Сюзанна Кулешова - LOVEЦ Страница 17

– Чему вас учит школьная литература?

– Уворачиваться от двоек – просто ответил Богдан, и никто ему не возразил. При этом они читают, и не только энциклопедии и Гарри Поттера. В столах можно иногда обнаружить забытых Апдайка, Фриша, Житинского, Стругацких, находился даже Вольтер. Кстати, философов эпохи просвещения они воспринимают и в рамках школьной программы. Зато наши народовольцы в лучшем случае остаются запомнившимся термином. Я бы изменила программу. Есть, наверное, смысл знакомить с писателем, с его мировоззрением, которое, возможно, всего лишь результат воспитания. И пусть читают, что хотят. И пишут. Пробуют разные жанры, пробуют подражать стилю писателя, эпохи или литературного течения, придумывают новые направления. Литература должна учить творчеству, а не паразитированию на нём. Таким детям, как в нашей школе (правда, думаю, изначально и всем остальным) требуется эксперимент, исследование, а не препарирование. Я пробовала высказывать эту точку зрения среди коллег. В лучшем случае мне сочувствовали. Я не могу больше преподавать предмет, обманывая и себя и учеников, а делать это по своей собственной программе, отличной от министерской, можно разве что факультативно. Ведь школьников нужно готовить к выпускному сочинению, а свободные темы с каждым годом всё более привязаны к русской классике, и, увы, к столь нелюбимому современными молодыми читателями девятнадцатому веку. Кто-то должен это делать. Но не я. Я просто не имею права.

Ольга, услышав о моём решении уйти из школы, была в шоке.

– Ты точно рехнулась! Я уже успокоилась. У меня даже надежда появилась, что ты наконец образумилась. Ты, что? Собралась замуж за Андрея – и дома сидеть?

– Во-первых, с чего ты взяла, что я собралась замуж?

– Ну, вы разве что живёте пока врозь.

– Знаешь, а ведь мы только друзья, между прочим по твоей рецептуре.

– У психиатра была?

– Не сподобилась.

– А надо бы. Если ты не собираешься обзаводиться семьёй, чего с работы то уходить?

– Я, кажется, всё тебе объяснила. И вообще, может быть, я уеду.

– И, простите, куда это? Уж не в Англию?

– Yes!

– У вас у всех, что Андрюха – вроде паспортно-визовой службы? Сопровождает эмиграцию чокнутых баб в Туманный Альбион?

Действительно, я как-то забыла, что его жена несколько лет назад уехала погостить, кажется в Лондон, и больше они не виделись. Нет, по крайней мере туда не собираюсь. Наверное.

– Оля, не надейся на мой подростковый синдром. Моя мечта – не Великобритания.

– Ну, конечно, твоя мечта – дурдом. Отделение для шизиков, страдающих галлюцинациями.

– Я ими не страдаю.

– Хорошо, наслаждающихся.

– Будешь меня навещать?

– Иди на фиг!

Итак, решение было принято. Причём меня абсолютно не заботило, чем я займусь, уйдя из школы. Может быть стану писателем и напишу в соавторстве с Софьей роман «Любить злодея», сюжет которого мы придумали, работая над сценарием спектакля. Осталось только дождаться выпускных экзаменов, договориться с директором и встретиться, наконец, с Богданом, который был занят олимпиадами до середины мая.

Минуя стадию капели,

Календарём не беспокоясь,

Весна стирает параллели

И мчится, как курьерский поезд.

Её почти не слышна поступь,

И не поймать уже момента,

Но взломан льда пароль, и доступ

Открыт в систему континента.

Весна этого года была поздняя и бурная, как страсть сорокалетней женщины. Март и почти весь апрель прошли в сумеречно – сонном ожидании. Но лишь только солнце, выспавшееся и ласковое, горячо коснулось земли, та немедленно сдёрнула белые простыни. Стала влажной и тёплой, мгновенно покрывшись мурашками первоцветов, затрепетала, запульсировала, потекла ручьями и тут же высохла, требуя дождя, и небо не заставило себя ждать, ответило вожделеющей земле содроганиями гроз и ливней, в первой половине мая. И вот, утолив жажду и ощутив в себе зачатие новой жизни, земля стала юной и прекрасной и облачённой в разноцветные одежды. Мир людей сопереживал это время по-своему: кто-то вовсе не замечал перемен, кто-то возрождался вместе с природой, а для кого-то это время было тревожно – деятельным в связи с неотвратимостью выпускных экзаменов. Наша школа, как и любая другая, напоминала в эти дни растревоженный весной улей, готовый к первым вылетам. Конспекты, зачёты, контрольные, пересдачи, вступительные олимпиады и ещё Бог весть что, приводили к депрессивно-маниакальному состоянию учеников, учителей и родителей. Но сложнее всех приходилось вернувшимся со сборов олимпиадникам – им требовалось справляться не только с текущими заданиями, подготовкой к экзаменам, но также сдавать все накопившиеся за время их отсутствия на занятиях, «хвосты» и, невзирая на дипломы и медали, поблажек им не было. Разумеется в этой ситуации моё общение с Богданом могло ограничиваться лишь требованиями программы подготовки к сочинению. Так я думала.

