Ошибка комиссара - Евгений Васильевич Шалашов Страница 17

Но с другой стороны, такой ляп даже полезен. Не может начинающий опер, поставленный на месяц в следователи быть умнее своего начальника. Впрочем, Борис Михайлович во все времена разбирался и в УК и в УПК получше меня. Но ему это по должности положено.

— Вот это постановление переделай, — вернул мне Рябинин бумажку. Прищурив левый глаз, Боря сказал: — Не указывай, что виновником является домоуправление, не предлагай барышне обращаться в суд, чтобы компенсировать вред здоровью, а просто напиши — мол, отсутствие события преступления. Вред здоровью ей компенсировали в больнице, оказав медицинскую помощь. А бюллетень студентам нужен только чтобы прикрыть пропуски занятий. Стипендию они всё равно получат, В деле укажешь, что копия постановления отправлена по месту жительства потерпевшей. Если не понял, уточняю: на деревню дедушке Константину Макарычу. Действуй.

Я кивнул. Конечно, я все понял. Постановление отправится в Ленинград, а то, что почта у нас работает плохо, так это не вина следователя, а издержки почтового ведомства.

— В общем, ты молодец, — пришел к выводу начальник следственного отделения. Потом вздохнул. — Эх, Лешка, как жалко, что у тебя никакого образования нет. Я бы прямо сейчас тебя на должность следователя взял. А в перспективе — старшим следователем станешь. Старший следователь — капитанская должность. Когда тебе в розыске такую дадут? Уйдешь на пенсию капитаном, а у меня ты и до майора дослужишься.

Борис Михайлович не в курсе, что спустя какое-то время должности следователя и инспектора уголовного розыска станут капитанскими, а те, кто имеет приставку «старший», смогут претендовать и на звание майора.

Но пока я только глубокомысленно пожал плечами. Мол, чего уж теперь. Нет у меня высшего юридического, да и иного тоже нет. А то, что я уже лейтенант, да на должности инспектора уголовного розыска — и так уже нонсенс. Но сыщик — это совсем не то, что следователь. У следователей смотрят наличие образования, хотя бы педагогического

— Слушай, Алексей Николаевич, — перешел Рябинин на официальный тон. — Я вот что придумал. (Боря сделал вид, что эта мысль пришла ему в голову только что). Ты, как только в академию поступишь, напишешь рапорт о переводе в следствие, а я похлопочу, чтобы тебя без диплома взяли. Добро?

Я не стал ничего отвечать. Брякнешь, а потом за слова придется отвечать. Надо подумать. В той жизни Рябинин меня тоже звал в следствие, я даже обещал подумать, но переходить не стал. А в этой… Кто знает, как оно здесь все сложится.

В тот день, вернувшись с обеда, обнаружил зажатый в дверях клочок бумаги. Извлёк, развернул. Обращение начиналось так: «Алекс!» Всё понятно — это следователь Погодин из соседнего кабинета, на подпись можно не смотреть. С некоторых пор, точнее, как я стал немного следователем, он решил обращаться ко мне таким образом. Ладно, я не против, если ему нравится, хотя я всю жизнь считал, что Алекс — это Александр.

Далее в записке было следующее: «К 15−00 ко мне придёт такой козлобородый дедок по фамилии Кошкин, дальний родственник потерпевшей по делу КУП* № 1260. Допроси его, плиз, свидетелем. Он сам всё знает и всё расскажет. Тебе только записать. А у меня срочное дело на выезде. С меня причитается».

Ага, причитается с него. Не родился ещё тот человек, который получил бы с Погодина причитающееся. В конторе даже поговорка имеется: с Погодина получишь. Смысл, я думаю, понятен. Но делать нечего, надо выручить мужика. У меня были совершенно другие планы на ближайшее время, но вместо этого я пошёл в дежурку и посмотрел, что это за событие такое за номером двенадцать-шестьдесят. Оказалось — кража каких-то вещей. Подробней интересоваться не хотелось.

В назначенное время выглянул в коридор — у соседнего кабинета на стуле уже смирно сидел благообразный старичок, и назвать его козлобородым у меня не повернулся бы язык, хотя это очень соответствовало действительности. Очень уж старичок был похож на Калинина, того самого нашего всесоюзного старосту, а начальство, как известно, обзывать нельзя — себе дороже. Я-то, правда, в поздние времена про него всякого начитался, но для советского гражданина он всё ещё пребывал в когорте Кремлёвских небожителей.

С гражданином Кошкиным — Калининым мы прекрасно побеседовали, протокол уже был подписан, но словоохотливый старичок никак не мог закруглиться. А тут меня ещё чёрт дёрнул сказать: «подумаешь, сокровище», имея в виду похищенный хрусталь и какое-то старое барахло, имеющее ценность, скорей всего, только для самой потерпевшей.

— Сокровище, говорите? — встрепенулся старичок. — А зря вы так уничижительно. Может и барахло, как вы изволили заметить, иметь историческую и культурную ценность. Или вы полагаете, что в советское время уже нет места для кладов и сокровищ? Так я с вами не соглашусь.

Я пожалел, что не откусил себе язык минуту назад — у старичка явно открылось второе дыхание. Он поосновательней устроился на стуле и продолжил с новыми силами:

— Я вот тут недавно в газетке читал, что в нашей Вологодской области очень даже может быть спрятана библиотека аж самого Ивана Грозного. А что, чем вам не клад, чем не сокровище? Товарищ, вот только фамилию не упомню[1], где-то записано, об этом писал, а в наших газетах неправду не пишут, понимаете ли. Печатное слово — оно, понимаете ли, покрепче камня будет. Так что осталось только найти её, библиотеку эту. Дело за маленьким.

И старик, вдохновлённый собственным выступлением, отёр пот со лба. Я тут же вклинился в образовавшуюся паузу и выпроводил оратора из кабинета, вдогонку выразив непоколебимую уверенность, что раз товарищ написал в газетке, значит так тому и быть — найдут её обязательно, окаянную. Насколько мне было известно, ничего подобного и в двадцать первом веке так и не было найдено, но зачем же огорчать хорошего человека, который так истово верит печатному слову?

Оставшись один, я пустился в размышления. Странный у нас какой-то разговор получился с гражданином Кошкиным. С точки зрения пользы его допроса по делу двенадцать-шестьдесят — результат нулевой, совершенно ничего интересного. У меня возникло ощущение, что вся наша встреча была только ради того, чтобы этот Кошкин — Калинин напомнил мне, что и в наше совершенно несказочное время могут существовать тайны, клады, сокровища.

Говорят, надо видеть знаки судьбы. Тот, кто не проходит мимо, и в точке бифуркации выбирает нужное направление, будет обласкан судьбой. Тут главное не впасть в паранойю, а то за знак судьбы