Василий Кононюк - Шанс-2 Страница 2

– Языком ты горазд махать, спору нет, а может мне старику, покажешь, как руками машешь?

– Выбачай, дядьку, не сейчас. Дорога дальняя, а даже палкой покалечиться можно. Вот будем назад ехать, тогда помашем с тобой палками, готовь монеты. Я без монет не бьюсь.

– Ха, посмотрим, кто из нас без монет останется. Но осторожный ты больно казачок, так что и на казака не похож. Ну да ладно, лучину сами потушите, спите спокойно.

Оставив меня размышлять над мучительным вопросом, похож он на того, кому Господь рекомендовал много раз прощать, или может, нужно было в ухо дать за такие слова, старый солдат ушел наверх по скрипучей лестнице. Решив, что быстрее засну, если отвечу что похож, успокоенный, улегся на свою лавку.

На следующий день, оставив коней и поклажу в корчме, мы дружной пятеркой пешим строем отправились в Киев. Как объяснили опытные товарищи, пеший на воротах не платит, а поскольку торга сегодня доброго на базаре нет, то и смысла монетами разбрасываться тоже нет. На воротах недовольные охранники начали зубоскалить над нашей экономностью, тем более, что Иван вырядил нас всех, для солидности, в полный доспех, и мы были похожи на терминаторов. Как обычно, больше всех досталось мне, а поскольку грубить охранникам на воротах чревато, то приходилось отшучиваться, и брать на "а слабо". В результате, договорившись, что после пересменки, готов принять кулачный бой с каждым из них по очереди, мы наконец-то попали за крепостную стену. Там Иван и Сулим, рассудив здраво, что со мной не на роботу наниматься надо ехать, а объявлять войну Польше, решительно отправили меня с Дмитром на базар, договариваться с подходящим купцом, а сами с Давидом поехали искать постоялый двор с приезжими поляками.

Поскольку Киев того времени, уже был не столицей могучего государства, а пограничным городом, выглядел он соответственно, напоминая провинциальный городок с пятью-шестью тысячами населения, у которого на базарную площадь выходят практически все дороги. По сравнению со своим расцветом, о котором напоминали руины укреплений построенных при Ярославе Мудром, лишь правильными геометрическими размерами отличающиеся от обычных земляных холмов, город значительно ужался в размерах. Жизнь городка сосредоточилась вокруг Лавры на Печерах, и на Подоле среди многочисленных ремесленников и купцов. Одноэтажные деревянные постройки, бедность, и первые следы восстановления, как-то новый земляной вал, и частокол, сооруженный уже при Владимире Ольгердовиче, нынешнем удельном князе, наглядно демонстрировали что еще тридцати лет не прошло, как Киев был освобожден от ордынского гнета. На Андреевскую гору нам идти было нечего, да и нарваться на неприятности можно, так что княжий гостинец нам обозреть не удалось.

Попав на базарную площадь, первым делом, я потащил Дмитра к скучающему бандуристу, которого никто не слушал, по причине практического отсутствия на рынке покупателей. Живописав бандуристу, жизненный подвиг Керима, и убедив его с помощью монет, что наша с ним задача рассказать об этом потомкам, взялись сочинять думу. Поскольку моя голова была полна всевозможных поэтических заготовок типа, "то не темна хмара насувает, то татарская Орда налетает", "то не ясен долу похылывся, то молодой казак зажурывся", поэтическую часть думы я доверил Богдану, объяснив ему принципы поэтического творчества и привел в пример пару песен про казаков которые я приблизительно помнил. Богдан с радостью занялся новым для себя делом, и легко выдал почти готовый текст за каких-то пятнадцать минут. Малыш обещал стать выдающимся сочинителем, слова складывались у него в рифмованные строки очень просто и естественно, тем более что народ к рифмам был не капризен, и с удовольствием слушал под музыку и белые стихи. Музыка в те времена разнообразием не блистала, так что в скором времени мы с Дмитром проводили контрольные слушанья нового хита.

Я позволил себе только слегка изменить концовку, придав ей более жизнеутверждающий характер. В конце песни главный герой, казак Кирим Вырвыноги, наступив на одну ногу своего кровника, вторую потянул в сторону, попытавшись, в такой способ, разделить его на две равные половины. Эта попытка окончилась неудачей, а в руках у казака осталась оторванная нога супостата. Несмотря на то, что лирический герой не смог добиться симметрии в финальном рисунке песни, я понял, что это произведение найдет благодарного слушателя, и наш творческий труд будет по достоинству оценен.

