Дмитрий Хван - Знак Сокола Страница 19

– Если они шастают по реке малыми группами, значит, недалеко острог или зимовье. Если нет, то они плавали бы ватагой, – проговорил Сазонов капитану. – Будем искать поселение.

– И что ты сделаешь, Алексей? – прищурился Фёдор. – Спалим его к чертям?

– Увидишь скоро, – стукнул кулаком по дверному косяку рубки.

Как оказалось, Алексей был прав – казачий острожек стоял неподалёку от места столкновения с казаками. Проплыв несколько километров вниз по реке, ангарцы приметили на левом берегу небольшое укрепление. Оно состояло из двух длинных изб барачного типа, соединённых частоколом, да пары широко сложенных башен. Заметили и канонерку, о чём возвестили удары по подвешенной железяке. Видимо, внутри крепостицы были не все её обитатели. Сазонов приказал матросам выводить дощаник, а Сартинову – дать протяжный гудок и подходить к берегу, насколько даст осадка. Когда случилось несчастье с Матвеем, этого сделать не удалось – помешала песчаная коса. Сейчас же укрепление казаков было как на ладони, а обе пушки главного калибра смотрели на него хмурыми взглядами озлобленных смертью товарища пушкарей. Сазонов осмотрел острожек в бинокль и приказал старшему корабельному артиллеристу:

– Заряжайте орудия, мужики! Если они будут сидеть за своим частоколом, надо будет пальнуть с недолётом.

Второй гудок звучал дольше первого, а часть экипажа, тем временем, уже находилась на берегу. После гудка, Сазонов, взяв из рубки рупор, также сошёл на берег, после чего обратился к казакам:

– Эй, в крепостице! Государевы ли вы люди, али воровские казаки, а ну – выходи на разговор к нам, людям ангарского князя великого!

– Мартын! Беда! Корабль, о коем баяли, с бесовским дымом заместо вёсел… – тучный казак, тяжело стуча сапогами, вбежал в душную светлицу, разбудив спящего после обеда пятидесятника.

– Что, Михалко?! – оторопел Васильев, хлопая осоловевшими глазами.

– Прибыл он, чего! Вона, идёт недалече по реке дым евойный поганый к небу подымается! – казак, надсадно дыша, буквально силой выталкивал Мартына из вороха тряпья.

Васильев, наконец, осознал, что ему пытается сказать Мишка и, подпрыгнув на лавке, схватился за саблю. Мысли тяжким ворохом пронеслись в его голове, он вспоминал, что ему говорил в Якутске воевода Пушкин. В висках отдавался гулкие удары в набат.

– Онегарцы, знамо, явились, – процедил он, положив на колени свои широченные ладони. – И чего им надобно?

– О том не ведаю, Мартын, – простодушно посмотрел в глаза пятидесятника Мишка. – Иттить надо.

И тут раздался долгий и протяжный рёв, будто подраненный дикий зверь испускал дух. У Мишки тут же скривилось лицо, будто он набрал в рот полную горсть кислющей клюквы. Да и Мартын малость струхнул, однако своему десятнику не показал оного.

– Пошли, чего встал, яко чурбан неповоротливый! – превзнемогая появившуюся дрожь в ногах, Васильев решительным шагом вышел на двор и направился к башне, что смотрела на реку. За ним обречённо поспевал Мишка. Казаки, между тем, уже заняли свои места на стенах, готовые отражать атаку врага. Фитили ружей курились струйками дыма, люди Васильева, кто напряжённо, а кто с изумлением, осматривали невиданный прежде речной корабль.

– Чего делать будем, Мартын? – зычно крикнул один из казаков, стоявших на стене. – Глянь, пушки какие немалые!

– Обожди, Сёмка! Чичас решим! – махнул на казака рукою Мишка.

Над рекой вновь раздался дикий рёв, идущий с корабля чужаков. Казаков пробрало до костей, кто-то даже выронил мушкет. Выругавшись на растяпу, Мартын посмотрел на своих товарищей – немногие из них решительно сжимали оружие. Большинство было подавлено видом пришедшего под их острожек онегарского корабля и жуткими звуками, исходящими из его нутра.

– Чёртов вой, – воскликнул кто-то. – Что там у них сидит на корабле?

– Мартын, дощаник наш! – возопил вдруг Мишка, приглядевшись. – А робяты ихде?

– Клятые онегарцы! Сучьи дети, – процедил пятидесятник. – Убиванные они, где им ещё быть? А теперь они и за нами пришли! Готовьтесь к смертному бою, братцы!

– Эй, в крепостице! – раздался властный голос с берега.

Казаки машинально притихли, слушая, что скажет этот онегарец. Мартын хмыкнул, прилаживая мушкет между зубцов частокола.

– Государевы ли вы люди, али воровские казаки, – продолжал кто-то из чужаков.

– Сам ты вор! – не выдержал один из казаков. – Ишь чего языком болтает!

