Андрей Захаров - Бородатые боги Страница 2

Также временно прекратили производить и разведку местности, ограничившись выставлением секретов и наблюдательных постов. Людям и лошадям надо отдохнуть, они ведь не железные.

Посты сделали выносными, на дорогах и возвышенностях. Один из них установили в большой башне на горной террасе, откуда ранее Антоненко-старший изучал долину. Там посуточно дежурил караул из семи человек во главе с сержантом или командиром. Для наблюдения им было выделено два бинокля. На этот пост провели телефонную связь.

Трудности и невзгоды объединяли людей из разных времен. Многие даже подружились. Уже никто никого не делил на белых и красных, все прекрасно понимали, что делить им уже нечего, все что было раньше, осталось там, в прошлом времени и его уже не вернешь.

Здесь все стали равными друг к другу. Каждый оценивался только одним критерием, своей возможностью улучшить жизнь для всех.

«От каждого по способности и каждому по потребности. Настоящий коммунизм!» — как-то пошутил Уваров. — «Правда, военный».

За эти спокойные дни так сложилось, что все перемешались между собой. Несмотря на разные времена попадания, среди красноармейцев и солдат образовывались землячества, групки по интересам и, если можно так выразиться, по профессиям, кто и что лучше мог делать. И только казаки Новицкого еще держались вместе, не перемешиваясь с другими.

Как и было предложено ранее, решили заново пересмотреть состав всех подразделений. Перед этим собрали весь лагерь и провели общее собрание. Особых возражений никто не высказал. Предложение остаться здесь и со временем перебраться в город, многие также одобрили.

То ли в шутку, то ли в серьез, но на собрании неожиданно возник «женский вопрос».

Женщин в лагере было чуть ли не в шесть раз меньше чем мужчин, а молоденьких, вообще, по пальцам пересчитать. Основной массой мужской половины лагеря былы крепкие молодые парни до тридцати лет. В первые дни нахождения в этом мире, сопровождаемые стрессами на пределе психических и физических возможностей, об «этом» никто не думал, но сейчас, когда наступили спокойные деньки, а особенно после того, как все отмылись и привели себя в порядок, у многих взыграли соответствующие гормоны.

Огонька в костер любви добавило и то, что всю найденную в «полуторке» женскую одежду передали в пользование обитательницам лагеря, а чтобы народ не скучал, по вечерам устраивали посиделки под патефон или гармонь с гитарой, где молодежь могла покрасоваться друг перед другом.

Нечипоренко попытался познакомить всех с музыкой своего времени записанной на дисках, проигрывая их в своем «Форде», но она мало кому из «предков» понравилась. Остальным показалась слишком шумной.

Из-за благосклонности той или иной представительницы прекрасной половины человечества, в лагере уже произошло несколько конфликтов между потенциальными женихами, чуть не дошедших до драк и поножовщины, но их удавалось вовремя потушить. Командиры понимали, что дальше оставлять этот вопрос нерешенным было нельзя.

Еще в первые дни после переноса в этот мир, среди женщин лагеря был создан женский комитет, занимавшийся организацией жизни и быта женщин с детьми, а также другой работой не требующей мужских рук. В состав комитета вошли наиболее активные женщины, к которым потянулись и все остальные. Все активистки оказались из сорок первого года. Те, кто попал сюда из девятнадцатого и две тысячи девятого, удивлялись их активности и возможности дружно разрешать все трудности быта связанные с попаданием в другой мир. Советское воспитание чувства коллективизма у активисток оказалось развито сильнее, чем у других.

Женский комитет возглавила молодая энергичная женщина по имени Полина, попавшая сюда из сорок первого года вместе со своим пожилым тестем и двумя маленькими детьми. До войны она работала на швейной фабрике и была бригадиром. Ее мужа призвали в армию с первых дней войны и он ушел на фронт. В конце июля Полина случайно встретила раненого земляка, ушедшего в армию вместе с ее мужем. Он и рассказал, что муж Полины погиб в первом же бою, на седьмой день войны. Так молодая женщина стала вдовой с двумя детками на руках. При приближении немцев к их городу, они со свекром, похоронившим еще до войны свою жену, решили уйди к дальным родственникам за Днепр, но не успели, оказались вместе со всеми здесь. Хоть ей было тяжело с маленькими детьми и больным свекром, но она никогда не унывала, всегда старалась найти занятие для себя и своих новых подруг. Она была среднего роста, с крепко сбитой фигурой, как шутили бойцы: «есть, за что взяться и руки не увязнут». Когда Полина улыбалась, то на ее, после всех испытаний оставшихся пухленькими щечках, всегда появлялись манящие небольшие ямочки, говорящие о душевной доброте этой женщины. К ней уже несколько раз «подбивали клинья» потенциальные женихи, но женщина, с веселым смехом давала им от ворот поворот, «даря гарбуза».

