Провокатор - Д. Н. Замполит Страница 18

– Михаил Дмитриевич, да у вас прямо какая-то страсть попадать в истории! Что на этот раз? – иронично приветствовал меня пристав.

Пока составляли протоколы, или как там назывались эти листы, я выдал ему всю историю – про переулок, «душку», сводню и драку, Николай Петрович лишь хмыкал в усы да саркастически улыбался. В какой-то момент он сказал пару слов чиновнику и увел меня в другое помещение, где я и закончил свой рассказ.

По окончании пристав обыденно пожал плечами:

– Помилуйте, это же ведь давно всем известно!

Оказалось, не только эту старуху, но и других посредниц полиция хорошо знает. Действуют они точно так же, как и со мной, но никого к себе не водят, используя «прикормленные» номера. Знают это и местные педофилы.

– Да, это очень печально, но что мы можем поделать? – Кожин развел руками. – Полиция не в состоянии призревать этих жертв общественного темперамента.

– Как, как? Замечательный эвфемизм! – Бешенство снова накрыло меня, и пристав, похоже, это почуял, отошел за стол и замолчал, сосредоточившись на перекладывании бумажек. Пришлось сосредоточиться на дыхании минуты на две, пока эмоции немного не утихли.

– Я, если честно, поражен. Я всегда считал Россию гораздо более цивилизованной и нравственной страной, чем Штаты, у нас там много дурного делается, мы не ангелы, но чтобы вот так продавать ребенка… да в любом Висконсине или Коннектикуте за такое скорее всего если не пристрелят на месте, то вымажут дегтем, обваляют в перьях и линчуют.

– Я прекрасно понимаю ваши чувства и разделяю их, но… Борьба за справедливость, конечно, прекрасное дело, но я бы попросил вас поумерить пыл, ибо полиция не всегда успевает вовремя, – холодно напутствовал меня Кожин, получив по мою душу пропуск и проводив до выхода из управления.

Надо полагать, он не преминул сообщить об инциденте Зубатову, так как назавтра я получил сигнал о встрече на конспиративной квартире.

Зубатов был раздражен, если не сказать зол.

– У вас, Михаил Дмитриевич, поразительная способность влезать в неприятности. Будьте любезны впредь остерегаться огласки… – металлическим тоном выговаривал мне полицейский.

– Непременно. В следующий раз я просто пришибу мерзавцев нахрен. – Я тоже начал раздражаться. Кстати, а почему я не ношу с собой «смит-вессон»? Надо бы носить, попривыкнуть к нему, может, еще и кобуру подправить придется. Да и трость покрепче не помешает.

– Ну, знаете ли!

– Да, знаю! – резче, чем следовало, ответил я. – Вот вы спрашивали меня, почему революция неизбежна, так вот почему. Потому что ежедневно, ежечасно этот ваш «общественный темперамент» измывается над униженными и оскорбленными, как их называл Достоевский.

– Так это по всему миру так!

– Вот именно поэтому в гимне Интернационала и поется «ВЕСЬ МИР насилья мы разрушим до основанья».

Зубатов задумался.

А я вдруг решил распропагандировать его. Нет, не перевербовать, это пока вряд ли, а вот кое-какие идеи подкинуть и пропихнуть – это да. Поначалу, конечно, он будет отбрыкиваться, но как там – гнев, отрицание, торг, депрессия и принятие? И капля точит камень, а мужик он умный, ситуацию с рабочими видит своими глазами и подтверждения тем идеям будет получать ежедневно. Ну а дальше… из полиции его рано или поздно попрут, с такими-то амбициями, невзирая на мои пророчества, и вот тут уже можно будет задуматься о вербовке – движению такой консультант, знающий агентурную работу изнутри, ой как полезен будет. Вон, вроде бы Джунковский помогал Дзержинскому строить НКВД, но так это после революции было! Чем черт не шутит, а?

В тот день я давил именно на униженное положение трудящихся. Что эксплуатация есть во всем мире, и даже похлеще, чем в России, но нигде нет такого хамского отношения «Тит Титычей» к работнику, к его жизни, семье, детям. Помянул про кошмарную смертность в младенческом и раннем возрасте, про адские условия для детей на фабриках, невзирая ни на какое законодательство. Добавил про то, что лет через двадцать эти дети войдут в силу – каково будет жить в стране, где каждый рабочий или крестьянин ненавидит власть?

Шеф охранки слушал не перебивая, только постукивая карандашом по столу, а когда я утомился и закончил свою филиппику, тихо спросил:

– Выговорились?

– Да, Сергей Васильевич, выговорился. Тяжело, знаете ли, наблюдать все эти «ужасы прежнего режима» вживую, после жизни в куда как более справедливом обществе.

– Ну и хорошо. Будем считать, что с этим мы покончили и вы успокоились.

Успокоился, ага. До следующего эксцесса. Но ничего-ничего, я тебе на мозг еще долго капать буду, есть у меня в запасе еще и неподсудные великие князья, и кухаркины дети, и выкупные платежи и дохренища других проблем. А то ишь, привыкли тут булкой хрустеть.

Весна 1898 года

В марте барон Зальца, донимавший меня при встречах у Белевских, куда-то пропал. Формально он был сильно занят, но все присутствовавшие при нашем пари догадывались о причинах неформальных – в феврале в Гаване при крайне подозрительных обстоятельствах взорвался американский броненосец «Мэн», САСШ взвинтили градус обвинений Испании, так что события развивались по моему сценарию и где-то впереди забрезжила перспектива облажаться перед Наташей. Генерального штаба капитан из гордости, естественно, не мог позволить себе стать объектом косых взглядов, если не насмешек и потому от встреч уклонялся. Наташа же Белевская, наоборот, старалась как можно больше времени проводить со мной, уже не помню по какому разу расспрашивая меня о жизни в Америке. С одной стороны, это было хорошо – я шлифовал свою легенду, а с другой – приходилось все время держать в голове все, что я успел рассказать. И держать себя в руках, поскольку Наташа мне чем дальше, тем больше нравилась, да и она мной, как тут говорили, явно «увлеклась».

Прочие же буквально дергали меня за рукав при каждой встрече и требовали новых прогнозов. Даже Савинков не удержался и начал меня теребить, заходя исподволь, расспрашивал о военной службе и военном обучении в Америке, о возможностях достать там оружие…

– Боря, а зачем вам сейчас оружие? У вас же нет ни подготовленных боевиков, ни понимания тактики. Даже если представить, что все это в наличии, то нет ясного видения, как это использовать.

Мы шли от Белевских по Спиридоновке, загребая ногами мартовскую сухую серо-коричневую смесь снега, песка и глины, покрывающую все московские улицы. Проезжавшие сани