Джо Грэм - Чёрные корабли Страница 17

— Я принадлежу Смерти, не началам, — отозвалась я.

«Вот как», — прошелестел легкий выдох.

Рядом посыпались камешки, кто-то еще взбирался на скалы. Я ждала… не знаю, кого именно.

Тия.

Я вздохнула.

Увидев меня, она оступилась и едва не упала.

— Госпожа! Я не думала тебя встретить…

— Ты не думала встретить кого бы то ни было, — ответила я. — Ты оставила праздник и хотела побыть одна. Я сейчас уйду.

— Нет! Не уходи. — Тия взглянула в сторону, поверх моря. — Я хотела…

— Тогда присядь рядом.

Она примостилась поблизости, обхватив руками прижатые к груди колени.

— Я знаю, что бывают такие… То есть ты не думай…

Я смотрела на нее, ожидая продолжения.

— Словом, можно сделать, чтобы ребенок не родился, да?

— Вот как…

— Я… мне нельзя… Кос не знает, он меня убьет…

— Не убьет. Ты невиновна, с тобой обращались как с пленницей. Кос тебя любит, он на многое пошел, чтобы тебя найти и вызволить. Он все поймет. — В Косе я не сомневалась: я видела, каким облегчением и любовью просияло его лицо в Пилосе, когда его сестра нашлась вопреки ожиданиям.

— Я его только позорю.

— Нисколько. А ты точно не ошиблась?

— Кажется, нет. Очищений не было уже давно.

— Дай-ка я взгляну. Приподними хитон, я просто потрогаю живот.

Она было отпрянула, но подчинилась.

— Отклонись немного назад.

Совсем худенькая, тазовые кости проступают сквозь кожу, но внутри чувствуется лишний сгусток плоти — твердый и тугой, как мышца, выступающий на четыре пальца вверх от передней кости. Если нажать — упругий и плотный.

— Да, ты носишь ребенка, — сказала я. — Сколько месяцев уже нет очищений?

— Не помню… Наверное, еще когда нас везли кораблем в Пилос. Три или, может, четыре луны? Ты можешь сделать, чтобы этого не было? Мать говорила, есть такие травы… — В голосе прозвучала надежда.

Я покачала головой:

— У меня их нет. И все равно тебе их давать нельзя: слишком большой срок, ты можешь умереть. — Я положила руку плотнее и почувствовала пальцами чуть заметное, почти неощутимое биение — жизнь младенца, которому до первого вдоха остаются еще многие месяцы.

Тия закусила губу.

— Так оно было бы лучше.

— Вот уж нет. Тия, посмотри на меня.

В ее взгляде не было того желания смерти, которое я боялась увидеть.

— Я не смогу сказать Косу. Но рано или поздно узнает и он.

— Узнает, и все обойдется.

Она наклонилась вперед, перегнувшись через колени.

— И остальные тоже увидят. Мне не нужен этот ребенок, а ты велишь его оставить.

— Каково быть военной добычей, здесь знает любая женщина, даже если ей повезло сбежать из города и не попасть в плен. И многие из детей рождены от врагов. Никому не придет в голову тебя осуждать. Помнишь, что сказал царевич Эней?

Тия взглянула на меня и помотала головой.

— Для народа ценен и невосполним каждый человек.

— Даже грудные младенцы, — повторила она. — Но я не хочу этого ребенка, сивилла! Я его возненавижу, мне останется выкинуть его в море! Я только и буду желать ему смерти! Скажи, что можно бросить его после родов…

— Нет, — сказала я, и во мне зазвучало непреклонное Ее милосердие. — На ребенке покоится Ее рука.

— Он умрет?

Я снова коснулась ее живота.

— Это девочка. Если она выживет, она будет принадлежать Владычице Мертвых.

На корабле, рядом с Тией, мне снились молодые оливы на склоне холма и рыжеволосая девушка в черном, говорящая со мной гранатовыми губами Смерти. Губы — Ее, но вот руки, бледные и тонкие, как у Тии, только усыпанные золотистыми веснушками, принадлежали живой девушке.

— Она внучка Ясона, корабельного мастера. Когда ты отлучишь ее от груди, я возьму ее в учение: она будет воспитана как дочь святилища и станет сивиллой после меня.

— Ты ее возьмешь? Правда?

— Да. — Я одернула ее хитон. — Я приму твою дочь и дам ей служение, ее имя будут чтить.

«Ты не одна», — когда-то сказала Владычица. Нести Ее доверено не мне одной: рядом есть еще эта крошечная частичка жизни, способная удержать Ее в себе, — та, что будет пифией после меня.

— Ты скажешь Косу? — спросила Тия.

— Скажу, если хочешь. Или скажешь сама, а я помогу. Но какие бы проклятия ни призывал он на ахейцев, какой бы местью им ни грозил, он не станет тебя упрекать.

