот на пример, я вам что говорил?

- Не понял, ты о чем? - Дьяк удивленно уставился на приятеля.

- О чем я? Да о том, что было вам сказано не светиться, что вровень с плинтусом ходить! А вы что?! Ты , Дьяк на себя посмотри!

- А че я?! - Дьяченко оглядел свой элегантный серый костюм из тончайшей английской шерсти с массивной, в палец толщиной, золотой часовой цепочкой, - Нормальный прикид, как у всех...

- Да на тебе, блин, метровыми буквами написано - «Я крутой чувак»!Тебя же вычислить, просто, как два пальца...блин !!! Шеф же сказал-из особняка съехать и по хатам заныкаться!!! - заорал Кузнецов.

- Стоп, стоп! Какой «шеф»?! У нас же ты, за пахана! - Дьяченко подался вперед, уставившись на подельника.

Кузнецов поперхнулся и растеряно скосил глаза на свой стакан. Он уже понял, что проболтался, в запале...

- Короче, парни, да, есть «шеф»...нас прикрывает, наводки дает, операции разрабатывает...Вы что? Чудилы деревенские? Не понимаете, что нас бы давно уже повязали!У них же армия, контрразведка! Дьяк, ты спецназовцев наших, надеюсь, не забыл? Да эти волкодавы давно бы уже из нас решето сделали, если бы не он!

- Так, так — Дьяк вскочил на ноги и оперся кулаками на стол, - То-то Белый говорил, что с общаком что-то не то происходит, бабло сливаем, а сумма почти не растет!

- А ну сядь!!! - Кузнецов, с налитыми кровью глазами, грохнул кулаком по столу, - Быковать дома, в Калининграде, будешь! А здесь, делать, что сказано, так и Белому передай! Иначе и дня не поживете, понял?! Нет! Ты усек, что я тебе сказал?!

- Да...усек...- Дьяченко сник, опустив голову.

- А сейчас так, пойдешь на Немецкую, там на углу, где биржа извозчиков, есть проходной двор. Будь там к двенадцати, к тебе подойдут и передадут кое-какие бумаги, притаранишь их мне. И переоденься, не свети баблом!

- Угу, понял. Слышь, Кузнец, а шеф этот, он кто?

- Вова! Братан! Ты совсем что ли крышей поехал? Даже я, не видел его ни разу!

- Так, а как же он на нас тогда вышел?

- Сначала через шестерку какую-то, а позже сам, только лица не показывает.

- Так может шестерку эту тряхнуть, расколется и всех дел! - предложил Дьяк.

- Не расколется...Я его на другой день нашел, в пивной у рынка, сидит за столом, тихий такой, а между глаз дыра...Так что, вот такие дела, Дьяк. Ну ладно, пацаны, расходимся.

Вова Дьяченко был классическим представителем калининградской приблатненной шантрапы. Бросив, не доучившись двух лет, школу, он с радостью влился в одну из уличных банд, работавших на солидных перегонщиков машин. Обладая чрезвычайно неуживчивым характером и феноменальной наглостью, Дьяченко постоянно попадал в переделки. И то, что так или иначе должно было произойти с ним, случилось одним прекрасным майским вечером. Изрядно подвыпив, Вова с компанией вломились на дискотеку, где и нашли приключения на свои тощие юношеские зады. Пьяненький Вова пристал к компании крутых мужиков...Побили их очень быстро, но на свою беду, вошедший в раж Дьяченко, запустил в обидчиков пивной бутылкой. Он не попал ни в кого из людей, злодейка судьба приготовила ему другой сюрприз — бутылка грохнула на капоте пронзительно красного «Феррари», разнеся вдребезги лобовое стекло...Единственным вариантом спасти себя от инвалидного кресла, а родителей от неминуемой продажи квартиры, была возможность скрыться на пару лет за воротами воинской части. Этот случай немного посбивал с него спесь и укоротил жажду к приключениям, но попав в девятнадцатый год, Дьяченко моментально потерял тормоза. Поэтому, с радостью воспринял предложения Кузнецова примкнуть к его компании.