Увлекши за собой потрясенного Дмитра, оказавшегося рядом с таинством творения, на неподготовленных людей это всегда действует оглушающе, и громкие крики участников процесса тут совершенно ни при чем. Глушит совсем другое, например, когда кто-то в порыве творчества, размахивая руками, заедет неподготовленному зрителю локтем в нос, как это получилось у меня с Дмитром. Окрыленный первой удачей на ниве творческого труда, я смело направился к купцам, расспрашивая, не собираются ли они в Чернигов. Отрицательный ответ меня нисколько не смущал, и я тут же принимался рассказывать им одну из заготовленных баек. Если купец в своих маршрутах посещает Волынь и Галичину, значит шла байка про кого-то из нашего села, как пример удачливых переселенцев в казацкие земли, с убедительной просьбой передать привет родственникам или знакомым при очередном посещении этих мест. Если нет, то в зависимости от характера купца, выдавал ему, либо смешную и пикантную историю про католического священника, либо угрюмую и страшную. Попутно, мы нашли пару обозов отправляющихся с утра в Чернигов, и поинтересовавшись условиями найма, шли дальше. Условия у всех были одинаковы, выработанные годами. За этот переход платилось по две серебрушки на брата, плюс харчи за счет нанимателя. Но мне был интересен сам процесс. Увлекшись творческим трудом, начал задумываться, а не сосредоточиться ли мне целиком на идеологической работе, раз это у меня так хорошо получается, но жизнь в очередной раз подтвердила, что любое ноу-хау без силового сопровождения, не более чем пустое место. Любую деятельность, даже такую безобидную, как рассказ анекдотов нужно защищать и доказывать свое право этим заниматься. Какой-то новоявленный пан, из бывших бояр, переметнувшийся в католичество, шел по базару со своими двумя гайдуками. Привлеченный громким смехом и моим звучным голосом, начал прислушиваться к рассказу, а потом решил вступиться за честь своей новой веры и ее священнослужителей.

– Как ты смеешь лайдаку, такое рассказывать!

Услышал я одновременно с чувствительным тычком в плечи. Поскольку меня многократно предупредили, что за поединок с применением заточенной стали, в черте Киева легко остаться без головы, а за мордобой в не установленном месте получить батогов, пришлось ограничиться словесной дуэлью. Первым делом я обратился к слушавшим меня купцам.

– Добрые люди, а пойдите гукните стражу, вон она с того конца базара, скажите, бьют православных в Киеве, в стольном граде земли нашей, шляхтичи новоиспеченные, считают, что закон не для них писан. – Народ ответил одобрительным гулом, теснее смыкая кольцо вокруг шляхтича и его гайдуков.

– А ты чего лезешь пан, куда тебя не просят? Стоят люди, балы точат, тебя не трогают, к себе не зовут. Ну ничего, сейчас виру князю заплатишь, за то что бучу поднял, тогда угомонишься. А встречу тебя за стенами, тут держись, целый не уйдешь, и гайдуки твои тебе не помогут.

– Так я тебя на шматкы порубаю шмаркач!

– Так может, не будем ждать стражу, а пойдем уже к воротам, там и поговорим рядком, никто нам мешать не будет?

– А пойдем!

Оставив купцам для стражи пару медяков на пиво, чтоб не догоняла, и не интересовалась особо, что тут приключилось, мы дружной пятеркой двинулись к воротам.

Три на два расклад не ахти, Дмитро откровенно мандражировал, ведь тупому ясно, без свидетелей ни о каком честном поединке речи быть не может. Один из гайдуков вызывал явное опасение, лет тридцати пяти от роду, легкостью движений он напоминал Ивана. Вместе с тем открытое лицо, и пара неодобрительных взглядов которые он бросил на своего пана во время нашего диспута, невольно располагали к себе, и я никак не мог придумать, как решить это противоречие. Пан был фигурой представительной, по объемам напоминавший Василия Кривоступку, моего давнишнего соперника в кулачном поединке, доспех у пана был не хуже нашего, на польский манер, глухая кираса защищала грудь и спину, под ней кольчуга, наручи, и прочие железяки в положенных местах. Его гайдуки тоже шли не голые и не босые, кожаный доспех с нашитыми бляхами и шлем на голове был у каждого. Так что если трезво оценивать наши силы, никаких шансов в рубке у нас не было. Не даром Дмитро шел, как в воду опущенный, проклинал видно тот день когда со мной связался. Но как правильно говорил капитан одного судна "Еще не вечер", да и маменька моя новая научила меня одной мудрости, помню, аж дрожь меня от ее науки взяла, "Всегда помни, любого легко убить, если подобрался близко". Так что как только мы вышли из ворот, я вклинился по правую руку от шляхтича между ним и его старшим гайдуком. Дмитро с младшим гайдуком, неприятным типом, который большой щелью между передними зубами, и вытянутыми вперед скулами лица, напоминал большую крысу вставшую на задние лапы, пристроились во второй шеренге. Еще когда мы выбирались из города раздельно, шепнул Дмитру, что по моей команде нужно будет сразу бить того, кто рядом кулаком в горло. Командой будет, когда я громко скажу слово "Кабан". Дорога по совершенно открытой, очищенной от деревьев и кустарника местности вела к леску, возле Киева лесов много. Навскидку от стен до нужного нам всем леска, по прямой, было чуть больше километра. Пока мы шли, я тщательно забалтывал противника, агитируя его бросить свою скучную жизнь, и вступать к нам в казаки.