Несознательный (СИ) - Каталкин Василий Страница 19

Составленный «железякой» план я подсунул Дмитрию Степановичу, мол, вот результат моих многодневных (многоночных) усилий. Думал после этого он возьмет меня в оборот, даже подготовил отмазки, но у него мозг в данный момент был занят другими проблемами, и он, не вникая в суть, передал его в плановый отдел. Уж не знаю, какими комментариями он сопроводил свое действие, но там взяли этот план как основу и уже все остальное привязали к нему. Вот и хорошо, а то знаю я, как там планировали, никогда ничего не сходилось, всегда получалась штурмовщина.

Первую форму точного литья алюминия под давлением сумели изготовить в феврале, до этого в брак улетело одиннадцать!!! форм (реальный факт на производстве). Люди просто не понимали, что размеры в чертежах указаны не от балды, поэтому ошибки делали на всех этапах, от проектировщика до станочника, а потом еще и технологи свою лепту внесли. Пришлось поднимать скандал на келейном совещании у директора, наверное, это смешно смотрелось, когда человечек, от горшка два вершка, зачитывал выводы, от которых плохо становилось не только главному инженеру. Когда закончил технологами, которые неправильно расписали технологические карты, директор повернулся к Дмитрию Степановичу и мрачно заметил:

— На других заводах за такое сразу в саботаже обвинят. — А потом, немного помолчав, уставился на меня. — Ну а конкретные предложения есть, как все исправить.

— Есть, — киваю в ответ, и смотрю на Дмитрия Степановича, который сидит красный как рак, — пора устанавливать поэтапный надзор с персональной ответственностью, любое изделие должно сопровождаться карточкой качества, чтобы всегда можно было найти нерадивого работника. У нас нет времени на всепрощение, настала пора серьезно браться за производственную дисциплину. Если человек в чем-то не разбирается, то должен в этом признаться, поможем и научим, а если не хочет, то какого хрена он здесь сидит? Пусть он хоть трижды заслуженный, простота хуже воровства.

— Это ты сейчас на Воронкова намекаешь? — Уточнил Иван Михайлович.

— И на него тоже, — бурчу я, подтверждая его подозрения, — ладно меня сходу посылает в дальние края, все посылают, но ведь он и на других плюет, когда ему на ошибки указывают. Доходит до того, что конструкторские чертежи в цехе приходится править, под бракованные детали. Я понимаю, что он член партии с восемнадцатого года, но …

— Мал ты еще такие далеко идущие выводы делать, — прерывает меня директор, — твое дело технические проблемы, а все остальное нам оставь.

— Можно и оставить, — приходится согласиться мне, — но если все оставить как есть, задание заводу мы провалим.

— Допустим, с заданием мы справимся, — не согласился Иван Михайлович, — но жесткие меры принимать действительно пора. Ну а что ты можешь предложить именно сейчас?

— Сейчас могу предложить создать группу контроля, куда включим Семенова, — выдаю идею, — все-таки его форма сотрудника НКВД в какой-то степени дисциплинирует людей. Ну а я возьмусь контролировать всю цепочку, от подготовки, до изготовления.

— Ишь ты, — хмыкнул директор, — а знаний-то хватит.

— Ива-а-ан Михайлович, — тяну я и укоризненно смотрю на него.

— Ты смотри, какой у тебя родственничек, — поворачивается Хрунов к Дмитрию Михайловичу, — все знает, все умеет. А ты чего молчишь?

— А что мне остается, — чуть ли не скрипнул зубами Горшков, — прав он, за что не возьмись везде проблемы с производственной дисциплиной, сил не хватает каждого убеждать. Сознательности никакой.

— А ты, значит, только на убеждение надеешься, — нахмурился директор, — а наказывать не пробовал.

— Почему не пробовал, — махнул рукой главный инженер, — пробовал, но толку от этих наказаний, больше бумаг испишешь, а результата никакого. А если серьезней взяться, так там уже статья, следователей привлекать придется.

