Джон Холм - Король и Император Страница 18

– И мы вместе с ними, – вступил один из испанских баронов, иссеченный шрамами ветеран.

– Разумеется! – вскричал Бруно. – И я тоже! Да я для этого и приехал! – Он заговорщически подмигнул. – Хотя нам необходимо принять одно решение. Мои парни носят кольчуги, ведь они идут в бой по два раза на неделе. Но тем из нас, кому это удается лишь изредка, не лучше ли пойти легковооруженными? Я сам ношу только кожаный жакет, он не мешает двигаться, и арабы тоже не носят доспехов. По правде говоря, для меня такие дела больше похожи на травлю крыс, чем на сражение. Но этим мы обязаны нашим хитростям, которые помогают нам выкурить крыс.

Он с благодарной улыбкой взглянул на своего секретариуса, который руководил подъемом бадьи огромного требукета, готовясь снова наполнить ее грузом.

– А вы возьмете с собой в битву Святое Копье? – осмелился спросить один из испанцев.

Император кивнул, и золотой венец, водруженный на его простой стальной шлем, сверкнул на солнце.

– Я никогда с ним не расстаюсь. Но я его держу в той же руке, где пристегнут щит, и никогда не наношу им ударов. Однажды оно было напоено Святой Кровью нашего Спасителя, и его нельзя осквернять кровью мерзких язычников. Я дорожу им больше, чем собственной жизнью.

Испанцы стояли молча. Было совершенно ясно, что этот штурм предпринят не только с целью уничтожения бандитов, но и с целью произвести впечатление на баронов. Император хотел подчеркнуть для них тщетность всякого другого выбора, кроме союза с ним и подчинения. Однако они и сами к этому склонялись. Многие поколения их предков отчаянно противостояли волнам мусульманского нашествия, совсем, по-видимому, позабытые спрятавшимися за их спиной собратьями-христианами. Если теперь великий король пришел с могучей армией – что ж, они готовы показать ему дорогу и разделить с ним добычу. Реликвия в его руке была лишь еще одним подтверждением его могущества, хотя и довольно убедительным. Наконец один из баронов заговорил, он сделал выбор и хотел доказать свою лояльность.

– Мы все пойдем за Копьем, – сказал он на искаженной латыни горцев. Его товарищи откликнулись согласным гулом. – Я так думаю, что владелец Копья должен владеть и другой святой реликвией нашего Спасителя.

Бруно пристально и подозрительно взглянул на него:

– И что это за реликвия?

Испанец улыбнулся.

– О ней известно немногим. Но говорят, в этих горах хранится третья, кроме Святого Креста и Святого Копья, реликвия, которая соприкасалась с нашим Спасителем.

Он умолк, довольный произведенным эффектом.

– И что это?

– Святой Градуаль, – на приграничном диалекте это прозвучало как «Санто Граале».

– Где он находится и что это такое? – очень тихо проговорил Бруно.

– Не могу сказать. Но, говорят, его прячут где-то в этих горах. Он спрятан со времен длинноволосых королей.

Другие бароны с сомнением переглянулись, не уверенные, что стоило упоминать старинные династии, свергнутые дедом Карла Великого. Но Бруно нимало не заботила легитимность династии Шарлеманя, которую он сам истребил, его внимание было целиком поглощено рассказом барона.

– Так кто же владеет им сейчас, это известно?

– Еретики, – ответил барон. – В этих горах они повсюду. Это не поклонники Мухаммеда и Аллаха, говорят, это поклонники самого дьявола. Грааль упал к ним много лет назад, так говорят, хотя никто не знает, что бы это могло означать. Мы не знаем, кто эти еретики, они могут быть сейчас среди нас. Говорят, у них очень странное вероучение.

Машина снова выстрелила, камень медленно поднялся в воздух и сокрушительно ударил по воротам, позади которых вздымались клубы черного дыма. Воины Ордена Копья издали хриплый клич и бросились в брешь. Их император обнажил свой длинный меч и повернулся, сжимая мускулистой рукой Святое Копье.

– Поговорим об этом после, – прокричал он сквозь шум битвы. – За ужином. Когда перебьем крыс.

Глава 6

Сердце халифа Кордовы Абд эр-Рахмана было неспокойно. Он сидел со скрещенными ногами на своем любимом ковре в самом маленьком и потаенном дворике своего дворца и мысленно перебирал свалившиеся на него неприятности. Рядом успокаивающе журчала в фонтане вода. В сотнях ваз, расставленных по всему дворику в кажущемся беспорядке, росли цветы. Балдахин закрывал халифа от прямых лучей солнца, уже набравшего силу за короткую андалузскую весну. Во всем дворце говорили шепотом, а снующие повсюду слуги делали свою работу молча. Телохранители на цыпочках отошли под затененную колоннаду, наблюдая, но оставаясь невидимыми. Христианская рабыня из его гарема, понукаемая мажордомом, принялась потихоньку наигрывать на цитре ненавязчивую мелодию, едва слышную и готовую умолкнуть при малейшем признаке неудовольствия. Никто не смел войти во дворик, и халиф погружался в свои размышления все глубже и глубже.

