Марик Лернер - Построить будущее Страница 18

Хорошо еще есть откуда. Как каждый нормальный человек, покрутившийся некоторое время на казенном снабжении, достаточно быстро усвоил необходимость налаживать личные взаимоотношения с ответственными лицами. Мой полк питается по нормам и никак иначе. И запасец неучтенный держу. Метод древний до безобразия. Указывать потери после получения продуктов и разницу пускать на поощрение отличившихся.

Поднял руку, по соседству, обнаружив оговоренный жест, солдатик махнул флажком, и понеслось. Всадники поскакали, пехотинцы принялись палить. Очень скоро стало плохо видно из-за клубов дыма и повисшей в воздухе пыли. Большая современная проблема. Порох при интенсивной стрельбе целые облака образует и обстановку мешает рассмотреть.

Подзорную трубу, изготовленную по специальному заказу и за немалые деньги, даже и не подумал доставать. Слишком много собралось генералов. Сам Ласси, генерал-лейтенант Дуглас, генерал-квартирмейстер Дебриньи, генерал-лейтенант Загряжский. Увидят, непременно попытаются захапать, пользуясь высоким чином. Саблю, добытую в бою, пришлось Ласси подарить. Иногда лучше не дожидаться прямых приказов или намеков. Хорошие отношения с вышестоящими дорого стоят. Прямо ведь не сказал, однако так посмотрел…

— Это может закончиться плохо, — озабоченно произнес генерал-фельдмаршал.

Его присутствие всерьез напрягало. Не потому что собирается пялиться на мои потуги воинских учений и делать некие, возможно, далеко идущие выводы. Есть серьезное ощущение: не зря заявился. Особенно после отправленного к нему на допрос перебежчика. Не к себе вызвал — сам пришел. А это дурно пахнет. Как бы из меня в очередной раз крайнего не сотворили.

— Три-четыре человека каждый раз серьезно страдают, — тут же доложил очередной всезнайка.

— В начале и до десяти приходилось отправлять в госпиталь, — отвечаю вроде бы не генерал-лейтенанту Артемию Григорьевичу Загряжскому, а прямо обращаясь к Ласси. Еще не хватает оправдываться перед ябедниками. Чего на него нашло, обычно нормально общаемся. — Даже несколько погибших случилось. Что важнее, несколько затоптанных случайно на учении или тысячи стойко держащихся под кавалерийской атакой?

Вопрос, конечно, риторический, и не зря вся штабная компания пожаловала. За моими очередными чудачествами чуть не вся армия наблюдала. Плевать. Если бы принялся уговаривать выдать разрешение или апеллировать к патриотизму, толку бы не вышло. Командир полка у себя в подразделении фактический хозяин. Хочет жалует, потребуется — наказывает. Я проверял, не было за последние четверть века такого происшествия, чтобы за жесткое обращение с нижними чинами офицера наказали всерьез. Поэтому, пока прямого запрета нет, буду проводить собственную, совместным соображением с Геннадием выработанную политику.

Я чего добиваюсь? Сработанности при маневрах и отсутствия боязни кавалерии. И для выработки уверенности в себе и привычки к перестроениям, маневрам и точному огню гораздо надежней обращаться к личным интересам солдата. Первый же и главный у всех — избежать опасности. Создавая ее намеренно, я всегда добиваюсь определенного желаемого результата.

А отдельно еще и дополнительный пряник. Из лучших формировались гренадерские роты. Туда, естественно, попадали наиболее подготовленные и физически крепкие солдаты. Их использовали в самых опасных переделках, зато и содержали лучше остальной мушкетерской пехотной массы. А реально за счет последних дополнительные привилегии и снабжение.

— Я буду в дальнейшем продолжать повышать размеры каре до батальонных и приучать их к совместным действиям. Причем строй будет смыкаться и размыкаться в самый последний момент, пропуская всадников.

Затоптанных жаль, однако не выученный столь жестоким, но единственно реальным способом, на поле боя полк понес бы гораздо большие потери.

— Тяжело в учении — легко в бою, — выложил очередную мудрость не то из младенца Суворова, не то из давно помершего Цезаря.

Иные афоризмы впечатываются намертво, а кем сказано — не сохраняется.

— Требовать нужно сразу и много. Пусть сначала будет трудно, тем скорее рекруты станут профессиональными солдатами. Их надо беречь, но не баловать. А нагружать работой так, чтобы настоящий бой показался ерундово легким и простым. Только труд тот не должен оказаться бесцельным, вроде церемониальной шагистики. Исключительно направленный на военное обучение, причем в двойном размере по сравнению с обычным. Только так!

— Не будут вас любить с такими взглядами, — сказал генерал-фельдмаршал со странной интонацией. Жалеет, что ли?