— Угу, пожалей их, пожалей. А тебя кто будет жалеть? В общем, так, — подвел итог Иван Михайлович, — группу контроля создаем, сегодня же подпишу приказ, с Воронковым я сам разберусь, а производственной дисциплиной все-таки должен заниматься главный инженер. Каждое такое нарушение будет разбираться на техническом совете, и прощать никого не будем.

Вот с этого момента все и завертелось, если первое время приходилось чуть ли не по каждому случаю брака проводить долгое расследование и выявлять всю цепочку виновных, то через некоторое время стало работать значительно легче. Все поняли, что ни одно «доброе дело» не окажется безнаказанным.

С Воронковым разобраться директорской власти хватило, перевели его на другую работу, где его таланты еще могли пригодиться. С остальными пришлось повозиться, но после того как одного особо непонятливого уволили по статье, а троих понизили в должности, и рабком поддержал это решение, многие осознали, отношение к работе надо менять. Вот и пусть меняют, они еще не знают, что это только начало, дальше послаблений не будет, наоборот «гайки» будут только закручиваться «иначе нам удачи не видать».

Так что после первого успеха через месяц у нас рабочих форм было уже двенадцать, то есть закрыли всю номенклатуру по литью, параллельно изготавливались штампы, здесь работы было не в пример больше, пришлось разворачивать лабораторию иначе термообработка штампов «на глазок» нас быстро бы доконала. И наконец, настроили линию производства жиклеров и подшипников трения из бронзы. Тоже проблема немалая, ведь для производства специализированного инструмента требовалось подтянуть инструментальный цех. И все же к маю освоили изготовление последних деталей карбюратора и собрали первые двадцать изделий, которые удалось вогнать в приемлемые параметры на стенде. То есть задание в принципе можно считать выполненным досрочно. По нашим прикидкам, мы могли на нашей линии изготавливать до десяти тысяч карбюраторов в год. Можно было бы и больше, но сомневаюсь, что они будут востребованы в таком количестве.

Вся зима для меня прошла в какой-то непрерывной череде проблем, которые всегда требовалось разрешить еще вчера, иногда по двое суток не покидал завод, а спать мне приходилось в «личной» комнатке на верхнем ярусе механического цеха, которую устроил рядом с конторкой мастера участка. И вот, наконец, я смог вздохнуть свободно — первая часть плана по упрочению положения моего благодетеля выполнена, он справился с государственным заданием и оказался в министерстве на хорошем счету, теперь его перевели из списка простых исполнителей в список номенклатуры, которая неподвластна местным чекистским кадрам. Так-то защита слабенькая, иногда даже заступничество центра не спасает, но повторяю, для этого должен быть сильный враг, на уровне секретаря обкома или горкома. Однако нынешний секретарь обкома Попок, вообще ничего не знал про Горшкова, а горком отнесся к нему индифферентно, значит, есть надежда пережить большую чистку. Для этого есть и еще кое-какие основания, Ленинский район Иркутска обзавелся собственным отделом НКВД по политическим делам, чего в прежней истории не было, это уже Хрунов постарался. Иван Михайлович, устал отбиваться о городских разнарядок по поиску троцкистских заговорщиков на производстве и отправил письмо своим друзьям в Москву, они и постарались прикрыть своего соратника, мотивируя это тем, что производства в поселке секретные и нечего туда совать нос городским следакам.

Вы думаете, у районного НКВД стало мало работы? Как раз нет, бывшая Иннокентьевка вовсе не была спокойным местом, люди в ней зарабатывали в основном извозом и всякой работой, которая появлялась от случая к случаю. А раз так, то и уголовные элементы в ней тоже прижились, целые династии появились, которые не хотели жить честным трудом. И никуда вся эта шушера после революции не делась и свои принципы менять не стала. Так что грабежей и воровства хватало, иногда даже налеты на склады устраивали. Вроде бы работы много, но ловить настоящий уголовный элемент сложно и муторно, да и бегают они хорошо, гораздо проще бороться с врагами народа, те никуда не убегают, пришел к нему домой, и вот он сидит. А главное, доказывать ничего не надо, прилепил ему клеймо, шпион например, и больше никаких тебе забот. Вот эту практику Хрунов и поломал, сейчас местные занимались действительно полезным делом, а не его имитацией.