Герман Романов - Триумф блицкрига Страница 2

Выпрямившись на холодном кафельном полу — на подогрев, видать, у «буратины» денег не нашлось, — Андрей наскоро обтерся полотенцем и глянул в большое зеркало, что висело на стене рядом с ванной.

— О… У…

На него взирал голый сухощавый мужик лет пятидесяти, с голодным, востроносым лицом. Черная челка заброшена набок, а под носом квадратные усики, как у бесноватого фюрера.

«Зеркальный портрет», — в первую секунду подумал Андрей и дернул рукой. И в ту же секунду отображение повторило его жест. Машинально Родионов потер глаза, но Гитлер никуда не делся — он ответно впивался глазами. Только тут до Андрея дошло — изображение в стекле есть он сам. Его собственное отображение. Это же зеркало, а не телевизор!

— Твою мать! А может, «крыша» поехала?! Или сон?!

Он сильно ущипнул себя за кожу на впалом животе и сразу зашипел, как кошка. Нет, не сон это, раз боль чувствуется. Это другое, тут даже медицинский диагноз не нужен.

— На броне открылись люки — вы не бойтесь, это глюки!

Андрей потер глаза еще раз, но фюрер в зеркале не исчез. И тут для него стало все ясно — «крыша» съехала, и ничто другое!

— Ах ты, сука! — Родионов яростно взревел, безумие полностью его накрыло. Он захотел сейчас одного — разбить зеркало, уничтожить голую тварь, что сидела внутри стекла.

— А! А!!! — сильные удары кулаком проклятое зеркало не разбили, а боль в разбитых костяшках привела Андрея в бешенство. И он со всей силы врезал в ненавистное отображение лбом. И все — знакомая яркая вспышка в мозгу, и Родионов почувствовал, что снова проваливается в беспамятство, на этот раз спасительное…

— Вот он, наш старик!

— Видели?! Это же быстроходный Хайнц!

Слушая радостные выкрики спешащих солдат в запыленных мундирах, генерал Гудериан только улыбался и время от времени помахивал рукой, сидя в лязгающем ящике открытого автомобиля.

Именно таким отношением, приветливым и не без юмора, совсем не свойственным уроженцам Пруссии, он завоевал доверие своих танкистов и стрелков. И в этом был залог победы — то, что не удалось сделать четверть века назад, получалось сейчас.

Французский фронт был легко вспорот немецкими танковыми клиньями, будто по жестяной консервной банке нанесли сильный удар топором. А теперь его панцеры ушли далеко в глубокий тыл и вчера достигли заветного пролива у Булони. Голубая гладь Ла-Манша простиралась перед генералом — именно к ней он стремился, как к вожделенной награде.

Теперь главные силы английского экспедиционного корпуса и лучшие дивизии французов полностью отсечены в Бельгии и в северо-западном уголке Франции, который также именовали Фландрией, как и север Бельгийского королевства, и их участь предрешена. Сейчас для его танков есть одна задача — пройти вдоль побережья и захватить все важные порты. С падением Булони, Кале и Дюнкерка англичане не смогут вывезти свое разбитое воинство, а именно здесь их самые боеспособные дивизии.

Такая участь ждет и французов, но чуть попозже — вначале нужно добить чопорных британцев, а потом идти на Париж…

Водитель резко нажал на тормоза, и штабной «Опель», взвизгнув шинами, встал как вкопанный. Солдаты залегали у обочин, офицеры яростно кричали, напрягая горло.

— Воздух!!!

Генерал вывалился в открытую дверцу, отбежал в сторону и прилег в кювете, внимательно вглядываясь на небо. Со стороны Дюнкерка неслась стайка крылатых машин, отчетливо выделяясь на голубом прозрачном небе без единого белого пятнышка облаков.

Английские истребители пикировали на растянувшуюся колонну танковой дивизии. На крыльях заплясали огненные вспышки — пулеметы хлестанули по машинам, на пыльной земле вздыбились султанчики пыли.

Но и немцы начали ожесточенно огрызаться — навстречу истребителям протянулось множество пулеметных трасс, из кузовов грузовиков дружно затявкали, захлебываясь лаем, два четырехствольных «фирлинга» — 20-мм пушки «эрликон». И удачно — из атакующего «Харрикейна» вылетел клубок дыма, самолет завалился на крыло и с леденящим душу воем врезался в землю.

На британских летчиков зенитный огонь произвел определенное впечатление, или у них просто закончились патроны. Истребители прекратили штурмовку, и удалились в сторону моря, потихоньку сливаясь с синевой.

