Александр Прозоров - Змеи крови (Слово шамана) Страница 18

И тут, уже в который раз, хваленые татарские нукеры внезапно задали делу при одном лишь упоминании о подходе русских ратей. Они улепетывали так, что позабыли все шатры и припасы и бросили заводных коней, они удирали с такой скоростью, что они втроем – он сам, русский и его шаманка, так и не смогли догнать войска до самого Перекопа.

После этого позора большинство татарских беев утратили интерес к походам в московские земли, а султан, как сообщали из столицы, морщился при любом упоминании имени Девлета!

Кароки-мурза неожиданно вскинул лук, выпустил стрелу. Вестница смерти с расстояния двух сотен шагов пробила грудь невольника насквозь и умчалась далеко в зеленые просторы, а старый поляк прошел еще несколько шагов, прежде чем понял, что убит и со всего размаха рухнул оземь.

Осман перевел взгляд на мальчишек, которые мгновенно затравленно замерли. Послать их в подарок султану? В янычарский корпус? Кто оценит, кто отблагодарит…

– Империя рушится, – тихо, одними только губами прошептал наместник, и куда более громко добавил: – Ну-ка, рабы, побегайте. Вон там, шагах в полутысяче от меня.

– Ка-а-заки!!!

Кароки-мурза, уже изготовившийся было к стрельбе, опустил лук, обернулся, не понимая, что может означать здесь, в самом центре Крыма, этот языческий клич.

– Казаки! – в ложбине между взгорками показался Кара-мурза, мчащийся в сопровождении полусотни всадников и ведущий в поводу нескольких оседланных коней. – Любимый мурза, казаки! Их много, их тысячи! Они скачут сюда!

– Откуда здесь казаки? – недоверчиво поинтересовался наместник, не торопясь садиться в седло подведенного ему коня.

– Умоляю вас, любимый мурза, они скачут сюда! Они схватят вас, любимый мурза! Их много! Их тысячи и тысячи! Они идут с юга, они уже разорили и захватили все побережье!

Кароки-мурза, забрав драгоценный лук колчан со стрелами, с кряхтением забрался на белую, с темным пятном на лбу, кобылку, натянул поводья, и повернул к ближайшему холмику, заслонявшую стоящее в нескольких милях кочевье.

– Любимый мурза… – чуть не заплакал татарин. – Каза-аки…

Однако наместник упрямо поднялся на взгорок и с него, с немалым изумлением, уставился на далекое кочевье, где между шатрами которого всадники, мужчины и женщины. Нет, не просто бегали… Некоторых людей, пытающихся убежать за пределы стоянки, верховые рубили пускающими яркие солнечные блики саблями, женщин сгоняли в середину. Криков, правда, почти не доносилось. Далеко…

На счет тысяч Кара-мурза, конечно же, сильно преувеличил. Но две-три сотни среди нападающих набиралось. А у мурзы под рукой имеется не более полусотни воинов, да и те снаряжены кое-как. Луков с собой схватить никто не успел, копий или щитов – тоже. Казакам повезло, что напасть смогли внезапно. Что кочевье к походу не готово и почти все мужчины сейчас на пастбищах, со скотом. Да и сами роды рассыпались на мелкие кочевья, чтобы не стравливать друг другу траву.

– Любимый мурза! – снова взмолился Кара-мурза.

Интересно, он и вправду пожертвовал родным кочевьем, чтобы упредить его об опасности, или просто струсил, удрав при первом же казачьем ударе?

– Где ближайшее кочевье? – султанский наместник все-таки повернул коня и спустился со взгорка. Он понимал, что увлеченные грабежом враги вряд ли станут отвлекаться на погоню за одинокими всадниками, едущими по степи.

– На восток, любимый мурза. Полдня ходу.

– Мы едем туда, – решительно распорядился Кароки-мурза. – Отряди гонцов в прочие кочевья, назначь его местом сбора. Пусть воины мчат сюда немедленно! Соберем силы, завтра же переловим язычников и рассадим их по кольям.

Отряд перешел на широкую рысь, помчавшись в сторону выглядывающих над горизонтом гор. Среди зеленой травы остались только богато накрытый стол, и трое изумленных таким поворотом дел невольников.

Уже очень скоро нукеры наткнулись на мертвое тело. Татарин лежал в траве, а поперек спины пропитавшийся кровью халат рассекала длинная рана. Кароки-мурза подумал было, что это один из несчастных, сумевших убежать из захваченного кочевья, но очень скоро на пути обнаружилась россыпь из доброго десятка мертвецов.

– Пастухи наши… – негромко сообщил один из воинов.