Ну учили же пехотинцев не пугаться танка, пропуская его над собой. В первый раз недолго и обделаться. А потом привыкают. Вот и мне нужна такая привычка для каждого в полку. Если понадобится, палкой вобью. Чтобы боялись больше премьер-майора Ломоносова, а не визжащего и махающего саблей татарина. А если вспомнить, как про свежих рекрутов говаривали: «Десять забей, одного выучи», то я не самый худший из возможных вариантов. Это ведь твердили во имя целей, не имевших с боем ничего общего.

— Мне не нужна их любовь. Мне важно превратить стадо в знающих свой маневр бойцов.

И поставить между собой и врагом стену из штыков. А что, полководец и не должен идти в первом ряду. Командиру не следует много делать своими руками, он должен пользоваться чужим трудом. Его задача управлять подразделениями и вовремя реагировать на угрозы. Это еще в древнем советском фильме про Чапаева было. Я собираюсь вести за собой или толкать вперед, а не бегать, пытаясь удержать паникующих и не смотреть, как их убивают без счета. Нам всем это на пользу.

Еще со временем постараюсь выучить пехотному бою. Почему-то никто не проводит занятий ни по штыковым упражнениям, ни по совместному удару. Элементарно же… Помимо мешка на столбе для занятий, пущенного в оборот моими казаками (да-да, использовали римляне гладиаторов для тренировок, почему не позволить умельцам показать наиболее простые и удачные приемы), поставить два подразделения друг против друга — и, не задерживаясь ни на секунду, выпад в сторону противника. Только в последний момент в сближении поднять ружья вверх.

Между прочим, штыки трехгранные, и раны от таких жуткие, рваные выходят. Сшивать проблематично. Скорее всего для того и задумана такая форма. Миролюбивые конвенции пока не подписаны, и по поводу пленных тоже.

— Трудно быть у власти добрым, — говорю убежденно. — Народ любит страшных, а мягких обычно убивают.

На самом деле все, безусловно, гораздо сложнее. И помимо советов более опытных, вроде того же Геннадия, надо соблюдать определенный баланс. Полк оказался в еще худшем состоянии, чем ожидалось. Треть состава отсутствует, половина офицерского состава тоже. Кто болен, кто ранен, кто просто не прибыл вовремя и штаты с самого начала не заполнены. Боевой дух ниже низкого. И вот из всего этого от меня, самого настоящего гражданского, требовалось слепить нечто приемлемое и пустить в реальное дело. Не в компьютерной игрушке, где можно легко пожертвовать нарисованным персом. Каждый хочет жить, и кровь у всех одинаково красная.

— Все, — всматриваясь, решаю. — Флаг!

Сигнальщик замахал, одновременно забили отбой барабаны.

— Пора спуститься, поздравить победителей.

Хорошо отдать приказ привести в порядок полк. Только одними расстрелами тут не отделаешься. Об этом приятно говорить, сидя в мягком кресле у экрана компьютера, а мне надо было переломить настроения. Конечно, право прогнать через шпицрутены у командира имеется, и при случае пущу его в ход, однако начинать пришлось отнюдь не с этого.

Первое, что обнаружил при появлении в расположении отныне моего полка, это справляющих нужду где попало солдат. За три недели бывшие командиры на новом месте так толком и не обеспокоились рытьем отхожих ям и устройством бани. Ну ладно, достаточно тепло, и жить можно и в палатках, но мыться и бегать до ветра не прямо рядом с готовящейся едой? И это после всех приказов и напоминаний! Кошмар! Неудивительно, что и среди офицеров куча больных.

Потому самый первый приказ мой отнюдь не о подготовке личного состава к бою. О нужниках и пище. «Каждый ротный командир, замеченный в небрежном отношении к гигиене и продовольствию нижних чинов и вообще в незаботливости о них в обширном смысле слова, должен… отрешаться от должности».

Пришлось даже указать, какого вида и на каком расстоянии рыть общественные туалеты, а потом лично посещать их с проверками, как и солдат у костров, и инспектировать качество питания, снимая пробу. С моим приходом все стали выдавать по норме. И два фунта хлеба, и фунт мяса в день, и даже овощи.

Естественно, по закону подлости именно в моем полку полевых кухонь не оказалось. Точнее, они были раньше, сам передал в бытность еще снабженцем за счет фонда купеческого. А под Азовом всего одна для начальства и приближенных оказалась. Другие исчезли в неизвестном направлении. Пришлось устроить целое следствие, да толку мизер. Доказать продажу не удалось. Правда, всех имеющих отношение к поставкам и продовольствию, еще не удравших из полка, сменил, загнав на строевые должности.