Благодаря оздоровительным купаниям и заботе со стороны Екатерины Валерьевны, командир полка Климович быстро шел на поправку. Несмотря на полученные раны, он уже спокойно мог сидеть на кровати, даже выходить с помощью нового ординарца на воздух из палатки и посидеть на деревянном кресле-пеньке, поставленном для него на берегу озера.

Постепенно к нему и к Кожемяка вернулось зрение, но глаза еще побаливали, так что долго смотреть на яркий дневной свет они еще не могли.

Алексей Аркадьевич вновь приступил к командованию отрядом.

«Мне лучше диверсионной группой командовать, чем таким полком. — с облегчением подумал Уваров. — Да и Бондарев успокоится, а то нервничает мужик, не привычно для него под пришельцем-то ходить».

На вечернее, после общего собрания, совещание командиров, проводимое в палатке Климовича, решили пригласить и Полину. Здесь же присутствовала и Екатерина Валерьевна, почти не отходившая от командира полка, к чему уже привык весь лагерь. Многие из бойцов за глаза, называли ее «командирской женой», хотя между ними ничего и не было.

Одним из первых вопросов рассматриваемых на совещании, было сохранение дисциплины среди подчиненных.

— Спокойная жизнь и отсутствие опасности, расхалаживает людей. — жаловался политрук Жидков. — Раньше, при советской власти, люди понимали все с полуслова, а сейчас? На мои обращения к ним, многие просто не реагируют. Перестали верить в наши коммунистические идеалы! Все больше с попом общаются! Начинается разброд и шатание! Надо срочно навести порядок железной рукой, товарищ подполковник!

— Юра, ты что, для наведения порядка, предлагаешь расстрелять каждого десятого, как Троцкий раньше делал? — с усмешкой спросил Дулевич. — Опомнись! Мы уже не там, где были раньше! Здесь есть люди, жившие совсем по-другому, не так, как мы! Да ты только намекним им на это, они тебя первым в расход пустят, припомнив все былое!

— А у нас уже двух женщин снасильничать хотели, еле отбились. — вдруг тихо произнесла Полина.

— Кто? Когда? — все мужчины, кроме Климовича и Кожемяка, резко вскочили со своих мест.

— Два дня назад и вчера. — ответила женщина, поправляя свою юбку. — Но кто это сделал, женщины не говорят. Не смогли увидеть. Им на голову что-то накинули и на землю повалили, но насильников спугнул кто-то. Это случалось когда шли с купания, в лесу…

— Надо выставить посты вдоль лесной дорожки, — предложил Коваленко. — Или сопровождать группы женщин в баню и назад, в лагерь…

— Это не выход. — покачал головой Уваров. — К каждой юбке по бойцу не приставишь. Обязательно найдется желающий стать сменщиком на таком посту… Да и глупо это. Те, кто не попадет в охранники, будут ребят высмеивать, что они за юбки прячутся, не каждый такое выдержит. Нервозная обстановка, как правило, приводит к безрассудному бунту. Долго так продолжаться не может…

— Что же делать? Провести разъяснительную работу среди личного состава?! — воскликнул Жидков. — Но это мало чем поможет. Они уже и так на меня не реагируют. Политотдела нет, партии нет, НКВД нет… Да тут еще и эти белые, всех разагитировали…

— Значит плохо работаете, товарищ политрук. У кого какие будут предложения? — обвел всех взглядом Климович.

— Можно мне сказать? — из укромного уголка раздался тихий женский голос.

Неожидавшие этого, все повернули головы в сторону говорившей. Екатерина Валерьевна встала с самодельного стульчика, чтобы все смогли ее рассмотреть. Делая перед совещанием перевязку раненым, она не успела выйти из палатки, да так и осталась в ней.

— Я конечно всех тонкостей воинской службы не знаю, хотя мой муж и был офицером, но в свои служебные вопросы он меня не посвящал. — начала она. — Но в отношении женщин, я могу предложить одно…

— Что именно?

— Вы говорили, что надо приставить к каждой женщине по одному мужчине. Вот и сделайте это…