Купцы принесли плохие вести, рассуждал он. Ясно, что христиане захватили все острова, на которых только можно разместить морские базы: Сицилию, Мальту, Мальорку, Менорку, остальные Балеарские острова, даже остров Форментеру, и вдобавок – хотя это была уже не его забота – греческие острова Кипр и Крит. Купцы сообщали, что на всех торговых линиях, даже вдоль африканского побережья, их суда подвергаются нападениям христианских пиратов. «Странно, что все изменилось так стремительно», – подумал халиф.

Тому была причина, хотя халиф ее не знал. При всей своей величине Средиземное море все-таки больше похоже на озеро. Из-за доминирующих ветров и постоянного течения, несущего свои воды из Атлантики, чтобы восполнить убыль от испарения в этом почти замкнутом водоеме, в Средиземном море гораздо легче плыть с запада на восток, чем с востока на запад, а с севера на юг – легче, чем с юга на север. Первое обстоятельство давало преимущество халифу, а второе – его христианским противникам. Как только объединение арабских флотов и баз на севере было раздавлено, путь на юг стал открыт для жителей любой островной деревушки, желающих снарядить корабль и попробовать отыграться за многовековой мусульманский грабеж на купцах из Египта и Туниса, Испании и Марокко.

«Нет, – подумал халиф. – Угроза торговле – это неприятность, но не она так тревожит меня. Испания ни в чем не испытывает недостатка. Если заморская торговля прекратится, кое-кто разорится, зато разбогатеют другие, которые начнут поставлять то, что мы привыкли покупать у египтян. Меня гневят потери кораблей и людей, но за них можно будет отомстить. Не это смущает мою душу».

Значит, новости о франках? Халиф не испытывал личных симпатий к прибрежным бандитам, чьи гнезда разорил новый император франков. Бандиты не платили дань халифу, и среди них не было его родственников, многие в свое время сбежали от его праведного суда. Но именно здесь сидела какая-то заноза, которая не давала покоя халифу. Он не забывал слова пророка Мухаммеда: «Правоверные, бейтесь с теми неверными, кто к вам ближе всего». Может быть, дело в том, что он, Абд эр-Рахман, пренебрег своим священным долгом? Недостаточно ревностно боролся с нечестивцами на северных границах? Не пришел на помощь тем мусульманам, которые выполняли заповеди Пророка? Абд эр-Рахман прекрасно знал, почему он не трогал свои северные границы: добыча скудная, потери велики и ведь горы все-таки служили каким ни на есть щитом между его владениями и могучей империей франков по другую их сторону. «С перемешавшихся в горах христиан, еретиков, евреев легче сдирать налоги, чем править ими, – подумал халиф. – Но, может быть, в этом-то и ошибка».

Нет, снова решил халиф, эти новости неприятны и заставят его заново обдумать свою политику, но они не таят в себе большой угрозы. Леон и Наварра, Галиция, Руссильон и прочие крошечные королевства – да все они сразу падут, как только он протянет к ним руку. Может быть, уже в следующем году. Нет, главную причину нужно искать глубже.

Не могут ли это быть сообщения, поступившие к халифу от его kadi, главного судьи города? В них действительно было что-то, глубоко его задевающее. Уже двадцать лет Кордову потрясали выходки то одного, то другого юного идиота или идиотки из христианского меньшинства. Они лезли на рожон. Они поносили Пророка на рыночной площади. Они приходили к кади и заявляли, что раньше верили в заповеди Пророка, но теперь нашли истинного Бога; они пускались во все тяжкие, лишь бы совершить такое, за что полагалась смерть от сабли палача. Потом их приспешники объявляли их святыми и, если кади не проследил за сожжением нечестивцев, торговали их костями как святыми реликвиями. Халифу доводилось читать священные книги христиан, и он прекрасно понимал, какое здесь напрашивается сравнение со смертью пророка Иешуа: римлянин Пилат изо всех сил старался не приговаривать его к казни, но в конце концов все-таки вынужден был послать его на смерть. Какая жалость для всего мира, что Пилат не оказался тверже! Судя по сообщениям кади, христиане пытались повторить ситуацию, провоцируя мусульман возмутиться и учинить в городе погром.