Константин Буланов - Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры Страница 2

– Ваше высокоблагородие, господин старший офицер послали за вами и велели напомнить, что мы должны сняться с якоря через два часа.

– Да, братец, помню. Все помню. – с тяжелым вздохом протянул капитан 2-го ранга и пригласив матроса зайти в квартиру, вернулся в свои апартаменты. Чемоданы были уже собраны, оставалось только надеть мундир и присесть на дорожку. Окинув взглядом комнату, он помассировал виски и понял, что больше сюда не вернется. Тогда, в самом конце морской компании, при заключительных зачетных стрельбах у него произошел особенно сильный приступ, после чего пришлось надолго слечь в кровать. Все доктора, к которым он обращался, после продолжительных, но не приносивших результатов процедур, лишь разводили руками, советуя оставить мостик корабля и перейти служить на берег. Для капитана 2-го ранга, разменявшего четвертый десяток, это означало окончательно распрощаться с будущей карьерой и делом всей жизни. Однако, судя по тому, что, не смотря на болезнь, то и дело отправлявшей его на койку, никто не пытался поставить вопрос о его непригодности к службе на кораблях, командованию он виделся ценным офицером и незаменимым специалистом. Все же далеко не любого офицера ставили командиром корабля в учебно-артиллерийском отряде Балтийского Флота. Подобная должность давала немало, но и требовало многого. И всей своей жизнью он доказал, что был достоин своего звания и должности, если не большего. Морское училище, Морская академия, Михайловская артиллерийская академия, участие в кругосветном плавании и 22 года беспорочной службы – все это выделяло его среди сотен и тысяч офицеров РИФ имевших куда как более скромные познания в науках и материальной части, не говоря уже об опыте. Он прекрасно знал, что ввиду нехватки кораблей на флоте и избытка офицеров, вынужденных прозябать на берегу, на его должность мгновенно найдутся десятки желающих, стоит командованию принять решение о его списании на берег, и потому, не смотря на мучавшею его болезнь, из последних сил старался выполнять свои обязанности с максимальной эффективностью. Все же, в конечном итоге именно он отвечал за выучку и навыки тех, кому предстояло служить России на всех прочих кораблях Российского Императорского Флота, и потому оставить мостик на попечение недостаточно подготовленного офицера не имел никакого морального права. Но в последнее время мигрень накатывала все чаще и чаще, так что намедни он даже был вынужден подать рапорт на имя командовавшего учебно-артиллерийским отрядом Балтийского флота, контр-адмирала Бурачека Павла Степановича, с просьбой заменить его в предстоящем выходе. Составляя рапорт, он понимал – это конец. Командир, ослабший настолько, что не смог привезти свой корабль назад в Кронштадт, уже не мог рассчитывать сохранить свою должность на следующий год. А ведь для ценза столь необходимого для получения следующего звания требовалось проплавать хотя бы еще один год, после чего уже можно было подумать о списании на берег. Но в то же время он не имел никакого права рисковать кораблем и экипажем, и потому рапорт был составлен и подан. Однако, судьбе было угодно, чтобы броненосец вернулся на зимнюю стоянку под началом своего командира, поскольку назначенный для его замены капитан 2-го ранга Траубе внезапно слег с сильнейшей ангиной и еще долгое время вынужден был провести подальше от холодного моря с ветром и поближе к теплой кровати с микстурами.

В конечном итоге после продолжавшейся несколько дней переписки с контр-адмиралом и командиром канонерской лодки "Туча" выход был назначен на девять часов утра 7-го сентября. На Балтике уже начинался сезон штормов, и потому откладывать возвращение в Кронштадт становилось более невозможным.

Хлопнув по коленям, он резко поднялся с кровати и покачнулся – все поплыло перед глазами, так что пришлось ухватиться за спинку тяжелого, сделанного из дуба, стула чтобы не упасть. Простояв так с минуту, капитан 2-го ранга выдохнул и твердым шагом покинул спальню.

Пока вестовой занимался размещением небогатого багажа своего командира, Иениш сидел с закрытыми глазами в пролетке и глубоко дышал, пытаясь привести сознание и тело в норму. Как он ни старался держаться молодцом, путь до порта удалось перенести с трудом, что лишний раз подтвердило его полную неготовность к выходу в море. И только чувство долга все еще держало его на ногах. Из-за того, что голова раскалывалась, ему даже пришлось совершенно отказаться от завтрака, так что на борт "Русалки" поднялся злой, голодный и мучимый болью человек, но никак не доблестный капитан 2-го ранга Российского Императорского Флота.