Генерал встал, небрежными похлопываниями ладоней стряхнул пыль и подумал, что необходимо надежно прикрывать танки и мотопехоту с воздуха собственной зенитной артиллерией — хотя бы «эрликонами», установленными в танковых башнях или кузовах бронетранспортеров. Но об этом мечтать не приходилось — такой гусеничной техники не хватало даже в боевых порядках, а тут еще средства ПВО дополнительно укомплектовывать.

Вообще-то люфтваффе десять дней прикрывало его корпус весьма надежно, но в последние сутки возникли проблемы с перебазировкой на захваченные бельгийские аэродромы — слишком далеко прорвались немецкие танки, и истребителям не хватало дальности полета.

— Пусть начальник штаба немедленно подготовит боевой приказ первой танковой дивизии на завтра. Отправить радиограммой, — генерал повернулся к адъютанту, молодому поджарому офицеру в сером от пыли мундире. Тот сразу щелкнул каблуками — истинный пруссак, настоящий.

Гудериан улыбнулся — Пруссия настолько пропиталась воинственным духом, что еще полтора века назад Наполеон грустно заметил, что она вылупилась не из яйца, а из пушечного ядра. За эти годы много воды утекло, и дух потомков рыцарей Тевтонского ордена еще более укрепился, несмотря на поражение в войне двадцатидвухлетней давности.

— К 7.00 23 мая развернуться боевым порядком к северу от реки Канш, поскольку 2-я танковая дивизия пробилась в Булонь, а во второй эшелон за вами вышла 10-я танковая. 1-й танковой дивизии двигаться по линии, — генерал остановился, а адъютант быстро раскрыл планшет с картой. Гудериан немного подумал и продолжил диктовать приказ: — Одрюик — Ардр — Кале, а затем — свернуть на восток и наступать через Бурбужвиль — Гравлин на Берг и Дюнкерк. 10-я танковая будет следовать южнее вас. Выполнять распоряжения по получении условной фразы «Наступать на восток». Начать движение в 10.00.

Гудериан покачал головой — полковник Неринг опытный и умный офицер, и штаб корпуса действует у него как великолепный механизм. Завтра все три дивизии начнут решительное наступление — реванш будет более чем убедительный, ведь любители пудинга лишатся своих лучших дивизий. А тогда победа станет близкой как никогда, и лягушатники за все заплатят!

— Как фюрер, господин Брандт?

— Пока без сознания, господин полковник. У фюрера серьезный ушиб лица, возможно, сотрясение мозга. Но, надеюсь, такого несчастья не случилось. Сейчас ему нужен покой.

Андрей прислушивался к происходящему в комнате разговору, прикрыв глаза и чуть дыша. За эти несколько минут, придя в сознание, он пока только пытался сообразить, что же произошло. Элементарный розыгрыш или эксперимент Родионов отверг с ходу, категорически — не та он птица, чтобы ему сделали пластическую операцию, увеличив рост и уменьшив габариты тела при этом. И не кошмарный сон или безумие — иначе бы он не чувствовал тягучей боли…

— Как такое ужасное происшествие могло случиться?

— Фюрер зачем-то встал на бортик. Возможно, он потерял равновесие и упал прямо на зеркало, разбив его лицом. А потом на пол, но там падение пришлось на фаланги пальцев — они сбиты до крови, как и костяшки.

— А затылком фюрер не мог удариться, господин Брандт?

— Нет, это исключено. Повреждений там нет, пострадало только лицо фюрера, особенно лоб. Травма серьезная, господин Шмундт.

Произнесенные фамилии были знакомы — как и все «поисковики», Родионов интересовался историей Второй мировой войны, а потому краем глаза цеплял в книгах имена ближайшего окружения Адольфа Гитлера — главного адъютанта полковника Шмундта и личного врача Брандта.

Андрей чуть ли не закричал от нахлынувшего ужаса, пробравшего до печенок. Теперь он осознал, что с ним случилось чудовищное по своей сути явление. Вернее, понял, что произошло, но как… Ответ на этот вопрос, даже если у него и был, вряд ли бы помог. Ведь он каким-то неведомым способом переместился в тело самого ненавистного для него лично человека — Адольфа Гитлера.

Стиснув до боли зубы, Андрей удержался от рвущегося наружу крика. Зажмурив глаза, он медленно выдохнул. Мысли и ощущения, куда-то внезапно испарившись, оставили в голове звенящую и ломящую пустоту.

«Что делать?! — пульсирующая боль билась, заполняя собой все внутренности. — Пока осмотрюсь… Потом думать буду… Главное, сейчас, в этот самый момент, не подать виду, чтобы не догадались, а там… Там видно будет!»

— Я сильно беспокоюсь за состояние нашего фюрера.