Андрей Мартьянов - Проект Германия Страница 2

План начальника генштаба Красной армии Василевского выглядел безупречно.

Василевский о замысле операции «Сатурн» писал так: «Ближайшая цель операции — разгром 8-й итальянской армии и немецкой оперативной группы „Холлидт“. Для этого на Юго-Западном фронте создать две ударные группировки: одну — на правом фланге 1-й гвардейской армии (в составе шести стрелковых дивизий, трех танковых корпусов и необходимых средств усиления) для нанесения удара с плацдарма южнее Верхнего Мамона в южном направлении, на Миллерово; другую — в полосе Третьей гвардейской армии к востоку от Боковской (в составе пяти стрелковых дивизий и одного механизированного корпуса) для одновременного нанесения удара с востока на запад, также на Миллерово, чтобы замкнуть кольцо окружения. В дальнейшем, разгромив итальянцев, подвижные войска фронта выходят на Северский Донец и, захватив переправу в районе станции Лихая, создают благоприятную обстановку для развития дальнейшего наступления на Ростов».

Восьмая итальянская армия представляла собой серьезную количественную силу — десять дивизий, уже проявивших себя в боях. Правда, германское командование справедливо полагало, что итальянцы прилично воюют только под их — немецким — присмотром. И действительно, любой серьезный успех, которого достигала Восьмая армия, не обходился без помощи немецких танков. Так, в июле 1942 года итальянцами был разбит советский плацдарм у населенного пункта Серафимович, и там же Третья пехотная дивизия успешно отбила довольно серьезную атаку советских войск. Немецкое командование отзывалось об этих успехах иронически…

Оставленные без присмотра на левом фланге, между румынскими и венгерскими войсками, итальянцы отнеслись к подготовке оборонительных рубежей весьма беспечно. Не было выкопано даже обыкновенных траншей. Пришедшее в ужас командование поручило «страховать» итальянцев армейской группе «Холлидт», названной в честь командующего ею генерала К. А. Холлидта.

В составе этой группы были Сорок восьмой танковый и Семнадцатый армейский корпуса.

Именно оперативная группа «Холлидт», мешавшая прямому наступлению на итальянский участок фронта, приняла на себя первый удар. Против нее в ходе состоявшейся операции «Малый Сатурн» было брошены силы трех армий, и к январю 1943 года группа была отброшена к Ворошиловграду.

Насколько эффективным был бы первоначальный план Василевского — можно только догадываться. Возможно, «Холлидт», вынужденная оборонять одновременно и свой, и итальянский участки фронта, в самом деле была бы обессилена раньше.

Но что последовало бы после? Предположим, что Манштейн не пришел бы на помощь Паулюсу. Советской стороне не пришлось бы отражать его атак, направленных на то, чтобы разомкнуть кольцо вокруг Сталинграда. Первая часть операции «Сатурн» была бы осуществлена в срок и малыми потерями. Советские войска, собранные у Сталинграда в единый кулак, не дождавшись полного разгрома армии Паулюса, снова разделяются, и отборные ударные корпуса занимают Ростов и движутся дальше, к Кавказу. Допустим, скорость их продвижения не позволяет врагу укрепиться и серьезного сопротивления он не оказывает… но линия фронта растягивается, ударные корпуса удаляются от ее центрального участка всё дальше и дальше.

Есть мнение, что Манштейн, сорвавший своей неудачной попыткой прорыва операцию «Большой Сатурн», оказал нам серьезную услугу. Возможно, если бы вместо поспешного и плохо подготовленного наступления он передислоцировался, выбрал нужный момент и атаковал позже, на другом участке фронта, ему удалось бы отсечь от основной армии ударные корпуса, движущиеся к Каспию и Азову, а затем и вернуть Ростов — удобную позицию и для обороны, и для дальнейшего наступления. Советским войскам снова пришлось бы разделяться, ударного кулака уже не получилось бы, и — как парадоксально это ни прозвучит — вполне вероятно, что в результате Сталинград немцам удалось бы удержать.

Но, по счастью, Манштейн сам не мог принимать решений такого уровня, а приказ из ставки Гитлера был совершенно недвусмысленным — спасать Паулюса, срочно и любой ценой.

