Крепостной - Роман Валерьевич Злотников Страница 19

— Так птицы тоже так же летают — видел же наверно, как чайки висят над берегом и парят над волнами, раскинув крылья…

— Нет, для человека подобный самолёт сделать пока нельзя…

— Да потому что материалы не те — он получится слишком тяжёлый и не сумеет подняться в воздух…

— В Южной Америке есть дерево, называемое бальсой — вот из него можно попробовать…

— Не знаю…

— Ну, ты и спросил…

— Нет, в пушке человека скорее разорвёт…

— Да не знаю я! Я ж трубочист, а не учёный…

Так что к моменту старта Данилка даже слегка утомился. Но зато Великий князь явно оказался очарован странным трубочистом… А затем наступило время триумфа.

— Ты это — держи меня за пояс, а то сверзюсь с дерева ненароком, — попросил парень Николая. Больше для того, чтобы тот почувствовал свою сопричастность, нежели действительно опасаясь падения. Тело ему досталось достаточно ловкое и сильное — работа трубочистом этому способствовала. Не был бы он ловким — давно бы разбился и помер. А то, что он за последние полгода наладил вопрос с питанием и начал регулярно делать развивающие упражнения на те группы мышц, которые раньше не слишком задействовались — ещё более пошло ему на пользу, хотя внешне сдвиги пока были не слишком заметны… И маленький великий князь, сверкая глазами от возбуждения, вцепился ему в верёвку, которой тот был подпоясан.

— Ну, с Богом, — выдохнул Данилка и с силой запустил планер в проём между ветками под углом градусов пятнадцать к горизонту. И тот величаво поплыл по воздуху. Николай замер, провожая конструкцию восхищённым взглядом, а затем выдохнул:

— C’est incroyable![8]

Запускали они планер с высоты где-то метров трёх — далее не полезли, так что пролетел он метров пятнадцать. Это означало, что аэродинамическое качество у него приблизительно равно пяти — больше, чем у бумажных самолётиков, но куда меньше нормальных планеров, у которых оно с двадцати пяти только начиналось. Увы, для чего-то большего нужны расчёты и материалы, а не работа по наитию и смутным воспоминаниям… Но и этот полёт произвёл на Николая неизгладимое впечатление.

— C’est incroyable…- зачаровано выдохнул он ещё раз, когда планер проскользил по траве и остановился. После чего развернулся к Даниилу и умоляюще уставился на него.

— А можно… я?

— Ну, неси.

Мальчик соскользнул с дерева во мгновение ока, не заметив, что порвал рукав шёлковой рубашечки и ободрал руку. И помчался к планеру так, что пятки засверкали. Даниил еле удержался, чтобы не крикнуть ему, чтоб тот был осторожнее. Планер был очень хлипкой конструкции… Но с точки зрения его главной задачи поломка планера уже ни на что не влияла. Даже если он сломается — из текущей ситуации Данилка выжал всё что мог. Николай заинтересовался им и эмоционально привязался. Более ничего сделать нельзя. А если сломает планер… да и пусть! Вместе сделаем следующий.

Но маленький великий князь оказался достаточно осторожным, так что планер был доставлен к месту следующего старта в целостности и сохранности. Данилка помог Николаю забраться на ветку, подержал планер, пока тот переводил дух, и проинструктировал.

— Значит, тут надо не кидать, а толкать, причём так чтобы толчок шёл не в брюхо, а, как бы вдоль. И чтобы нос был направлен на ладонь выше окоёма. Понял?

— Oui…- выдохнул Николай, пересохшими губами.

— Ну, тогда — давай…

Великий князь двинул рукой и качнулся вперёд, едва не слетев с ветки. Но маленький трубочист сумел его удержать, так что, восстановив равновесие, Николай зачарованно уставился на летящий планер, а затем восторженно завопил:

— Il vole! Tu vois, ca vole!!![9]

А Данилка стоял, крепко держа его за талию. До него, внезапно, дошло, что это для него самого этот планер — всего лишь грубое повторение уже ранее сделанного. А вот этот мальчик сейчас чувствует себя чуть ли не богом. В крайнем случае, каким-нибудь мифическим Дедалом. Он сам, своими руками, отправил в полёт то, что летать просто не могло. Никак… ну разве только в виде брошенной палки или комка бумаги. Но оно летело. И это он его запустил!

Но тут, как бы в ответ на его вопль, из-за кустов раздался нервный женский голос:

— Nicholas, Ou etes-vous? Approchez-moi tout de suite![10]

Маленький великий князь на мгновение испуганно съёжился, но затем медленно выпрямился и, развернувшись к Даниилу требовательно спросил:

— А что ты ещё умеешь делать, трубочист?

Данилка замер. Эвон оно ка-ак? Вот только что рядом с ним стоял восторженный маленький мальчик, а сейчас перед ним Великий князь. Вроде вот тут же стоит — на ветке, рядом совсем… ан нет — уже совсем другой человек. Он всегда плохо относился к монархии — ну что это за такой политической строй, когда человек становиться главой государства просто по рождению. А если он дурак? Или лентяй? Или моральный урод? Но опыт жизни при Бориске, а также парочка более поздних уже американских президентов показали, что демократия и выборы ни от дураков, ни от лентяев, ни, даже, от запойных пьяниц и страдающих глубокой деменцией инвалидов во главе страны не спасают никак. И никого. Даже самую демократическую страну мира… А сейчас он, внезапно, понял, что в монархии что-то есть. Что-то важное. И что когда человека вот так, с рождения, с детских лет, учат править — анализировать, принимать решения, отдавать приказы и повелевать, это начинает как-то работать. Покамест непонятно как и уж точно не всегда, но работать…

— Ну, не знаю… фонарик летающий могу сделать. На свечке.

— Как монгольфьер?

— Как что… а-а-а, это тот, на котором летом в Петербурге француз летал? Ну да, наверное…- об этом чуде, случившемся в столице Российской империи в конце июня этого года, судачили на кухне почти три недели. Да и до сих пор тема время от времени всплывала. Ну как же — человек в небеса поднялся! Хотя воочию, естественно, никто из дворни этого не видел. Но те, кто отъезжал с «государыней» хвастали перед остальными тем, что «у мово свояка, есть кума, у которой деверь видел собственными глазами, как на Фёдора Стратилата хранцуз безбожный на пузыре в небеса вознёсси»…

— Ну и так задумок всяких много… Токмо образования мне не хватает. Читать-то я научился. И цифирь складывать тож… но много мудрёных слов не знаю, — Данилка замолчал и попытался мило покраснеть. Ну как получиться.