В один из ласковых вечеров середины мая, таких тёплых и светлых, как будто лето заглянуло мимоходом сказать:

– Ну, что, ребята, заждались? Ещё немного – и я всё ваше, вот только ещё пару дел закончу в некоторых других местах – и к вам, месяца на два, если не возражаете?

Так вот, в один из таких вечеров Андрей решил оторвать меня от недопроверенных диктантов, изложений и тому подобного, чтобы не упустить самое начало цветения сирени. День – два, и момент упущен, в буйстве расцвета эмоции сильны, но потенциал уже ниже, и магия чувственности не так ощутима. Он ждал меня у подъезда: красивый и весёлый, как языческий бог. В птичий гомон, царящий вокруг, вопли мобильного телефона вписались вполне органично. Перебросившись с кем-то парой фраз, Андрей стал несколько, не на много, серьёзней.

– Аня, я очень извиняюсь, но давай поднимемся к тебе минут на десять.

– Что-то случилось?

– У тебя нэт работает?

– Ты же сам его подключил навечно.

– Точно. Можно теперь этим воспользоваться и отправить письмо? Это срочно, и времени много не займёт.

– Конечно. Пожалуйста. Только я останусь здесь. Не хочу туда сейчас.

– Спасибо, ты не успеешь заскучать. – И он исчез в сумраке подъезда, а я осталась ждать на уютной скамеечке в скверике нашего двора.

– Анна Анатольевна, Вы тоже решили прогуляться? – Богдан появился неожиданно, как индейский следопыт.

– Тоже?

– Ну да, Вы, наверное, тоже сейчас устаёте.

– Конечно. Так же как вы. Правда, это, наверное, не поддаётся соизмерениям.

– О, точно, я одурел от конспектов. Схожу в гости. К хорошему человеку. Если не выгонит.

Внутри меня стало жарко, потом холодно, и снова жарко.

– Богдан, как его имя?

– Павел. Думал Вам известно.

– Расскажи о нём.

– Вы знаете не меньше меня.

– Неправда.

– Что Вы ещё хотите знать? – Он смотрел на меня напряжённо, внимательно, такой взгляд был у Андрея, когда я рассказывала ему о своих «фантазиях»

– Всё.

– Ну, этого не знает даже он сам.

– Ты хорошо понял, о чём я прошу.

– И Вы готовы?

– Да! – Я торопилась, в любой момент мог появиться Андрей. Почему-то мне казалось, что сейчас его встреча с Богданом не желательна. – Дай мне его адрес.

– Е-mail?

– Да.

– У Вас не получится.

– Не надейся, справлюсь.

Он усмехнулся как-то странно, как будто обречённо. Достал из кармана исписанный листок.

– Ну, хорошо. Тут заодно стихи, посмотрите, может неплохо получилось.

На обратной чистой стороне листка он нарисовал несколько значков. Протянул бумагу мне, ещё раз пристально посмотрел прямо в глаза, и мне показалось, что в меня вливают раскалённый металл.

– Всё! Нэта не будет трое суток – услышала я откуда-то издалека его голос.

– Анна! Что-то случилось? Ты чуть не потеряла сознание. – Андрей нежно обнимал меня.

– Нет, нет – это очень свежий воздух – прошептала я, торопливо пряча в кармане джинсов клочок бумаги.

VIII

Среди снежинок, проносящихся мимо, царапающих лицо и ладони крохотными обжигающими коготками, можно было не разглядеть дорогу и вообще сбиться с пути этим тёмным Рождественским утром, когда улицы ещё пусты, и город неузнаваем в своей похожести на все города мира, где в декабре идёт снег. Впрочем, заблудиться можно и днём в ясную погоду, если толком не знаешь цели своего пути и всю жизнь бредёшь наугад. Однако, для двоих путников, один из которых давно ждал встречи, а другой, наконец, принял её неизбежность, как необходимость, ничто не могло, да и не посмело бы стать препятствием. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Белые хлопья рушились на их непокрытые головы, таяли, превращаясь в потоки, растворяли в себе и огонь, и металл, и прах бесконечных дорог.