(Не)добрый молодец - Алексей Птица Страница 17

— Серафим послал меня чернила делать. Нужны двенадцать железных пластин, да чтобы нанизаны на верёвку оказались, как бусы.

— Аа, понятно. У него чернила заканчиваются, а сам ко мне не хож, вот и воспользовался оказией. Не любит он меня, а я его. Гадкий он и личину свою скрывает. Ну, что же, поможешь мне, и я тебе помогу.

Вадим вновь пожал плечами, круг замкнулся, деваться некуда.

— Помогу.

— Тогда за дело!

И весь день до самого позднего вечера они калили железо. Вадим работал мехами, стучал маленьким молоточком, бегал за водой и выполнял всё, на что указывал ему кузнец.

— Хорошо поработали, — уже вечером сказал Елизар. — Завтра придёшь, ещё поможешь с утра, я тебе пластины и отдам. Есть у меня, токмо дырок в них наделать надобно. Как раз ты и сделаешь. Да, и Акиму я скажу, пусть сегодня он дежурит. Вымотался ты, паря, не след тебя мучить. Ему не сильно-то тяжело будет, знаю я его, пройдоху.

Вадим умылся у бочки, смыв с себя грязь и пот и, добравшись до палатей, без задних ног задрых в общей келье. На этот раз он проснулся, как только заслышал голоса людей вставших раньше его. Встав, оделся и отправился завтракать, а потом — к кузнецу, проигнорировав Серафима.

— Пришёл, ну, давай, покажу тебе, как в пластинах дырки делать. — Сказал кузнец вместо приветствия.

Они быстро с этим управились, а потом Елизар взял кусок железа, разогрел его и, вынув из домны, стал охаживать сначала большим молотом, а потом и маленьким.

— Вот, держи! Это наконечник для копья. Короткого, как ты и хотел, для сулицы. Завтра с Митричем пойдёшь, тебе всё равно в лес надо, или с Анисимом, они тебе помогут древко под него выбрать. То долгая песня. Сначала срубить, потом высушить надобно.

— А можно у вас нож потом будет купить? — решился спросить Вадим.

— Можно, отчего же нельзя. Тебе боевой?

— Нет, перочинный.

— Перочинный? Это штоб перья очинять? Маленький штоль? Так будешь приходить ко мне, сделаем, и денег не возьму. Небольшая в нём нужда, и железа хватит. Надо на болото сходить, руды набрать, а то у меня совсем уже заканчивается. Так у тебя деньги есть?

— Есть, но не знакомые они вам.

Вадим вынул монетку рублёвого достоинства и показал её кузнецу.

— Эка невидаль! Я такое никогда и не видел, да и невозможно такое сделать. Ни англицкие, ни немецкие купцы того не привозили. Мала, а всё чётко пропечатано, и по-русски написано. Надо же! Да буквы какие-то и русские, и одновременно иноземные. А металл незнакомый. Откуда они у тебя, паря? — кузнец удивлённо поднял глаза на Вадима.

— Не знаю, туманом занесло. Был туман, мы шли, мертвяки напали, я побежал, споткнулся, упал, провалился в болото. Выбрался. А потом нашёл у себя в карманах вот это! — и Вадим показал на мелкую монетку в руке Елизара.

— Не иначе из Ада выбрались мертвецы, а проваливался ты в преисподнюю, адовы эти деньги! — и кузнец дернулся, чтобы выбросить рубль в огонь.

— Чертям деньги не нужны, — парировал Вадим. — Отдай обратно, Елизар. Чертям души нужны, а не золото да серебро. Видно, там кто-то до нас неизвестный погиб. Мастер был редкостный, да кошель прорвал и рассыпал деньгу, вот и попала она ко мне вместе с болотной жижей.

— Лады, бери обратно, но интересная монетка. Не стоит её показывать каждому встречному. Здесь она тебе не пригодится, вот в Москве али в Новгороде можешь, как диковинку, и продать заморскому купцу. То может быть. А тут одна морока с ней будет. Лучше спрячь, целее будет, и она, и твоя голова, послушай меня…

— Спасибо, я так и сделаю.

— Добро. Иди к Серафиму, отдай ему железные пластины, а наконечник пусть здесь пока полежит. Тебе всё равно надо с копьём тренироваться, так лучше это делать без наконечника. А то неча всё ломать.

Вадим кивнул и, взяв злополучные пластины, отправился к Серафиму. Тот корпел, сидя за столом и аккуратно выводя буквы на листе пергамента.

— Пришёл⁈ Что принёс? — запищал он своим странным фальцетом.

— Пластины принёс.