Не смотря на то, что первый участок пути казался совсем небольшим – всего пятьдесят миль, для столь старых кораблей как "Туча" и "Русалка", не способных даже в далекой юности похвастаться скоростью более девяти узлов, он становился довольно продолжительным. Особенно это касалось броненосной лодки с ее совершенно изношенными механизмами. К тому моменту как "Русалка" на черепашьем трехузловом ходе выползла с рейда, ушедшая вперед канонерка уже шла как минимум вдвое быстрее и судя по тому, что на ней собирались поставить паруса, "Туча" вскоре могла прибавить еще пару узлов, став абсолютно недосягаемой для броненосной лодки.

– Николай Николаевич, принимайте командование. – передать командование старшему офицеру было единственным, на что у Иениша хватило сил, после того как он прибыл на корабль. Из-за недомогания он даже не смог присутствовать на мостике, когда мимо проходил вельбот с командующим эскадры. Вновь показавшись на мостике после снятия с якоря, он кое-как продержался, пока "Русалка" выходила с рейда, но уже через час вновь был вынужден передать управление старшему офицеру, – Идем вслед за "Тучей", Николай Николаевич. Скорость у них, конечно, больше, но постарайтесь не отставать более чем на две мили. Судя по тому как колеблются показания барометра, нас по пути может серьезно потрепать шторм, так что следует держаться как можно ближе к "Туче". Все же когда чувствуешь под боком плечо товарища, становится немного легче.

– Постараемся не упустить их, Виктор Христофорович. Хотя, судя по тому как вокруг нас собирается туман, из виду мы их можем потерять и довольно скоро.

Передав командование старшему офицеру, Иениш с трудом добрался до своей каюты и буквально рухнул на небольшую койку. Ему и без "подарков" погоды было настолько плохо, что он даже не заметил заметно увеличившуюся со временем качку, предвещавшую неспокойный путь его кораблю и команде. И только когда вестовой, по прямому приказу старшего офицера, буквально растолкал командира, тот ощутил, как сильно достается старому кораблю от разошедшихся вод Балтики. Поддерживаемый вестовым, он с трудом взобрался из темных недр "Русалки" на мостик, дважды при этом приняв бодрящий ледяной душ – время от времени волны перекатывались через низкий борт броненосной лодки и заливались во все встреченные на пути щели и отверстия, потихоньку затапливая корабль. Трап, ведущий на мостик, тоже не стал исключением и потому появившийся на нем капитан 2-го ранга выглядел совсем удрученно – к болезненному виду добавилась промокшая насквозь одежда и всклокоченная борода.

– Что случилось, Николай Николаевич? Непогода разгулялась? – пытаясь перекричать шум разбивающихся о борт волн и гул ветра, Иениш чуть не ударил старшего офицера головой в нос, так близко он склонился к нему.

– И это тоже, Виктор Христофорович. – прокричал в ответ Протопопов, но затем указал в сторону левого борта и добавил, – Но я вас просил позвать по другому поводу. Вы только взгляните на это!

Проследив взглядом за рукой старшего офицера, Иениш с удивлением обнаружил идущую в четверти кабельтова необычную лодку. Выкрашенная в черно-желтые полосы, она напоминала большую отъевшуюся медом пчелу. Но что было более удивительно, лодка двигалась без какого-либо дыма. На ней вообще отсутствовала дымовая труба. А палуба, впрочем, как и просматривающаяся рубка, оказались полностью прикрыты со всех сторон, так что внутрь лодки не могла пробраться даже малая капля воды.

– Что это? Напоминает подводную лодку Джевецкого.

– Да, Виктор Христофорович, что-то такое есть. Но я попросил вас на мостик по другой причине. С нее фонариком постоянно передают один и тот же сигнал, который никто не может прочитать. У нас подобная комбинация точно не встречается. Видимо, иностранец. Не рассчитывал на такую непогоду, выходя в море, и увидав военный корабль, решил попросить помощи. Если у них там такой же педальный привод как у лодки Джевецкого, то люди наверняка уже выбились из сил. Мы сейчас даем пять узлов, а они от нас не отстают, если не нагоняют. Представляете, как надо крутить педали, чтобы так ходко идти да еще в такую погоду!

– Что же, сигнальте им, чтобы сближались. Попробуем взять на буксир. Хотя, в такую непогоду его может и сорвать. Но, по крайней мере, возьмем людей на борт. Если уж нам на "Русалке" приходится несладко в такую погоду, представьте себе, какого приходится людям на такой утлой скорлупке.