Создается впечатление, что связь между фронтом и Верховным командованием была у немцев нарушена в обе стороны. Погибающим от холодов солдатам вермахта Берлин присылал презервативы и шоколад, а фронт, в свою очередь, посылал в Берлин сводки, расходящиеся с действительностью. Хваленый немецкий орднунг к концу 1942 года сохранял только видимость упорядоченности…

Вернемся к нашим гипотетическим предположениям.

Активные военные действия на Кавказе в этот период времени могли побудить Турцию нарушить свой нейтралитет. Этот нейтралитет, к слову сказать, был весьма условным. Фактически до вступления советских войск на территорию Европы Турция негласно сохраняла за собой статус «невоюющего союзника Германии», щедро поставляя Рейху незаменимую в военной промышленности хромовую руду, медь, кожу, хлопок, а также богатый ассортимент продовольственных товаров и сырья.

Планы нападения на Советский Союз у Турции были, и особое внимание в этих планах уделялось интересам Турции на Кавказе. Турция претендовала — ни много ни мало — на территории Азербайджана и Армении. За это стоило бы повоевать. Но относительное спокойствие на кавказском участке фронта, а затем ухудшающаяся обстановка на Волге превратили нерешительность в откровенное нежелание вмешиваться всерьез.

Надо сказать, что Турция сохраняла дипломатические отношения с Германией вплоть до осени 1944 года, а свои обязательства по военным поставкам выполняла почти до самого конца войны. Но это не помешало депутатам меджлиса М. Э. Бозкуту и М. Окмену опубликовывать следующие заявления.

«Турция была верна своему союзу (с Англией и Францией) и оказала союзникам большую помощь, чем воевавшие страны…»

«Если бы Турция не противостояла как твердая скала гитлеровской Германии, то результаты двух побед — под Эль Аламейном и Сталинградом — были бы более чем сомнительны. В героизме Сталинграда есть также доля славы турецкого народа, который, как скала, оборонял проливы и свои границы…»

Есть в этом дипломатическом бесстыдстве что-то от былого величия Блистательной Порты, когда при помощи интриг и торгашества Османская Империя контролировала едва ли не половину Европы! Да только времена изменились…

Теперь представим, что происходило и могло произойти в оккупированной Франции, если бы реальные события развивались несколько иначе.

Франция оказалась единственной среди великих держав Европы, которым пришлось пережить полный военный разгром и, как следствие, оккупацию. Для гордого сознания свободного француза — республиканца, воспитанного на идеалах Просвещения и Великой революции, — это было шоком. Но факт остался фактом, как его ни трактуй (а он был оттрактован, и отнюдь не авторами альтернативных писаний, но дальновидными и умными политиками): Франция была, опять же, единственной из захваченных немцами стран, где создание законного правительства напрямую обуславливалось обстоятельствами военного поражения.

Иначе говоря, разбитые в ошеломляюще короткие сроки гордые французы вытащили из закромов военной славы старенького Маршала и попытались сделать вид, что «так и надо».

Естественно, сколько ни говори «халва», во рту слаще не станет. Французы очутились в ситуации, когда им пришлось жить, год за годом, в состоянии позора. Этого не в силах вынести ни одна нация.

Здесь следует вспомнить о том, что француз по «историческому воспитанию» своему — республиканец. А республиканское сознание основано на представлении о том, что общественные связи — это результат добровольно заключенного договора между равноправными индивидуумами и обществом (государством). Идея Вишистского государства — идея объединения «Великой Франции» на национальной почве, более того, попытки встроить эту «Великую Францию» в более общую «Великую Германию», в «новую Европу», — воспринималась республиканским сознанием как контрреволюционная. Собственно, так оно и было.

Республиканское сознание отвергает «неизбежность сотрудничества с нацистами». Стержневая мысль Просвещения, на котором, повторимся, взращен француз, — «с угнетателями не только можно, но и должно бороться». Угнетенный имеет право на восстание.

Именно в этом — разгадка того изумительного факта, что в Сопротивлении участвовали отнюдь не маргиналы, но вполне солидные люди: служащие, знать, интеллигенция, рабочие, землевладельцы. Это не люмпены, которым нечего терять, кроме своих цепей. Это граждане, прочно и хорошо встроенные в социальную структуру.

А ведь им приходилось бороться против правительства, считавшегося законным. И эти люди должны были, следовательно, обладать не только личной храбростью, необходимой для всякой борьбы, — они также должны были быть готовы идти на нарушение закона. Законопослушные буржуа с легкостью преступали закон! Почему?