– А ну, выходи на разговор к нам, людям ангарского князя великого! – закончил незнакомец.

Казаки переглянулись невесело. Мартын покачал головой и выглянул из-за частокола:

– А ты кто таков и пошто у вас дощаник наш? И где казачки мои?

– А ты иди сюда, коли не трус. Тут и поговорим.

– Не ходи, Мартын! Чую, выманить тебя хочет, поганый, – проговорил взволнованно Мишка. – Уйдём лесом.

– Супротив пушек тех не совладать нам, Мартын, – согласился с десятником старый казак. – Лесом уходить надо, Мишка верно бает.

Мартын невесело оглядел своих сотоварищей, снова покачал головой и задумался, опустив голову. Затем, ругнувшись, пихнул Мишку в толстый бок:

– Пошли, вызнаем, чего им надобно. Заодно про Микитку расспросим, может они и не убивцы вовсе.

– На туземцев диких нарвались, как Вихорка? – спросил Мишка, нервничая. Идти к онегарцам ему решительно не хотелось. Лучшим решением он считал уйти из крепостицы и переждать в лесу, покуда этот корабль уйдёт, всё одно лучше, нежели учинить с чужаками бой.

Выйдя из крепости, Мартын решительным шагом направился к берегу, щурясь от яркого солнечного света. Здорово припекало, в кафтане было очень жарко и Васильев постоянно отирал рукавом пот с красной от загара шеи. Когда пятидесятник ступил на прибрежный песок, к нему навстречу двинулся и чужак. За ним казак увидел ещё с десяток воинов. Все они были одинаково одеты, даже пара туземцев. Их-то чего нарядили?

– Кто таков будешь? – буркнул Мартын, вглядываясь в лицо незнакомца. Оно было тщательно выбрито, на немецкий манер. – Латынец?

– Ты пыл свой сбавь, казак! – резко бросил онегарец. – Звать меня Сазонов Алексей, а чин мой воеводский. Воевода я албазинский. Ну а ты кто?

– Пятидесятник я казачий, Мартын Васильев, – проговорил в ответ казак. Он чувствовал, как Мишка за его спиной и дышать перестал.

– Ну смотри, пятидесятник Васильев, внимательно, – воевода указал казаку на дощаник откуда уже убрали рогожу. Мишка подался вперёд – один из убитых, Микитка, был его дружком. Также среди тел Мартын увидел и мёртвого онегарца – молодого парня лет семнадцати. Потом воевода рассказал, как казацкий дощаник встретился им в пути и как казаки первыми начали стрелять, убив выстрелом в спину молодого матроса из команды корабля. Причём дело происходило на чужом для казаков правом берегу Амура.

– Теперь ты мне должен отдать пять человек, Мартын, – спокойным голосом, не терпящим возражений, проговорил Сазонов.

У Васильева перехватило дыхание, а стоявший сзади и не подававший признаков жизни Мишка шумно засопел. Мартына будто обухом ударили по голове, даже ноги едва не подкосились. С одной стороны он человек тёртый, опытный, многое повидавший в жизни. Не страшившийся переступить через кровь других и не дававший спуску пытавшимся провернуть это с ним самим. Он думал, что этот воевода начнёт орать, требовать отдать собранный ясак, грозить оружием, а, в конце концов, прикажет разбить их зимовье из тех грозных орудий, что стоят на его корабле. Но этот спокойный, уверенный в себе тон по настоящему расстроенного смертью одного из своих воинов нарушил то равновесное состояние, в котором находился пятидесятник.

'Стал бы Пушкин обо мне горевать?' – мелькнуло в голове Мартына.

– Это первый наш погибший товарищ на Амуре. Никто ещё не убивал у нас людей, кроме лихого человека с Руси, обманом пробравшимся к нам, да твоего казачка, – окончательно добил пятидесятника воевода. – Я, конечно, мог бы убить вас тут всех, да сжечь ваше смешное укрепленьице, но я хочу забрать пять человек.

– Погодь ты… – пересохло во рту у Васильева. – Пошто ты такое говоришь? Как это, отдать? Нешто они мне холопи какие? Да меня самого за такое дело! – перевёл дыхание Мартын. – На дыбу или в поруб!

Мишка, тем временем, начал пятиться задом, пытаясь вернуться в крепость и поведать товарищам о требовании чужаков.

– Мы не уйдём отсюда, пятидесятник, покуда я не пополню свою команду твоими людьми. У нас с царём Русским уговор о сём есть. Он нам по доброте своей исконной людей шлёт, а твои людишки учиняют убийства. Наш князь теперь, верно не захочет слать на Москву новых пушек для шведской войны. Потому как он будет крайне зол – у нас ещё ни одного воина не погибло в бою, а токмо из-за вашей злобы потеряли уже двоих!

Последнюю фразу воевода выкрикнул, а палец его упёрся в грудь Мартына. Мишка едва не брякнулся в песок, обернувшись назад. Воины воеводы, меж тем, сходили с корабля, охватывая берег.