Дмитрий Хван - Ангарский Сокол Страница 18

«Тоже устаёт, схизматик. Пора заканчивать с ним. — Карл позволил себе отступить на шаг и попытаться выхватить саксонский пистоль. — Что такое?!»

Неожиданно тяжесть пистоля, лёгшего в ладонь, пропала, а рука дёрнулась вверх. Карл с изумлением кинул взгляд на руку: вместо ладони торчал обрубок, посередине которого красовалась розовая косточка с выступившими крупными каплями крови. Снесённая же напрочь кисть с пистолем валялась под ногами Мартенса. Карл удивлённо посмотрел на молодого московита, но тот уже рубанул его сабельным лезвием по лицу. Свет померк в глазах наёмника.

«Проклятая бойня». — Мартенс рухнул на колени и потом навзничь с рассечённым лицом, с которого толчками выплёскивалась горячая кровь на сапоги убитого его товарищем московита-пушкаря. Никита тем временем упокоил ещё одного немца и ранил ещё двоих. Бок о бок с ним рубились его стрельцы, умело орудуя страшными в сече бердышами.

Показались казачьи шапки со стороны кустарника, откуда вышли немцы.

— Поднажми, братцы! Казачки с нами! — кричал Бельский.

Со стороны поляны доносились мушкетные выстрелы — стрельцы палили в приближающихся поляков. Те, сдерживая коней, медленно приближались к московитам, держась на расстоянии, безопасном для них. Пули, летевшие со стороны стрельцов, были не столь опасны. Калиновский ждал, пока на опушке появятся наёмники.

— А вот и они! Марш, марш! Atakujcie!

Гусары, выкрикивая здравицы Деве Марии, устремились в проделанные пушками проходы в укреплениях московитов. Стальная лава устремилась на стрельцов.

— Андрей, как ты, братец мой? — с великой жалостью Никита Самойлович смотрел на своего пушкаря.

Тот, кряхтя и прижимая глубокую рану на боку, откуда не переставая сочилась тёмная кровь, командовал несколькими чудом уцелевшими пушкарями и стрельцами, их заменившими.

— Гусары скачут, князь! — закричал стрелец, срывая с себя наспех надетые доспехи убитых немцев.

Остальные также надевали свои кафтаны. Поляки, купившись на маскарад стрельцов, устремились в атаку. Бельский бросился редколесьем к заранее приготовленным позициям стрельцов на склоне урочища. Бородачи напряжённо стояли с готовыми к бою пищалями за рогатками, дополнительно выставив и укрепив копья.

«Андрей, на тебя лишь надёжа», — думал Никита, судорожно сжимая эфес окровавленной сабли. Конная лава приближалась, стрельцы подобрались. Бледные, решительные лица с суровыми и обречёнными взглядами. У узкого места поляки смешались.

«Ну что же ты, Андрей!» — чуть не взвыл Бельский.

— Давай же, — вмиг пересохшим горлом засипел князь.

Поляки тем временем стали выбираться из сужения, и тут с опушки, находившейся в десятке-другом саженей, от пушек в это людское и конное столпотворение полетели рои картечи. Кусочки свинца разрывали тела коней и людей, пробивая латы, вырывая целые куски плоти. Послышался дикий вой расстреливаемых поляков и жалобное конское ржание. Несколько мушкетных выстрелов с позиций пушкарей и снова залп пушек.

— Братцы, за мной! — зычно крикнул Бельский, увлекая стрельцов.

Гиканье и далёкий казачий свист заставили сердце Никиты сжаться от нахлынувшей на него радости. Это была победа. Первая его победа!

Окружённые, смешавшиеся поляки не смогли дать никакого отпора, пытавшиеся добраться до пушкарей спешившиеся гусары сметались со склона опушки, мушкетными залпами и копьями стрельцов, а налетевшие со спины врагов казаки избивали пытающихся бежать.

«Как курица в ощип», — последняя мысль промелькнула в голове гетмана Калиновского, прежде чем удачливый казак снёс её ловким ударом сабли.

Всё было кончено.

Умершего пушкаря Бельский похоронил там же, где он и испустил дух, до конца командуя стрельбой, — на светлой опушке леса.

Отряд князя, собрав богатые трофеи, уходил по берегу Сожи к Ростиславлю, чтобы там, встретившись с другими отрядами, двигаться к обложенному врагом Смоленску. В очередной раз судьба кампании решалась у стен древнего города.

Ростиславль оказался занят врагом. Как рассказали окрестные крестьяне, отряд литовского шляхтича Телецкого вошёл в город безо всякого приступа. Ночью небольшой стрелецкий гарнизон, убоявшись огромного количества костров, горевших в стане литовского отряда, ушёл в сторону Смоленска. А отряд боярской конницы, оказывается, стоял в небольшой деревеньке к востоку от города. Князь Бельский немедленно послал туда людей, приказав готовить пушки, — с его артиллерией разбить невысокие деревянные стены крепостицы было несложно. Ростиславль Никита обложил со всех сторон, благо городок был мал и большого труда это не составило. Воевода решил не просто взять город, но и уничтожить его гарнизон.