— Угу. Ложь вон на полку. Нет тебе пока работы, тренируйся по буквицам на песке и добывай остальное. Вон возьми кувшин под мёд, — и Серафим снова склонился над пергаментом, выписывая пером буквицы.

Вадим хмыкнул, но про себя, молча забрал небольшой кувшин и тут же вышел. Остаток дня он тренировался чертить на песке буквы, и в принципе быстро набил руку, а к вечеру подошёл к Митричу.

Митрич, благообразный старичок с длиннющей бородой и крепкими хваткими руками, прищурил глаза и хитро взглянул на кувшинчик.

— Это тебя Серафимушка послал? Вот уж подколодный, от всего найдёт уход. Работает с книгами, помогает только по церкви, на поле не ходок, а гонору-то, гонору… Нет у меня мёду, пчёлы ещё борти не наполнили. Весна поздняя была, холодно, пчёлы поздно проснулись, надо идти диких искать.

— Так они злые, дикие-то! Закусают!

Вадим знал, о чём говорил, вернее, боялся.

— А то ж! У тебя бы мёд отнимали, и ты бы грызанул за милую душу. Пойдёшь завтра со мной?

— Пойду. Мне ещё чернильных орешков набрать надобно, да древко для сулицы выломать.

— Ха, я так и понял, тогда завтра на весь день пойдём. Одному щас опасно ходить. А вдвоём мы и спрячемся, и в четыре глаза, и в четыре уха слышать и видеть будем. У тебя молодые глаза, а у меня старые. Возьмёшь дубинку, на всякий ужас, а я топорик, да пчелиные вещи. Справимся, чай. Сегодня с вечора заступишь до полуночи. Как луна взойдёт, пойдёшь, Акима разбудишь, а сам ляжешь почивать. А с утра я за тобой зайду, пойдём по утренней зорьке искать. Пока пчёлы спят… Знаю я, где они жили, но может, перелетели или погибли, а то и хозяин леса разорил. Всякое бывает. Иди, вечеряй, и на колокольню, караулить.

Вадим кивнул и ушёл. На колокольне стало свежо. Ветер быстро нагнал тучи, и они полностью заволокли небо. Быстро сгустилась тьма, заморосил мелкий дождь, завыл ветер. Постепенно внутри периметра монастыря жизнь замирала. Немногочисленные его обитатели спешили завершить все дела и укрыться в своих кельях. И тут он услышал, как по лестнице кто-то взбирается, вернее, догадался, потому как видел маленькую фигурку в белом платочке, что вошла в дверь звонницы.

— Тебе чего, Агафья?

Девочка, пыхтя, влезла на звонницу.

— А ты тута⁈

— Тута! Чего пришла?

— А мне скучно. Разрешили с тобой побыть. Мы же с тобою вместе пришли!

— Ну, побудь, пока не стемнело, а потом сразу спать.

— Ага, а расскажи мне что-нибудь?

— Что?

— Жутко интересное!

— Сказку что ли?

— Да!

Вадим почесал затылок и начал по памяти рассказывать про путешествия Синдбада-морехода.

— И вот, могучая птица Рух…

— А у нас тоже есть могучие птицы, — дослушав рассказ, сказала девочка. — Это филин и беркут, они служат колдуну. Мне дед баял о том.

— Злой колдун-то?

— Нет, он не злой, он недобрый. Дед говорил, что он живёт в заповедном лесу, поклоняется колесу и не любит людей. Он сильный очень, но в мирские дела не лезет и найти его непросто, но кто захочет, завсегда его найдёт, если надо.

— И что он может?

— Многое, но никому не помогает, насмерть изводит. Если кто согласится выполнить его желания. Он хочет мести!

— Агафья!!! — долетел снизу голос монахини.

— Бегу! — сунулась со звонницы девочка и скатилась вниз по лестнице, оставив Вадима одного.

— И откуда она знает такие истории? — сам себе задал Вадим вопрос, наблюдая за тем, как стремительно замирает жизнь в монастыре. Первыми скрылись женщины, потом ушёл кузнец и трудники, последними исчезли в домах монахи. Наступила тишина.

— Оуу, воуууу! — раздался откуда-то с востока волчий вой. Вадим вздрогнул. — Оууу, — послышалось гораздо ближе. И вскоре Вадим различил еле видимую тень, что неслась сквозь лес, а за ней бежали пара волков, преследуя добычу. Они быстро пронеслись мимо и вскоре догнали жертву. Послышалось жалобное блеянье, шум борьбы, переходящий в предсмертное хрипение, и тут же все смолкло.

Звуки в ночной тиши, несмотря на дождь, разносились далеко. Вадим поморщился. Стало противно, накатила тоска,