Он и вправду не упрекал. Назавтра мы сидели втроем на скалах, пока «Дельфин», «Крылатая ночь» и «Жемчужина», расправив за собой сети, ловили рыбу в океане, на время превратившись из боевых кораблей в простые рыбацкие лодки. Накормить толпу людей непросто, и если собирать яйца чаек на острове нам не позволено, то морскую рыбу, выловленную подальше от берега, нам никто не запрещал.

Какие могли быть упреки, если Кос со слезами на глазах просил у Тии прощения за то, что не смог ее уберечь. Он тогда был в море; старшая сестра, оставив своего младенца на попечение Тии, ушла к торговым лавкам, дома оставался маленький брат. Их родителей убили, племянника Тии вырвали из рук и зарубили у нее на глазах, о сестре больше никто не слышал.

— Не надо было мне тогда уходить, — сдавленным от слез голосом проговорил Кос. — Лучше б мне погибнуть, чем с тобой такое…

— Если б ты погиб, — сказала я мягко, — кто сейчас заботился бы о Тии и ребенке? Живой брат ей намного нужнее.

— Как я виноват, Тия, сестричка…

— Ты не виноват! — Глядя на него, она тоже заплакала. — Я знаю, ты кинулся бы на защиту. А мне надо было бежать или… ну что-нибудь делать. Мне снится одно и то же, и каждый раз я застываю как вкопанная…

— Когда некуда бежать, не убежишь, сестренка…

Я смотрела, как над ними, плачущими, кружились в небе чайки.

— Из большой семьи уцелели вы двое, — сказала я, — вам остается жить и поддерживать друг друга.

— Поддерживать — только это и остается любому из нас, — ответил Кос.

— Просто мы слились в одну семью — моряки и коневоды, жители нижнего города и обитатели крепости. Один народ, и ответственность одна на всех.

Кос отер слезинку с лица Тии.

— Твой ребенок — последний в нашем роду. Обещай, что будешь осторожна и не наделаешь глупостей. Помнишь, как мать хотела внучку? Когда Кианна была в тягости и все ждали мальчика, она одна мечтала о девочке.

Тия рассмеялась сквозь слезы:

— А ведь правда!..

— Все обойдется, — сказал Кос, — я позабочусь о вас обеих, пока не придет пора отдать малышку Владычице, как говорит сивилла.

— Да, — подтвердила я, — она станет мне ученицей и дочерью.

Когда они ушли, солнце стояло уже высоко. Болела голова, хотелось пить. Я не пошла в лагерь, где вокруг столько людей — тебя то и дело окликают, каждому что-то нужно… Голова пылала, по пути к источнику мечталось только об одном: полежать в тени камней, в темноте.

— Сивилла, — окликнул Ней, — ты куда?

— Возносить молитвы, — бросила я.

Он резко остановился.

— А… извини, я не хотел…

— Прости, — сказала я, вспомнив о своих обязанностях. — Чем могу служить тебе, царевич Эней?

Он подошел и остановился напротив.

— Тебе так хорошо все удалось!

Я пожала плечами:

— Такие раны мне неподвластны, их залечивают только время и милость богов. А некоторые и вовсе не исцелимы.

Он пристально взглянул на меня сверху вниз:

— А если родится мальчик?

— Если родится, тогда и будем думать.

Ней поднял бровь:

— То есть ты не знаешь наверняка?

— Я предполагаю. Предполагаю, что верно поняла Ее знак. Но никто не может знать точно.

— Тогда, в Пилосе, ты вроде бы не раздумывала.

— То, что совершалось в Пилосе, походило на священнодействие, мистерию, когда Она наполняет тебя до краев, превращая в сосуд своей воли. Такое случается едва ли не раз в жизни; нельзя рассчитывать, что так будет все время. — Я взглянула в сторону моря. — Та, что была пифией, учила меня испрашивать Ее волю и, если знамения неясны, полагаться на зрение и чувства. Я делаю то, что в моих силах, и каждый раз надеюсь, что не приму ложных решений по недомыслию или из самонадеянности.

— Это примерно как быть правителем.

— Возможно, царевич.

— Ней.

— Да.

— Я помешал тебе, ты шла к источнику. Иди, я прослежу, чтобы тебя не беспокоили.

— Тогда станут беспокоить тебя. А тебе есть на кого положиться? Может, Ксандр?

Ней отвел взгляд.

— Ксандр — мой друг. Надежное плечо, я от души ему доверяю. Но мой сын жив, а его дети погибли — это лежит между нами как пропасть.

У меня перехватило дыхание.

— Я не знала, что у него были дети.

— Две дочери. Одна трехлетняя, а вторая совсем кроха, только училась ходить. Слишком малы, рабынь из них не сделать, их убили. Его жена дралась за них как безумная, им пришлось заколоть и ее, хотя она была бы ценной добычей.