— Начинайте бить из пушек! — дал команду пушкарям Никита.

Целью были выбраны проездные ворота с надвратной башней, которая, судя по её ветхому виду, и так недолго бы простояла. Так и получилось: уже с третьего удачного попадания ядра одна из створок ворот с треском провалилась внутрь, разлетевшись на доски, вторая же криво повисла на петлях. Стрельцы шумно восприняли этот успех пушкарей.

Бельский, давший отмашку пушкарям, дабы те не тратили покуда ядра и порох, в наступившей тишине услышал тяжёлый и мерный топот сотен копыт. Далеко разносившийся по промёрзшей земле гул предвещал появление русской панцирной кавалерии. Как выяснилось в разговоре с Дмитрием Щептиным, отряд в три с половиной сотни воинов собирался два месяца в Можайске и Дмитрове.

Щептин с радостью согласился влиться в войско князя Никиты Бельского, чихвостя главу стрелецкого гарнизона, бывшего ранее в городе и ушедшего к Смоленску, за малодушие. Что же, подкрепление московитов не прошло незамеченным со стен крепости, а постоянные перемещения сотен казаков создавали у литвинов впечатление большого числа конницы у осаждающего город противника. После обеда обстрел стен крепостицы возобновился. Литовцы, ожидая штурма, пытались заделать брешь в воротах и появившиеся в стенах проломы. Но Никита Самойлович не желал немедленного штурма, стрельцов своих жалея.

«Нечего у стен столь жалкой крепостицы головы стрелецкие класть. Оные у Смоленска большую пользу окажут», — думал князь.

— Калите к вечеру ядра! — приказал пушкарям Никита.

«В темноте суматохи больше, авось Литва спробует уйти». Бельский по наступлению темноты произвёл в войске некоторые манёвры.

Так и случилось. Ночью свет горящей в нескольких местах городской стены и низких башенок не дал возможности литвинам уйти из города незамеченными. Бельский был готов к такому развитию осады Ростиславля. Как только стемнело, он немедля произвёл заранее оговоренное сосредоточение стрельцов в местах, где прорыв осаждённых был наиболее вероятен. И не прогадал. Поэтому бегство отряда шляхтича Телецкого, предпринятое в нескольких местах, полностью провалилось и превратилось в бойню. Гарнизон совершал прорыв не единым кулаком, способным на удачу, а растопыренными пальцами, каждый из которых встречали залпы стрелецких мушкетов и пушечная картечь.

Довершили разгром казаки и боярская конница, посекшие и втоптавшие врагов в мёрзлую землю. Во втором своём сражении Бельский потерял лишь несколько человек убитыми да малое количество раненых. Наутро, приказав жителям города хоронить убитых, князь отвёл войско на отдых чуть выше Ростиславля и оттуда отослал в Москву гонцов с подробным описанием своих побед над ляхами и литвою.

— Дальше ещё хребет, уже покруче! — тоскливо воскликнул Ким, отирая струящийся со лба пот.

Отпустив еловую лапу, он присел на траву, чтобы дождаться остальных. Дыхание его сбилось, и Серёга, улыбаясь карабкающимся на сопку товарищам, пытался его восстановить, надувая щёки.

«Старею, что ли?» — Уже вставая, Ким огляделся: внизу, по более пологому склону, тащились кони, обвешанные поклажей да зычно понукаемые казаками и крестьянами.

Экспедиция на Амур ушла из форта Баргузин, что на байкальском полуострове Святой Нос, в середине лета 1636 года — в привычном для ангарцев исчислении лет. В составе экспедиции было четыре группы. Первая, под руководством бывшего енисейского казака Матвея Корнеева, насчитывала шестнадцать человек, в том числе и Игната с Баженом. Вторая группа, самая многочисленная, состояла из двадцати крестьян под началом Яробора, сына усольского старосты Всемила. Тунгусы, умелые стрелки из луков и ружей, входили в группу сына Баракая, новокрещёного Петра. Морпехи Саляева составляли группу прикрытия и разведки, находясь, вместе с некоторыми тунгусами, чуть впереди и по сторонам от идущего каравана.

Крестьяне, по выражению Саляева, были хозвзводом экспедиции, они же отвечали за два десятка лошадей, выменянных у бурятского племени, кочующего в степи неподалёку от устья Селенги, на партию отличных копий, сабель и множество наконечников для стрел, а также на несколько небольших зеркал и котлов для приготовления еды. Вождю кочевья также пришлось подарить и красный казацкий кафтан, сшитый специально для Бекетова и нечаянно попавший старику на казавшиеся подслеповатыми глаза. Но теперь не люди, а выменянные кони были нагружены под завязку. Помимо провианта, они везли инструменты, а также необходимый минимум стройматериалов, таких как гвозди, скобы и прочее.