А когда вместо кочевья они обнаружили только выгоревшие круги, истыканных стрелами верблюдов и изрубленных мужчин, детей и голых женщин, Кароки-мурза понял, что дело явно не ограничивается набегом мелкой воровской шайки – похоже, казаки действительно явились большой силой и целенаправленно разоряют край, если вовсе не задумали его покорить.

– Вы возвращаемся в Балык-Кай, – решительно заявил он.

– В горы нужно, любимый мурза! Там не найдут, там в лесах и ущельях затеряемся, спокойно опасность переждем. В степи повсюду казаки!

– Султан милостью своей поставил меня наместником Балык-Кая, – сурово отрезал Кароки-мурза, снова пуская лошадь в рысь, – и встречать опасность я должен именно там!

Путь до Балык-Кая занял два дня. В пути им постоянно встречались мертвые тела – как татар, так и зарубленных невольников, нищих бродяг, невинных детей. Казалось, дыхнувшая на Крым смерть помутила разум обитателей прекрасного полуострова и они убивали всех подряд, без смысла и надобности, просто не вынося вида ничего живого. Несколько раз отряд миновал разоренные кочевья, пару раз – наткнулся на брошенные пастухами огромные стада, безнадзорно гуляющие среди гор. А один раз за ними погнались казаки – около сотни. Однако, стоило неверным приблизиться на опасное расстояние, Кароки-мурза начинал пускать стрелы, и потеряв нескольких коней и пару воинов казаки предпочли отстать.

Почувствовать себя спокойно татарам удалось только в горах. Здесь тоже лежало немало убитых – но среди них встречались и тела разбойников. Кроме того, убежавшие в горы роды наконец смогли собрать своих воинов вместе, и теперь они сторожили ущелья и перевалы, готовые отбить любые наскоки врага.

Наместник, нещадно погоняя кобылу по крутым тропам, все еще лелеял надежду на то, что толстые каменные стены смогли уберечь от разорения его город – но уже за несколько верст ощутил характерный запах гари, и ударился в другую крайность, перейдя на неспешный шаг, словно его задержка в пути могла хоть что-то изменить…

Разумеется, первое, что сделали разбойники, налетев на город – это запалили все суда, что стояли в бухте. Правда, как узнал Кароки-мурза, две султанские галеры, заходившие для ремонта, милостью Аллаха успели выйти в море за день до нападения, и за их гибель перед Стамбулом отвечать не придется. Погорели в основном торговцы. Около десятка османских суденышек, несколько алжирских, пара венецианских, пара немецких и один итальянский неф.

Второе, что попытались сделать казаки – это сжечь сам город после разорения. Но и здесь Аллах позаботился о верных рабах своих, и разгуляться пламени не позволил. Каменные дома и глиняные мазанки, из которых в основном и состоял город, и так горят неохотно, а тут еще и дождь начался. Так что, даже деревянные кровли, и те почти не выгорели.

Но вот мертвых вернувшиеся с гор, выбравшиеся из пещер и подвалов горожане хоронить никак не успевали. Они рассказывали, что внешне очень похожие на ногайцев казаки обманом просочились в ворота, потом быстро зарезали янычарский караул, после чего понеслись по улицам, подряд вырубая всех, кто носил татарскую одежду и не успел, или не догадался поднять над головой нательный крест.

Янычары во главе со смотрителем порта заперлись в крепостном донжоне, жители в ужасе кинулись кто куда мог, а бандиты следом за ними врывались в дома, требовали золото, хватали ковры, железо, домашнюю утварь, детей. Хозяев дома совали руками, ногами, а то и головами в очаги, требуя денег и вина, насиловали дочерей на глазах родителей, нещадно рубили стариков и младенцев для устрашения взрослых. Впрочем, проведя в городе ночь, почти всех попавших в руки полонян казаки все равно зарезали. С собой забрали только молодых девок, тех, что краше, и освобожденных невольников – многие из которых тут же схватились за оружие и с дикой жестокостью убивали своих недавних кормильцев и благодетелей.

Да и чего еще ждать от неблагодарных гяуров?

Обширный дворец самого Кароки-мурзы оказался не только разграблен, но и изрядно загажен и изуродован. Наружная решетка выломана, внутренний балкон обвалился в нескольких местах, кладка фонтана, в котором зачем-то жгли огонь, потрескалась. Важные свитки – письма, документы, долговые расписки разбросаны по всему дому. Сундук с золотой казной взломан и, разумеется, пуст.

Но самое гнусное – захватчики разгромили гарем. Не слышались здесь больше детские голоса, женские песни и журчание воды. Старшие из жен лежали среди обрывков тряпок, резаных ковров, безжизненные и холодные, более неспособные дарить ласку своему господину. Более молодые исчезли вовсе. А без гарема и весь дворец стал мертвым и пустым.